ааааааааа

 

Юрий Динабург

МЕМУАРЫ

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

 

 

аааааааааааааааааа ааааааааа лЯ б за героя не дал ничего

аааааааааааааааааа ааааааааа И говорить о нем не скоро б начал,

аааааааааааааааааа ааааааааа Но я писал про короб лучевой,

аааааааааааааааааа ааааааааа В котором он передо мной маячил╗а (Б.Л.Пастернак)

ааааааааа

Автор мемуаров Ц заведомый антигерой,- (а что такое кстати этот короб лучевой? Ц мы в этом разберемся много позже).

ааааааааа Антигерой по законам жанра как говорится.

аааааааааааааааааа ааааааааа Я не хотел бы вовсе снова быть каким-то новым анти-Е

аааааааааааааааааа ааааааааа Довольно было мне ходить в антисоветчиках

аааааааааааааааааа ааааааааа Уйти бы мне тогда совсем в Античность

лВ ту неизвестную страну, откуда ни один к нам путешественник еще не возвращался╗. (Гамлет).

аааааааааааааааааааааааааааа В Античности все было антинаше

аааааааааааааааааа ааааааааа И анти-современно, анти-мирно

аааааааааааааааааа ааааааааа Разгуливали там повсюду Антинои

аааааааааааааааааа ааааааааа Что в трезвом виде смолоду гуляли нагишом

аааааааааааааааааа ааааааааа А до преклонных лет не доживали в большинстве

аааааааааааааааааа ааааааааа А ежели дожить случалось до семидесяти лет

аааааааааааааааааа ааааааааа То пить зарекшись окончательно, садились сочинять

аааааааааааааааааа ааааааааа Кто диалоги как Платон философ

аааааааааааааааааа ааааааааа А кто трактаты вроде КсенофонтаЕ

***

ааааааааа лСладостный сон. Приходишь ты какЕ╗ (Гете, лЭгмонт╗).

лНе спи, не спи, художник╗ (Пастернак).

***аааааааааааа ааааааааа

 

ааааааааа 1

ааааааааа Детская память специфична и удерживает часто события во всей их комической конкретности. Этим часто пользуются писатели юмористы и сочинители анекдотов. В юности я вспомнил ранние случаи пробуждения во мне вольнодумства. Мое детство, вероятно, было необычайно счастливым хотя бы тем, что я вырос в семье очень дружной, несмотря на явное разномыслие взрослых. Заметно было только, что мама все еще стыдится своего непролетарского происхождения и преследует собственную мать упреками за ее религиозность. А за бабушку, упорствовавшую в своем лютеранском исповедании, вступался только зять-еврей. Разговоры их впечатляли меня иронией отца, произносившего сплошь непонятные слова: лПусть я агностик и обыватель, но если ты, дорогая, будешь травить своим комсомольским фанатизмом, я двумя-тремя словами о твоей лцеркви╗ и ее делах доведу тебя до слез ярости. Это ты знаешь (по опыту), лучше меня не провоцируй!╗ Эти разговоры повторялись и очень запомнились.

ааааааааа Моя любимая няня Александра Ивановна однажды отнесла меня в церковь на крещение, и в доме опять был скандал. Отец сначала хохотал, а потом впервые повысил голос и пригрозил, что сам найдет время пройти обряд крещения, хотя ему очень некогда, но раз уж это так важноЕ и т.д. Мы жили тогда напротив костела, который в 1932 попробовали взорвать к моей великой радости; в мальчишках сидит необычайная воинственность. Бабушка в ужасе оттащила меня от окна, за которым грохотало.

ааааааааа Я с родителями первые 12 лет ежегодно проезжал из Ленинграда в Челябинск и обратно. Ленинград,- рассказывал я на Урале,- самые гористый город (улицы я считал ущельями), а живут люди там в горах. Дома Ц это то, что я видел в Челябинске иЕ А Москва вся составлена из гибридов домишек и гор; у кого-то я перехватил всю эту риторику?

ааааааааа Бабушка после ареста отца до смерти молилась за него, а я говорил, что его убили. Половина моих одноклассников были из домов лгородка╗ НКВД и я хорошо знал, как мы говорили между собой о необходимости истребить всех врагов народа. Это все школьные ребята, ходившие к нам играть: дворик-садик при нашем домике был уютнее их асфальтированных дворов. Я все это вспоминаю с присказкой из анекдота об Елисееве, посетившем бывший свой магазин на правах туриста: - Как много у меня здесь было всегоЕ и кому это все помешало? Куда-то убралиЕ

ааааааааа Было намерение у отца и бабушки обучать меня английскому и немецкому, но и это помешало моей бедной маме. Она протестовала: лСоветская школа даст необходимое, без всяких буржуазных излишеств╗. Отец хохотал и возражал в духе короля Лира: нет тебе никакой необходимости носить красивые платья. Вот в моем королевстве даже последний нищий имеет что-нибудь лишнее Ц кроме необходимого. Я вспомнил этот аргумент, найдя его потом у Шекспира; рассказы отца о нем сделали меня таким чудаком, что я через 40 лет привил своей дочери любовь к Англии Ц такую, что она вышла замуж за молоденького англичанина, приехавшего для знакомства в СССР.

ааааааааа Вражду мамы к чужим языкам я истолковал как игру в пролетарку. Разговоры о бедных и богатых где-то там мое восприятие прояснили: бедная мама, она красивая, но почти все она считает лишним, потому что она бедная. Тут еще прозвучали слова о нищих духом Ц и я спросил: лМама, это про тебя? Нищий Ц это кто ни с чем, ни с Богом, ни с чужими языками?╗ Тут бедная мама дала мне уникальную пощечину (вторую я получил много позже, когда она вообразила, что я в насмешку, по ехидству, спросил о смысле какого-то матерного слова). Тут у меня зазвенело в ушах, мама, бедная, опять заплакала. Мы помирились, но я тут же спросил: а в школе меня тоже будут учить-воспитывать, отучать от английского? По-немецки она сама очень непоследовательно поговаривала со мной, пока фашисты не напали. Вот тогда она сама потеряла права и амбиции, бедная мама. До 1949 из города выезжать не смела.

ааааааааа А про школу я понял, что там будет скучно, потому что слово лсоветская╗ говорилось всегда про какую-нибудь ерунду. Это я понял еще до 1937 года. Разумеется, в голове у меня все путалось. Я спрашивал: а почему не все страны лсоветские╗? (лучше бы врали, что лвсе╗!). В ответ говорилось что-то нудное вроде того, что мы одни такие умные, а за границей в основном дураки. А все эти инорсовцы (иностранные рабочие и служащие) Ц разве они глупы?

ааааааааа Потом была лКоричневая книга╗ про фашизм в Германии, разговоры о войне в Германии и о том, как бы мне скорей туда попасть (лЧтоб землю в Гренаде крестьянам отдать╗). Это уже в школе: я туда ходил в шапке-испанке и в нашей приходской при НКВД школе им.Энгельса мы приветствовали друг друга словами лRot Front!╗.

ааааааааа Свободомыслие возникает в критические эпохи гораздо раньше право- и дееспособности, которая наступает всего ранее, чем в истории, наступает доисторически с появлением современных образцов автоматического оружия и компьютерной (хакерской) техники. Я помню как мы пятиклассниками цедили сквозь зубы о жизни взрослых: лТроекуровская псарня╗ (где псам, а не людям живется хорошо). Мысль и живая речь Ц оружие (хотя и не смертоубийственное), на тысячи лет опередившее автоматы Калашникова и даже бумеранги. Оно подобно средствам перехвата, возвращающего зло на головы тех, кто его сеет и мечет вдаль. Но не всем понятно до сих пор, что дети Ц не дикари; в них просто меньше варварства, чем в их терроризированных или завистливых отцах.

ааааааааа Мы замечали ожесточенность атеистических внушений старших. Все особенно далекое было особенно ненавидимо: Бог, поп, буржуй Ц где они? Не то очень далеко, не то их давно нет. Моя мама с особенным злорадством цитировала строчки:

лКарла Маркса поп читал Ц

Ничего не понималЕ╗

Где поп, где К.Маркс? Вблизи был акад. И.П.Павлов с опытами на собаках. Он вызывал во мне неприязнь: я очень любил и жалел собак (а они это чувствовали). Но однажды в полупустынном парке (мы были на лыжах) по радио что-то говорили, отец снял шапку. Ц Что случилось? Ц Умер Павлов. Ц Какой Ц Великий ученый.

ааааааааа Как видно, отец не был бдителен и не политиканствовал. Он был беспартийный спец, обывательствующий интеллигент, ему математика и Шекспир были значительней, чем все лближайшие╗ с точки зрения лмоей топологии╗. Что И.П.Павлов своей рефлексологией на собаках подбрасывал простодушно идеи преобразователям природы человека, которые знали лмы не можем ждать милостей от природы,- взять их у нее Ц вот наша задача╗. Создать нового человека, доступного непрерывной реанимации. Кстати, хотел ли бы Ленин, чтобы его воскрешали с абсолютной точностью? Именно Ленина Ц а не клонировали в качестве кого-то нового? Создать нового человека любыми средствами, ни перед чем не останавливаясь,- вот в чем виделась самая заманчивая, самая сверхисторическая задача. Для тех, кто способен ни перед чем не останавливаться в презрении к природе старого человека (лветхозаветного Адама╗) Ц для тех эта задача осталась на все времена самой заманчивой.

ааааааааа Презрение к природе человека не могло не сложиться у людей, в массе миллионной выброшенных из своего быта в безотцовщину. Пока они составляли узкий маргинальный слой, у них не возникало исторических, революционных амбиций: они составляли всего лишь романтический персоналитет романистов типа Эжена Сю, Диккенса, Гюго, Конан Дойля. Но война, которую назвали Мировой не зря, а за ней гражданская война, создали мощную социальную прослойку сиротства, выжившего в условиях беспризорничества. Консервативная ее часть пошла за Остапом Бендером, уважающим Уголовный Кодекс. Другая пошла за Дзержинским, наследники которого из этой среды черпали свои лучшие кадры для великой работы, начатой с дела лПромпартии╗. Менее пластичные массы образовали у нас великую армию блатного уголовного мира воров в законе, тоже трансмутирующего по-своему из десятилетия в десятилетие.

***

2ааааааааа Челябинск моего детства был пейзажем погод: морозного зимовья (все в снеге, а поверх всего луна или солнце в радужных кольцах и черная тишина ночи) Ц либо жаркое лето и пушистая (легкая как тополиный пух) пыль на дорогах. Эти две погоды разделены были веснами и осенями нашей жизни в саклистом Ленинграде, в гористых городах, как я объяснял в Челябинске, имея в виду в теснинах высоких зданий. В Москве, впрочем, я видел не столько застройку, сколько механизмический, транспортный парк. В архитектуре мне виделось не царство человеческих жилищ, а скопище загонов для железного скота (метро представлялось его основой и нутром с лифтом),- для всего того разномастного и разнопородного транспорта, который людям приходилось всячески объезжать и манежить. Трамваи и автобусы (не говоря уж о такси) казались мне, дошкольнику, металлическим скотом, который выкатывали откуда-то из недр строений для общемосковской игры в дрессировку транспорта. Весь смысл московской жизни мне виделся в этой игре. В Челябинске жизнь скучновато сводилась летом к созерцанию Ц как растет трава, плывут облака (или нагромождаются подружками друг на друге Ц в виде подушек) или как гримасничает в небе луна, такая претенциозная в своих ужимках и самоизлученьях. Разумеется, мне было бы легче описать тогдашнюю домашнюю интерьерную жизнь: в Москве она была пестра и беспорядочна,- здесь мы были не у себя дома, здесь мы были гостями Ц с нами играли, мы играли не в себя, а в кого-то, мне незнакомого.

ааааааааа В Челябинске все было у себя Ц и огонь в печи и филигранный лед на оконных стеклах, а он причудливей всех орнаментов на обложках книг, пейзажей внутри их и декора посуды; и гости с немосковской медлительной речью, со спокойными жестами.

ааааааааа А в Москве жизнь была как в старом (довоенном) кино, где все состязались в суетливости с Чарли Чаплином или с Игорем Ильинским и вообще с лВеселыми ребятами╗ (успешно скрывавшими свое родство с миром Ильфа и Петрова) и с лДетьми капитана Гранта╗.

ааааааааа Но совсем другой была жизнь в Ленинграде, хотя только через несколько десятков лет я понял, что отличие это было не в жизни обитателей (бывших обитателей), а в жизни как таковой, совершавшейся над нашим человеческим, простолюдинским уровнем, который был когда-то и при старом режиме общим уровнем мещанства, и дворянства, и прислуги мещанско-дворянской Ц жизни, в которой главными событиями были календарные праздники с наводнениями, упреждаемыми пушечными выстрелами, и сенсациями, ничем не упрежденными. лЦаря убили╗ - свидетельницей этой сенсации была моя бабушка. Ей было 12 лет и она была метрах 20-30 от события, а потом всю жизнь описывала по-своему.

ааааааааа В Петербурге-Ленинграде до сих пор (и еще долго) можно видеть жизнь как таковую, идущую поверх обывательского присутствия при Ней, при Жизни, в своих обывательских образах старения, лечений, скучания да исполнения естественных нужд да ожидания сенсации. За недостатком сенсаций (хотя бы дней свадеб, торжеств, похорон) можно было бы ходить в театр или Lustgarten.(Увеселительный сад).

ааааааааа А над этим и поверх всего-всего шла Сама Жизнь, которой внизу совершалось убогое подражание в жанрах художественной самодеятельности и народной самонадеянности. Жизнь, которую осязаемой, зримой делала пейзажная (ансамблевая) застройка Петербурга как бы кладбищем императоров,- всеми их дворцами, храмами и казармами. И оказывалось, что жизнь в высоком смысле идет именно на этом кладбище, на этом ипподроме петровских и николаевских коней, на этом манеже реформ и театре идей и вкусов, на этом ристалище и полигоне исторических воль и фантазий.

***

ааааааааа 3

ааааааааа Ранние воспоминания едва ли возможны у человека, прожившего детство в единообразной среде. Для ранних воспоминаний необходим опыт преображенья пространства субъективно переживаемый, например, когда засыпаешь в тесном вагоне, продолжающем обстановку перрона, вокзала, Невского или Гончарной. Или ул. Пушкинской. И вдруг просыпаешься утром Ц а за окном крутящееся пространство среднерусской полосы. Может быть не между Питером и Москвой, а дальше на пути к Самаре встречаются весьма открытые пространства, как бы сплошные поля или степи, какими их может мыслить русский мальчик понаслышке, если живет он в больших городах и не поймал еще Золотую Рыбку, чтобы была она у него на посылках. И не взлетел к Золотому Петушку на тонкий шпиль Петропавловского собора. Кто-то сказал мальчику, что петушок этот не Ангел на соборе, а что Петушок у нас в России был двуглавый и рядился под Орла. Требовал по крайней мере, чтоб Орлом его считали и называли все вокруг.

ааааааааа Так начинались гамлетические различения между быть или казаться:

лИ мать грозит ему в окно,

Ему и больно и смешно╗ -

и любит она цитировать малоуважемого ею поэта:

лТак начинают года в два

От мамки рвутся в тьму мелодий╗. (Б.Пастернак)

ааааааааа У моего героя не нашего времени (иных времен Ц смертного времени) была настоящая мамка, отдельно она от матери была, и любима больше самой мамы: справедливость так жестока в этом мире (и она диалектична?) Ц вот в чем лсобака зарыта╗,- только о справедливости и думали в шиллеровские времена, подарившие нам эту диалектику. Даже в доказательствах теорем чаще всего слово лсправедливо╗ (будет утверждать) замещало священное слово листина╗. Вот и провалились мы в сплошную диалектику.

ааааааааа Эта мамка однажды, никого не предупреждая, отнесла меня креститься в Божий храм и по всем народным представлениям это наложило на мою жизнь глубочайшую печать, хотя сам я об этом состоянии не помнил уже несколько дней спустя и услышал о нем только от родной мамы, Ирмы Фридриховны Динабург, урожденной Бальтазар. Очень она была возмущена самоуправством мамки моей Александры Ивановны, обошедшейся со мной как с барчонком какая-нибудь крепостная раба. Не знаю, тогда ли или чуть позже сфотографировалась она еще со мной и так сохранилась у меня последняя памятка о моей крестной. Но это все семейные преданья до сих пор, все остальное я свидетельствую под личную ответственность очевидца. ( лАвтор╗ слишком высоко уважает то, что называют Благодатью, чтобы думать, что она Ц Благодать могла добываться как-то исподволь или посредством символических действий. Там, откуда Она исходит, наши человеческие заботы могут скорее мешать, чем помогать. Конечно, я не сам себя изобрел и сконструировал, но желание пожилой женщины (няни) сделать для меня что-нибудь важное мне на всю жизнь, меня умиляет в течение всей этой жизни. Это желание женщины, которая была уже близка сама к смерти в полной уверенности. Озабоченность кем-то, например, хотя бы ребенком, которого она воспитует, на фоне современной всеобщей незаинтересованности друг в друге и беззаботности во всем, кроме себя самого, определяет, так сказать, моральную дистанцию этих разных времен гораздо отчетливей, чем любые измерения в единицах вращений в космосе и тому подобное.)

 

 

4

ааааааааа Не только у нашего соседа инженера Брандта была коллекция русских идиом (пословиц, поговорок) Ц почти каждый человек тех поколений был у нас еще носителем такой веселой языковой компетенции, построенной по принципу Sapienti sat, делавшей аутсайдеров комическими персонажами русского общества. Говорили: лтак вот в чем собака зарыта╗ - и дети начинали ломать головы над вопросом: какая собака? Та, что у попа была любима и убита и забыта; а те, кому следует, понимали, что собака здесь Ц heart of the matter Ц она сама может зарыться живьем в сюрреалистических кучах. Собаку зарывают, а кошек выбрасывают куда попало, в помойки, мусорные кучи, хотя дохлая кошка имеет гораздо большую силу, чем даже дохлый пес,- читайте об этом у Марка Твена в связи со способами искать клады или выводить бородавкиЕ

ааааааааа Я столкнулся с дохлыми кошками на той самой полянке, на которой проходило раннее мое речетворчество Ц в устном его, фольклорном периоде Ц как позднее мое текстослагательство приходит теперь тоже в движение Ц на разных видах общественного транспорта Ц в метро по крайней мере.

***

5ааааааа (Я- Ирме Федоровне)

ааааааааа Похвалы нагоняли на меня тоску и даже улыбки смущения, вроде тех, которые внушали мне чувство неловкости, которые к недоумению старух вызывали у меня их хоровые причитания по поводу безрукости бабушки Ц где бы мы не появлялись Ц на нас смотрели во все глаза и причитали с искренней преувеличенной аффектацией,- ибо я видел, как быстро переключали внимание. В этом сочувственном страхе по поводу чужого несчастья столько очевидной радости за себя, что со мной этого не будет, это очень маловероятно, чтоб это случилось со мной! Ц и есть же, слава богу, люди несчастнее меня, и т.п.

ааааааааа От скуки с бабушкой Омой (Амалией Адольфовной) я был спасен первым большим чтением Ц Жюль Верном лВеликие мореплаватели ХУ111 столетия╗ - богато иллюстрированным, где в основном я видел дикарей, разнообразней и понятней Гайяваты,- голых рядом с изящно одетыми мореплавателями и столь же изящными кораблями. Везде я видел людей, соизмеряющих друг друга по множеству параметров Ц и всякое подобие равенства выступало как условность. Перекрыло это наблюдение потом только чтение лМоцарта и Сальери╗.

ааааааааа Я ведь был очень сангвинистичен и жизнерадостен Ц жить одним высокомерием мне было ужасно тягостно, а как папы с нами не стало, до 10-го класса, лет 7 ни один собеседник не бывал мне интересен дальше одного разговора. Я чувствовал себя Гулливером. С тобой у меня все определилось твоей одной фразой: лСоветская школа научит всему, что нужно╗,- сказала ты Оме, когда она вздумала учить меня еще и французскому. До чего это тень бросило на слово лсоветская╗. Я не подумал, что так ответила ты не из доверия к школе, а из отсутствия интереса ко мне,- из нежелания заниматься мной Ц чему-то там учить. Я понял только, что все советское Ц это казарменная замена всему семейному и вообще основанному на личностных отношениях. Какая-то советская школа, где решает не один, а сразу несколько людей, там кажется и есть совет, а вместе люди всегда многословно-глупее по сравнению с теми же людьми, наблюдаемыми порознь.

***

ааааааааа (Я- Ирме Федоровне)

ааааааааа Главное действие школы для меня было в скуке: никогда больше в жизни я не скучал Ц как только с нашими домработницами и школьными учителями и товарищами. Школьная учеба была связана воедино тягостным наблюдением своего умственного превосходства. Мои товарищи превосходили меня во множестве других отношений, но здоровые и сильные то и дело болели или были биты, или трусили в драках. Но ничего столь постоянного я не наблюдал, как свою способность быстрее всех сориентироваться в любой новой теме (ситуации и т.п.). И не выдумывай, что это сделало меня высокомерным: я более всего жалел бы всех остальных, если бы не приходилось скучать. Если бы не ежедневные прямые наблюдения, я бы никогда и не вообразил бы, до чего средние люди слабы (по масштабам того, что я находил в себе) Ц зрелище деморализующее, ибо я видел много среди них

мальчишек, которые ощущали примерно то же в обратной перспективе зависти, почему в средних классах я так не любил ходить в школу. Я стал учиться подчеркнуто небрежно, я научил маскировать всякое проявление самооценки и даже скуки в общей куче людей, почти лишенных интереса ко всему на свете. Желание отделаться от осточертевшей среды толкнуло меня сдавать за 8-й класс экстерном,- но ведь я к этой среде еще не относился враждебно.

***

6ааааааа Решено было, что я вырабатываю злонравие и скептицизм именно за отсутствием детского общества,- решено было взять домработницу с дочкой. В то время институт найма еще только вырабатывал свои возможности превратиться в систему угнетения обеих сторон, и упомянутое решение мыслилось как жест благородства и тонкого практицизма. Мне и в голову не пришло Ц как это мгновенно совершилось порабощение: почти никогда более я ни на кого не имел такого влияния,- и для меня в моей власти была ужасная отрава. Игру в жениха и невесту, странную на мой взгляд, мы сменили игрой в капитана Кука и Островитянку по схеме книги, которую я продолжал читать,- медленно, но страстно Ц по лМореплавателям ХУ111 столетия╗Е Кук? У некоторых их них еще были еще более смешные имена Ц например, Лаперуз! Аа Островитянки же были на прекрасных

иллюстрациях этого ин-фолио Ц и всё в набедренных повязках, так что я прекрасный костюм нашел для моей партнерши, не заставляя раздеваться ее в Еву.

ааааааааа Для полноты счастья наш высокий забор отлично ограждал идиллические джунгли сада, где я уже наигрался с братом в Маугли, тогда он был зверем, которого я преследовал и наоборот. А джунгли тянулись до пустыря, и если прежде в них что-то насаждали, то потом наскучив Уралом, забросили и клумбы, и гряды овощей. Джунгли я осваивал один, а взрослые не ходили на их опушку Ц в шиповник и малинник -а тоже колючий. Далее шли дикие кусты вперемежку с крапивой и мусорной гнилью, а за ними Ц солнечная полянка, на которой прежде я изощрялся в фантастических сочинительствах и риторике перед единственным тогда достойным слушателем, перед самим собой.

ааааааааа Никогда бы я ни шокировал слишком Ц самым добросовестным рассказом о наших играх. Я был Ц как это называется? Ц целомудренен,- вот-вот! как Дафнис из романа Лонга Ц и даже еще целомудренней, разрази меня гром! Моя дама старше и другой среды,а по-женски превосходила меня (была осведомленней) Ц но и она жила под гипнозом. Прежде чем этот роман приблизил ее к роли Хлои, он разыгрался ближе к сюжетам фильма лСиньор Робинзон╗. В своем простодушии я испытал восхитительное изумление от ее наготы,- с острым чувством совершенно непонятных тогда ожиданий. Я не знал, не скушать ли ее Ц и мне уже никогда не будет скучно! Я не знал, что сделаю вдруг, сейчас: ее хоть есть, хоть пить, хоть просто растерзать Ц такое чудо! Вокруг тела в округлых грузных формах и пестрых или темных тряпках,- а это не то что белелоЕ

 

7ааааааа лСвеча горела на столе, Свеча горела╗. Читали книги при свечах Ц такое дело. Читали на самом деле и при дымных коптилках. На коммунальной кухне во время войны. Рядом стирали или пекли. Или еще в очередях. Так читая Л.Бриттена лГолод и любовь╗, я мог сравнивать себя с мальчиком-разносчиком из книжного магазина.

ааааааааа Так возникала мета- метафора об Анне (Карениной), у которой погасла свеча, при которой читала она свой роман, становившийся для нее несносным.

***

8ааааааа Роман А.Битоваа лПушкинский дом╗ так хорош, что хочется все мемуары начинать в его манере. Например, 1 марта 1881 года моя бабушка Амалия Адольфовна Вайнерт шла к вечеру (вЕ часу) вдоль Екатерининского канала к Невскому домой. Вдруг за спиной прогремел пушечный (как ей показалось) выстрел. Мне так легко установить здесь двусторонность отношений между автором и повествователем, с которой Битов берется по примеру Пушкина. Ибо повествуется выше упомянутый случай примерно 52 года спустя, и бабушке уже не 12 лет, и мне всего-то 5 лет. Так что царя Александра мне все еще не жаль: столько разных историй успел я узнать, услышать Ц и про Серую Шейку, и про Слона: лСтарый-старый Слон-слон, Видел страшный сон-сон, Что мышонок у реки Разорвал его в клочки╗. Мне уже читали о том, что слоны боятся мышей, кусающих в нежные ткани между пальцевЕ И про смерть Минигаги из лГайяваты╗.

ааааааааа А о грохоте взрыва я составил представление годом ранее Ц когда здание через улицу затягивалось дымом: пытались взорвать костел, когда-то добротно отстроенный поляками на заветном их пути в Сибирь. Глупое бесхарактерное царское правительство не умело этих поляков прижать научно. Не верило оно в единственно научный метод, марксизм. лВ производство кирпича по методу Ильича╗,- сказал тогда мой отец,- и только почти через 6 лет ушел из дому. Но сразу и навсегда.

ааааааааа Никогда я не упускал из виду, что насилие всегда и везде значило в истории очень много. И все же не одно насилие двигало историю,- даже если сам Гегель пытается доказать, что вся история совершается насилием категорий над чувствами и мыслями индивидов. Даже у нас насилие везде переплетается с попытками внушить к нему симпатии. Везде очевидны какие-то другие мотивации поведения, кроме страха перед насилием, кричащим: лбудь готов!╗ и отвечающим Ц лвсегда готов!╗ Есть же какие-то устойчивые градации и сознание различия между осмысленным насилием и бессмысленным, чисто деструктивным.

ааааааааа Мать совершенно напрасно всполошилась по поводу моего увлечения лГамлетом╗: опознание своей ситуации в нем не сводилось для меня к моральной оценке окружающего; важнее был мотив бдительности по отношению к собственным видениям, к теням, которые выходят из-под стен своего Эльсинора,- к мотивам мщения и долгов по отношению к погибшим. Этот мотив неподчинения справедливым эмоциям (в духе катоновской верности делу побежденных вопреки даже воле богов) распространен у Шекспира Ц и в лЮлии Цезаре╗ и в лЛире╗ (это Ц после рассказа об одном уроке в темном классе, в начале войны).

***

9ааааааа

ааааааааа Это было в годы диалектического Культа кулака, одновременно символизировавшего и солидарность сил Добра и даже уже традиционный в России образ злобного врага. лПартия Ц рука миллионнопалая Сжатая в единый громящий кулак!╗ - восклицал Маяковский.

ааааааааа А еще больше кулаком называли миллионы врагов, которых сживали со света, презрительно экономя даже патроны. Ничего страшнее не было, как попасть в кулаки. При встрече свои на Западе подымали над лбом и макушкой кулак, крича лRot Front!╗ и что-нибудь вроде на других языках. Фашисты не работали голыми кулаками и руки подымали плоской ладонью вперед. А у нас кулак с ума не шел: его именно голым старались загнать в тайгу и на льды. Мы его все раздевали и колупали, а он вымирал, не доживая до состояния полной раздетости.

ааааааааа Все разуватели и колупатели приучались к паразитизму: реквизированного долго еще хватит, до войны. Ведь придет черед колупать и друг друга. Этот термин узаконил еще Щедрин, а универсальным методом он развернулся к 18-ому году.

Это было во времена, воистину составившую эпоху, когда газеты были озабочены преимущественно произрастанием злаков и их уборкой, доением коров, выволакиванием богатств на дневную поверхность земли. Общество этим было очевидно так же озабочено в целом всем этим, как в отдельности каждый был озабочен всеми остальными своими физиологическими отправлениями, как то аппетита и пищеварения, дефекаций и мочеиспусканием, сексуальными подвигами. Культуры материалистические по

преимуществу различаются как раз приоритетами озабоченностей Ц гастрономической, гигиенической, сексуальной озабоченностью Ц вот чем различаются культуры, не отдающие приоритета более сложным функциям и отправлениям Ц таким, как ориентациям в пространстве (а не в среде) и во времениЕ

ааааааааа В 1938 я оказался в положении того Подростка из Достоевского, у которого не было надежды дождаться своего отца. Но была единственная возможность с ним установить трансцендентальные контакты Ц контакты через любимые книги, через воспоминания, свои и чужые, о поступках и вкусах отца; через активные конфликты с тем миром, в конфликтах с которым отец погиб. Это открыло мне гамлетианский подтекст лПодростка╗ Достоевского. Это пребывание в ситуации, которая не сосредоточила врага в конкретном короле Клавдии. В мировой культуре, где оба царственные брата как бы растворены в концептуальных тенденциях. Это ситуация, в которой Гамлет сам вызывает дух Отца, старается не раздражаться по пустякам, не развлекается с Розенкранцем и достойнейшим Гильденстерном.

***

ааааааааа Если бы в тот же день людей на улице стали хватать, рвать на части и пожирать в сыром виде, я бы уже не очень удивился. Прятаться от всех подобных возможностей было негде. Обсуждать происходящее все явно избегали. Некоторые взрослые (родственники и знакомые) старались что-то описывать и объяснять друг другу: но разговоры велись в таком телеграфном стиле, с купюрами и недомолвками, намеками и обиняками, что все это было страшнее их голосов, спадавших до шепота, страшнее ужаса на их лицах. А ведь эти люди еще вчера ничего не боялись, могли резко возражать и не уступать друг другуЕ Надеяться не на что и доверять некому. Мне говорили, что папа скоро вернется, но и это было такой же фальшью, как и все остальное, продиктованное страхом.

ааааааааа Единственное, что зависело от меня Ц не выказывать страха и не искать ни в ком сочувствия.

ааааааааа Незадолго до того, как мне исполнилось 10 лет, я оказался на сцене театра, достойного Эсхила или Софокла. Чему бы я не подвергался впоследствии, все не было столь глубоко и непреложно по смыслуЕ Под предлогом самообвинений двух десятков проходимцев миллионы обречены были исчезнуть бесследно.

***

 

 

10ааааа Все детство я жил в женском окружении как Ахиллес, а затем юность Ц в чисто мужских казармах сов. концлагерей.

***

ааааааааа Для моего поколения существовала такая теоретико-познавательная, даже философская, если даже не метафизическая игра, декалькомания Ц переводные картинки: один и тот же образ выступал в ней тремя последовательными фазами, даже четырьмя фазами яркости красок.

***

11ааааа (Лето 1944 г.)

ааааааааа Записная книжка, подаренная бабушкой, сафьянЕ Для новых войн характерна коалиционность и многочисленность театров действия. Усугубилась военная организация тыла. Невозможно разработать план, учитывающий все будущие операции, свои Ц и особенно вражеские. Для завоевания победы рано или поздно станет необходимым наступление. Жомини: лСтратегия подводит армии к важнейшим пунктам операционной зоны и обусловливает результаты столкновений в этих пунктах╗. (ла об водке ни полслова╗ Д.Давыдов). Цели, средства и использование их на войне реализуют свое единство.

ааааааааа Всякий стратегический маневр связан с действием на коммуникации противника или с защитой своих. Тыл Ц это то, что следует у противника считать самым уязвимым его местом. Виды маневров Ц обходы, марши в кильватер, параллельные, наперерез, по вписанной замкнутой фигуре.

***

ааааааааа Маленькая Офелия ходила на очень высоких каблуках, и топот ее разносился по коридорам, а у Гамлета недавно умер отец.

ааааааааа Бал-маскарад в публичном доме в благотворительных целях. Хозяйки играют уральских баб, как там зимним вечером в моем детстве играли девочки, угощая друг друга снежными пирогами и ведя взрослые разговоры. Искринки раннего лунного света играли на снежинках этих бриллиантовых тортов, вырезанных лопаточками из сибирских снегов. А мы сидели на корточках вокруг.

***

ааааааааа Листки желатина у моей бабушки напоминали поверхность озера в штиль, усеянную юными и свежими утопленницами. Нет, утопленницы распухают? Это была поверхность вся в самых благородных овальных выпуклостях, но свой восторг я понял позже, а тогда он был для меня математической проблематикой непрерывных преобразований топологии.

***

ааааааааа Со мной в первом классе была четырехпалая девочка Галя Смородинская (не знаю, как потеряла один) Ц а я до сих пор помню глубокий отклик чувственной, судорожной сострадательности при взгляде на эту ручку.

***

ааааааааа Задолго до знакомства с утопической литературой или даже с лШвамбранией╗ Л.Кассиля,- в глубоком пренебрежении к авантюрной и детективной литературе, в которой действовали микросоциологические группы, референтные романтического героя,- я вовлек свое мальчишеское окружение в игру на карте Европы как на шахматной доске.

***

11ааааааааа Поколение, которое я наблюдаю перед смертью, корчится в сенсорной и сензистивной депривации. Их величайший, но еще почти неизвестный поэт ВК (Кривулин) писал было: лВечерних сумерек струя, скудея, гаснет Нам электрокамин сухого треска дров Не может заменить╗.

ааааааааа Не может заменить простой печки-голландки вся телевизионная система страны (буржуйки даже), вносившей элемент человечности в жизнь начала нашего века Ц с ее играми света и цвета, с живой образностью пламени, с живописностью его и балетом. С его антитезой: статикой в пластике заоконного ледового орнамента в окнах.аааааааа ааааааааа

Ребенком будучи, когда высокая

аааааааааааааааааа ааааааааа Метель глумилась над судьбою нашей,

аааааааааааааааааа ааааааааа Я занимался играми с огнемЕ

аааааааааааааааааа ааааааааа Не в образе огней пылающей Москвы,

аааааааааааааааааа ааааааааа Как это после Герцену случилось представлять себе.

аааааааааааааааааа ааааааааа Я помню темную прихожую,- отсюда

аааааааааааааааааа ааааааааа Топили в нашем доме печь, обогревая

аааааааааааааааааа ааааааааа Еще по крайней мере пару комнат

аааааааааааааааааа ааааааааа Здесь гости часто оставляли трости Ц

аааааааааааааааааа ааааааааа Не только шубы. Рукоятки этих палок

аааааааааааааааааа ааааааааа Частенько оформлялись в виде злых

аааааааааааааааааа ааааааааа Голов звериных и змеиныхЕ

***

Я помню единственный в жизни случай испуга перед смертью в раннем детстве Ц мрачных мыслей, удерживавшихся несколько месяцев. Это был испуг от представления о том, как мир поблекнет, лишившись моего внимания, его упорядочивающего и подсвечивающего. Л.Толстой подобным образом относился к Канту в отрочестве: мир поблекнет, лишившись моего видения. Возможно, в этом было много ребяческого эгоцентризма в упрощенном представлении о том, как мир переживается другими.

ааааааааа Я начинал с лГайяваты╗ и Стивенсона, а потом с огромной (по моему тогда росту) книги Жюля Верна лЗавоевание Земли╗. Я на этой книге учился читать. Но главное мое впечатление, наиболее стойкое, было от иллюстраций, выявивших три средоточия моей впечатлительности: географические карты, парусные океанские корабли и островитянки. Там было еще множество замечательных пейзажей от айсбергов до джунглей и причудливых жанровых сцен встреч европейцев с аборигенами. Но самые дремучие инстинкты в мужчине Ц охотничьи. Не помню женского портрета, который не вызывал бы во мне досады своей абстрактностью. Было в детстве любимым занятием Ц черчение карт, с преобразованием масштабов и координатных систем. У меня особенная любовь к узлу ассоциаций лЕвропа╗ - она была прежде всего силуэтом головы в курчавом парике, высоко взбитом в Пиренейском полуострове и Англии. Этот полуостров потом обрисовался вроде контура портрета Лейбница, изборожденного гримасой горных кряжей и морщинами речных долин. Но почему же она не представлялась мне головой взлохмаченной Пиковой Дамы Ц на пышном торсе Евразии с широким подолом фижм, расцвеченных в Китае и Индии, в ветхой мантильи Сибири или шлейфом Курил и Камчатки, кружевом Зондского архипелага Ц не сквозящее бельецо прошлых веков, а Австралия Ц не башмачок с пышным бантом.

***

12ааааааааа Мемуары начать , может быть, следовало с главы лЛуна и резиновый мячик╗ о том, как в нашем саду я нашел трупик воробья и мне объяснили, что все мы смертны и всех нас примерно в таком виде закапывают. Несколько дней меня преследовало представление о том, как постепенно земля превращается в могилу всего живого и подобие огромного пирога, начиненного трупами. Наверно так я мог бы углубиться в умонастроения Николая Федорова и проникнуться пафосом убеждений, что для человека нет дел более достойных, чем работы по подготовке всеобщего воскрешения подобных бренных останков. Но Бог миловал меня в тот раз, уберег меня от напрасного труда повторения уже испытанных до меня философических исканий. Он не помиловал меня в другом случае с Кантом, на что я впрочем не ропщу,- это была все же очень полезная интеллектуальная гимнастика, полезная для понимания истории в другой раз.

ааааааааа лРусский глазам не верит, ему надо пощупать╗,- часто говорили мои няни 55 лет тому назад,- не замечая, что это более мужской юмор, и что воспитанный мужчина не станет щупать что попало.

ааааааааа Для меня в этом задоре звучал только пафос omnia dubitandum, девиз Декарта Ц лво всем сомневайся╗, ибо сексуальных побуждений щупать нянь у меня не возникало (няня-няня, что это у нас) Ц я в свои 6 лет был по своим интересам ближе к Декарту, чем к старшим товарищам или нянькиным ухажерам. Сейчас я понимаю, что поговорке о русской любознательности (вкусе тактильным впечатлениям) вовсе не пафос скептицизма звучит, а констатация округленности мира, признаваемого реальным Ц мира в радиусе досягаемости ладонью? Что сверх того, то от лукавого, а не то чтобы нереально Ц чисто визуальный образ мира Ц предмет лицемерия и игры.

 

Возможно, мое сострадание к трупно окостенелым телам живого преодолели тогда же воспоминания о кошачьих трупах, на них я натыкался на соседнем пустыре. И убегал тогда от любопытства взрослых, сострадательно относившихся к моей склонности часами рассказывать себе вслух истории, насыщенные экзотическими оборотами, отлавливаемыми мной из разговоров взрослых. Особенно внушительно звучали тогда слова лполитика╗ и термины политического лексикона Ц они звучали как-то особенно зловеще. Подобно дохлым кошкам, которые в трупных своих состояниях казались агрессивней и живее всех живых, словно в ней какая сила и оружия. Это был единственный зверь, перед которым я испытывал омерзение, граничившее со страхом.

ааааааааа Итак, Бог миловал меня от трудов по бесконечному повторению истории мировой и русской мысли. Я довольно быстро излечился от жажды индивидуального бессмертия, которой бывают одержимы величайшие классики, не замечавшие часто, сколько пошлости даже в их классическом и поэтическом экзистировании. У Сартра способности человека к суперинтроспекции, к рассмотрению себя в электронные и тому подобные микроскопы и зеркала составила главный смысл человеческого существования. Не эту ли рефлексию едва ли не напрасно вычитал у Канта А.Блок: лСижу за ширмой: у меня Такие маленькие ручки╗. А Б. Пастернак со всей окружающей природой и погодой укрылся за ширмой от социального политического вздора,- сын великого Пейзажиста и ученика Толстого. Он с каждым метеорологическим событием заодно, как бы ни страдало при том его маленькое, как и у Канта, тельце. В большинстве все они знали, что в непосредственном дорефлексивном

когито (cogito) наши переживания пошлы, как это видно по планам Пушкина и его случайным запискам. Хотя самовыражения этого человека настолько стильны (сильны), насколько далеки от пошлости непосредственной спонтанности.

***

13ааааа Тень Великого сэра Исаака Ньютона вотще витала над моей колыбелью. Мои родители-студенты познакомились по случаю 200-летия его смерти, в 1927 году. Отец тогда получил приз на конкурсе работ, посвященных этому юбилею. Ему довелось тогда читать популярные лекции, в которых механика Ньютона сравнивалась с теориями Эйнштейна к вящей славе обоих. Любопытство к загадочным теориям привело 19-летнюю Ирму Фридриховну Бальтазар к знакомству, получившему стремительное развитие в браке и моем рождении 5 января 1928 года.

ааааааааа Собственные мои воспоминания начинаются с событий, происходивших три года спустя, когда семья наша начала метаться между Ленинградом и очень непохожим на него Челябинском, останавливаясь попутно еще и в Москве то и дело. Отец разрывался между своими научными интересами и заботами о семье, между делами, которые приносили по тем временам невероятный комфорт и мыслями о чем-то очень необычном. Обычное же воспринималось им как безотрадный гротеск.

***

ааааааааа Бабушкина программа была унаследована от обучения грамоте и немецкому она спешила к занятиям французским Ц но мама проигнорировала мой восторг (не знаю, откуда он взялся тогда): лСоветская школа научит всему, что нужно!╗ - с негодованием опротестовала она. И я, молодцом, сразу сделал множество выводов: что советская школа, подобно маме, без меня знает, что мне нужно. Что сверх нужного мне ничего не нужно. Критику этого рационализма я нашел потом у Шекспира в лКороле Лире╗ - и понял, за что в Шекспире у нас уважаемо только имя. лСведи к необходимому всю жизнь Ц и человек становится скотиной╗.

Второй вывод: эта самая школа заменит мне нянюшек как заменителей папы с мамой, а эти самые домработницы давно уже сводили меня с ума скукой, сколько ни менялись. Что терял я со вниманием матери, я помнил (впечатляли, видимо),- а с афоризма о всеблагости нашей школы я стал ее слушать чрезвычайно критически. Что-то очень фальшивое, твердая решимость застраховаться запомнилась.

ааааааааа Например, маме некогда: у нее много каких-то интересов, а еще Ц заботы о болезненном младшем брате. Ее внимания всегда хватает только на самое нужное. С ней заодно, видимо, и эта будущая советская школа. Но за бабушкой и французским стоял мир с интересами, напоминавшими праздники (праздничными, игровыми) и потом пафос в произнесении отдельных слов Ц именно он смешил отца и подсказывал ему реплики, доводившие мать неожиданно до слез обиды,- ее, такую выдержанную, холодноватую. А ведь я гордился страшно, что моя мама такая красивая,- все прочие женщины такие толстые, да и папа Ц высший авторитет! Ц к ней одной был так внимателен.

***

ааааааааа Гедонизм бабушки А.А. (Амалии Адольфовны) выше моего разумения: каково-то было видеть все перемены в жизни,- все эти тошноты и пошлоты. Оценить ее тогда я не был способен, лишь благодарен за рассказы о радостях петербуржуазной жизни, про балы и романсы, и любовь к Моцарту и Лермонтову,а про обыски и постояльцев в Петергофе потом. Среди них был родич Калинина, встреченный мной потом на Потьме.

ааааааааа У меня было две таких любимых бабушки А.А. (Амалия Адольфовна) и О.Г. (Ольга Григорьевна). И такие дружбы со старухами, как с лМатреной╗ Варварой Георгиевной, с Марьей Григорьевной Шаминой и с Ниной Николаевной Сорокиной.

ааааааааа После гибели отца я был на самовоспитании, потому что школу ненавидел сильней тюрьмы, как оказалось впоследствии: ни гордости цепями, ни смеха над царями там не было. лК чему мудрецам погремушек потеха?╗ - ну, стариком я более всего был в интервале 11-17 лет. Я отбыл свою старость заранее.

ааааааааа Мои воспитательницы сохраняли еще железную закваску германизма. Бабушка и раньше со мной в контактах,- рассказами о взрывах 1 марта 1881 г., вблизи которых она оказалась. Интересней рассказывала о развлечениях молодежи, о балах Ц тогда это было все ей еще свежо Ц тому 40 лет было. А маме, Ирме Федоровне, было все это ненавистно. Она еще не была красной, но уже левой экстремисткой. Сакко и Ванцетти были ее герои, и она хотела было назвать первенца как-нибудь вроде знаменитой спичечной фабрики. Я бы себя тогда показал в отместку как-нибудь так: лДон-Гуан и Ортега-и-Гассет, Лойола-да-Франко Торквемада╗. Средоточием внимания в те годы была уже Испания.

ааааааааа Наслушавшись объяснений, почему бабушка зовет меня Вольфгангом (в честь Моцарта и Гете), я заверил их, лчто теперь сквозь годы мчась у меня других желаний нету Ц чтобы только не назвали бы подчас меня лТоварищ Нетте╗. Маяковский в моем воспитании шел почти непосредственно за Лонгфелло. Мама плакала на улице, услышав о гибели Маяковского.

ааааааааа Но первые мои воспоминания Ц не лицо матери, а огромная черная с серебряным тиснением лПеснь о Гайявате╗. И первые мои восторги вызвали маргиналии

а(рисунки на полях) этого крупноформатного издания. Она и накликала самую большую беду на меня. Поход Гайяваты за Минегагой, лсветом лунным, блеском звездным, огоньком в твоем вигваме╗. А потомЕ лЛед все толще, толще, толще становился на озерахЕ╗ Голод, смертьЕ Игры в полярников, в капитана Скотта. А тут еще брата назвали Ц в честь же! Ц Амундсена Роальдом. Ведь тогда кто-то написал еще бодрую поэму о Роальде Амундсене: лШесть саней снаряжены, серебром сверкают пряжки╗.

ааааааааа лЧуть постромки не порвав К югу полетелиЕ╗ В основном моя мать заслоняла лицо Гайяватой, и рос я, вероятно, аномально неподверженным фрейдистским комплексам, застрахованный литературой и радио. Возле приемника отец занятно комментировал англо-франко-немецкую разноголосицу-чересполосицу. Он завораживал меня рисунками кораблей и карт, рассказами об автомобилях с реактивными двигателями. У них на месте багажников виднелось что-то вроде вскрытых пачек папирос. И читал мне лекции по геометрии и по истории (почему-то начиная со средневековой Европы).

ааааааааа Он несколькими словами доводил мать до слез, сохраняя мягкую улыбку. Юмор его был убийствен. Когда его не стало, я уже не видел мать плачущей, потрясение лишило ее всякой сентиментальности. А бабушка А.А. заступалась за него и за его память. Во все последующие времена мир виделся мне населенным преимущественно тещами, совсем другими.

аааааааааааааааааа ааааааааа лЦарь, царевич? Король, королевич?

Сапожник, портной? Ц скажи, кто ты такой?╗

аааааааааааааааааа ааааааааа лДождик-дождик, перестань, я поеду в Арестань.

Царь-сирота, открывай ворота

Ключиком-замочком, шелковым платочком╗.

Нет, это не монархизм, а поэтическое умонастроение. лПри царе╗,- говаривали люди Ц и многозначительно умолкали, сурово поглядывая. Нет, не в лучшее прошлое, но куда-то поверх темы лучшего будущего.

ааааааааа От нянюшек Ц живое знание фольклора и народной речи, какой иначе бы нигде не слышал, разве что в лмонастыре-казарме Ц Академии Сумасшедших Наук╗.

***

ааааааааа Няни, которые могли своими молитвами снискать мне особую благодать от царства Божия (в те времена, когда отцы Астафьева и Белова громили местные церкви и готовили коллективизацию) Ц у нас в доме побывало множество этих женщин Ц из молодых беженских контингентов вчерашней деревни. Кроме прочего они учили меня никогда не хвастать и я не стану более распространяться на эту тему,- что там было у нас хорошего, хотя сменялись они очень часто Ц по разным конкретным причинам, из которых две очевидны Ц у них были где-то семьи родительскиеЕ

***

14ааааа В десять лет отроду, среди сплошной идиллии, я вдруг вынужден был понять, что ни на чье мнение не могу полагаться, хотя и окружен любящими и благонамеренными людьми. Не умея решать для себя наскоро, я лет 40 накапливал себе проблемы в очень нечетких формулировках, от случая к случаю их уточняя. Я привык активно с вопросами обращаться только к авторам книг, которые давали те или иные поводы к тому. Но их ответы зависели от моей вопрошательской активности. Это длится почти с тех пор как я вернулся на свет внешний. Общение с людьми приходилось быстро подводить под категорию игр, не имеющих непосредственными целями добывание истин.

ааааааааа Такие игры привели к пониманию того, что зовется эпистемической логикой. Я использую полиокулярность их зрения (иногда фасеточность у плюралистов) Ц я обнаружил, что я довольно густо населен (и не только кантами и платонами) Ц ношу в себе свой социум, развитый внутри в силу радикальной индукции и формализации внешних отношений, опосредованных вещами, обменом. Внутренне же наше, душевное население и есть образец всякой коммуны. Сидят во мне всяческие заточники с горящими глазами и высвечивают друг друга. А есть ли что реальнее их? Можно ведь принять за критерий существования разложимость системы на матрешки, на ее же гомеоморфные (изоморфные) подсистемы. Как воспринимают друг друга и всякие участники общения.

(по Достоевскому ранних его повестей)

***

15ааааа До 10 лет включительно в человеческом мире я видел только одну проблему Ц почему миллиарды угнетенных не переселяются к нам. Одна Сибирь могла их вместить по нашим методам решения демографических проблем.

***

ааааааааа Моя странность в самом раннем детстве мне самому уяснилась окончательно только полвека спустя, при чтении статьи, содержавшей психологический портрет Дэвида Доуи (в виде отрывков из интервью с ним и т.п.). Одновременно я понял и все рок-н-ролльное поколение. Моя привычка разговаривать вслух, приводившая в недоумение, часто демонстративное и порой злорадное сожаление случайных свидетелей Ц соседей,- не объяснима из аутизма детской речи, из ее эгоцентризма. Родители тогда увлекались книгой К.Чуковского лОт двух до пяти╗ - о развитии детской речи.

***

ааааааааа Е(Деметра) и в няньки попала, чтобы младенца закалять на рдеющих углях очага. Мамаша ночью подсмотрела и все испортила. Но моя слишком занята, да и я в руках Деметры-Истории, ожесточенной горем Ниобеи: маски нянь, в которых она выступала Ц моя бабушка Клио Ц Александра Ивановна, Тихоступочка, Ольга Ивановна с дочерью Машей. Закаляла меня Деметра, богиня земли родящей и матушка царицы Подземного мира.

***

ааааааааа - Отец, почему все сердятся на меня за то, что я будто бы все усложняю? Ц Это значит, Чока, что ты будешь настоящим мужчиной! Ц Это хорошо? Он смеется: - Вот опять они сказали бы, что ты все усложняешь. Для женщин это хорошо, а ты ими окруженЕ Понимаешь ли Ц они ничего не умеют усложнять. Кроме своей внешности, кроме одежды и тому подобного. Ц А почему женщин ругают бабами? Ц Не ругают, а уточняют: баба это активная ненавистница сложностей. Ц АЕ лХ╗ говорит, что сама себе усложнила жизнь. Ц Скорее, осложнила Ц в смысле запутала: в путанице растет простота, а не сложность. лПростота хуже воровства╗. Ц Как? Что? Ц Штока ты, Чока. Это старая пословица. Ц Про меня, про Штоку? Ц Нет, о простоте. Ц Так хорошо или плохо быть мужчиной? Ц Кому как. Для баб плохо. Во всем главное Ц быть лнастоящим╗. Ц А разве в живописи и в скульптуре все настоящее? Ц Да, если форма по-настоящему сделана. Ц Но ведь там ненастоящие люди?

- Нет, более настоящие, хоть и неживые. Ц Трупы? Ц Нет, типы или прототипы, илиЕ - Каменные? Ц Форменные. Ц Мама ругается лформализмом╗.

***

16ааааа А не начать ли мне воспоминания с последствий обыска? Вот зрелище! На всю жизнь привили мне любовь к беспорядку, как иному человеку Ц к поджигательству. И поселилось во мне злорадство: пусть приходят, ищут и попробуют понять тут хоть что-нибудь.

***

аааааааааааааааааа ааааааааа лАндре Шенье взошел на эшафот,

А я живу и это тяжкий грех╗.

аИ лчто в имени тебе моем?╗ Хотите верьте, хотите нет, она звалась Арина Родионовна, и в нашей многоязычной семье говаривала с гордостью: лРусский глазам не верит╗.

***

ааааааааа Десяток лет тому назад начатые мемуары я назвал бы лЗаписками колобка╗, если бы довел до конца. Сперва их тон показался мне самому хвастливой бравадой Ц Я от волка ушел и фашистов избег. Я в ГУЛАГе уцелел и от тещ не погибЕ

ааааааааа Как если бы мне оставалось прихвастнуть: я полвека не болел. И от тебя, миледи Смерть, и подавно ускользну. Но это только как-то так само собой получалось и я вынужден был ко всем абзацам приписать наивный рефрен: Чур меня, чур! Это не я, это по молитвам моей няни Александры Ивановны. Это не иначе еще по Божьей милости, мной ничем не заслуженной, со мной случилось так, по Его святому промыслу случилось так,- и мой долг нарастал с процентами к этим преклонным годам, когда я не вижу уже никакой другой возможности заявить свое понимание Мудрости Господней, как только рассказав не о себе, а о том, чему Господь меня свидетелем поставил.

ааааааааа И вот на старости я сызнова живу. Минувшее проходит предо мною. И я озабочен уже только тем, чтобы моя личная позиция (точка зрения) не определяла перспективу, в которой увидит мои свидетельства проницательный читатель.

ааааааааа Бог забросил меня с самого начала в самую разноплеменную среду, то есть в наиболее типичную для русского человека ситуацию. Потому что моноэтничная среда была у нас только у крепкого земле мужика средиземных губерний,- от Воронежа до Вологды, от Вязьмы до Костромы, да и то лишь в последние три века они вполне обрусели. А за пределами этой Крестовины, которая служила опорой Москве, как елке устойчивость придает подобный же плашмя положенный крест, прикрываемый ватным символическим снегом,- за пределами этого креста московская ельа осыпала свои пахучие иглы на землю всякой чуди да мордвы, казачества, перенявшие зверинские обычаи уже не древлян и полян, а зверян и степнян, горцев да южных приморцев. Мордвяный да башкирский и калмыцкий дух мыкался веками вокруг да около.

***

Обильный мат, которым это население выражало почти все свои чувства и мысли, иллюстрировал мой вечный вопрос к Декарту: да мыслим ли мы, когда делаем вид, что мыслим и даже в речи выражаем мысли? Постепенно я уже в юности начал замечать, что значимость (подлинность) мысли у нас маркируется матом, а высшие значимости еще отмечаются интонацией, которая становится особенно горячей не при выражении ненависти к буржуям, капиталистам и фашистам, а при упоминании каких-то лпедерастов╗. Однажды в 43 г., читая книгу Уолдингтона в столовой рядом с мамой, я спросил ее о совсем непонятном слове лгомосексуалисты╗. Моя храбрая мама выронила ложку и обвела испуганным взглядом все соседние лица, прежде чем сухо попросить меня отложить эту тему. Разумеется, я обратился затем не к матери, а к энциклопедиям. Впоследствии я понял, что масса населения не народ, а разнородцы, как были разночинцы под самоназванием интеллигенты,- что вся эта масса психически ущербна, в частности страдая сексуальными дисфункциями, побуждающими бояться всеобщего садизма, наивно отождествляемого с гомосексуализмом (редуцируемым к нему).

***

17ааааа Что до моего отца, то согласно преданию, войдя в камеру внутренней тюрьмы, он спросил, не знает ли кто, где бы повесить шубу,- спросил у людей, лежавших на полу. А почему бы и нет? Ведь стены же свободны, на них еще никто не лежал! Вдоль них так много свободного места. И еще часа не прошло, наверно, как на пороге, прощаясь, жена навязала ему эту медвежью шубу (я сам тому прямой свидетель), а он пытался намекнуть, что до его возвращенияЕ ну, может понадобиться продать что-нибудь. Ведь дети же (я и мой младший брат) Ц и вряд ли что в доме имеет у нас рыночную стоимость, сравнимую с этой шубойЕ Как выразительно однако в классике совмещение или переплетение высоких символов мистерии и чуждых всем риторикам житейских забот!

***

18ааааа (Я Ц И.Осиновскому)

ааааааааа Милый Игорь, ЧГПИ надо было бы еще пригласить на свой юбилей чуть ли не единственного человека, имевшего равные отношения к ЧГПИ на протяжении почти всей истории этого института. Места, на которых его начинали строить, теперь, возможно, только я и помню. У меня они в детстве назывались Саргассовым морем, и прогулки по ним назывались плаваниями, хотя тонуть там можно было только в мусоре и бурьяне, страшны там были не акулы и морские змеи, а дохлые кошки. Там стали ломать домики, вроде того, в котором 20 лет с лишним позднее я поселился с Люсей (Динабург) на ул.Свердловской и ты нас там навещал. Вскоре в ЧГПИ работала мая мать, но уже до того у моих родителей появлялись первые преподаватели ЧГПИ, Фохт-Бабушкин, Осиновские и Мойше-Мишины тех времен. Ты мог знать одного из них, декана заочников, Васю Ухалова. Мать там сдала множество экзаменов, вплоть до кандидатских.

***

ааааааааа

ааааааааа (Я- Т.Горичевой?)

ааааааааа Мои письма могут казаться очень непоследовательными в изложении моих оценок и симпатий. Но ведь они адресованы друзьям, на понятливость которых я вроде бы вправе был рассчитывать Ц и потому я мог уклоняться от обсуждения толстовских и маяковских тем Ц что такое хорошо, а что такое плохо. Могу представить и образы логически упорядоченной прозы: в середине декабря 1937 г. мать по случаю ареста отца отвезла меня с братом к дедушке-бабушке в Киев. Всеобщая официозная версия сводилась к тому, что переживать недоразумение Ц все равно что пережить дурную погоду Ц надо молчаливо и стойко, стараясь не мучить близких попусту смакованием тяжелых своих настроений. Вероятно к тому приучали меня с пеленок и я позднее всегда испытывал высокомерные чувства ко всем, кто громко выражал свои горести и всё пронзительное в страданиях и состраданиях. Пронзительно по-моему Ц это когда душа в пятки уходит или зуб ноет.

ааааааааа Вскоре приблизился мой день рождения 5 января 1938 г. Отца не было уже более месяца. Собралось множество родственников, мне незнакомых, и прилежно вели разговоры намеками даже не касаясь несчастья. Я чувствовал какое-то непонятное мне отчуждение от единственно важного. Какой для меня мог быть праздник? Меня просили читать стихи, я старался, чтоб им было хорошо, не так неловко. Под конец расплакался, и мой дед, обняв меня, увел ото всех и стал лепетать что-то о том, что прогресс, справедливость, гуманность и т.п. восторжествуют. Я был готов возненавидеть все эти прекрасные вещи, которые мне пытался подсунуть вместо отца. Я видел, что его возвращение никто не смеет обещать. И что все сговорились погибать за прогресс и гуманность, а главное, отдать за эту чью-то гуманность то лучшее, что у них было,- даже не их собственные ветхие жизни, а жизни чужие, прекраснейшие в мире. А они и луну в небе согласны погасить ради чьей-то гуманности и какого-то прогресса. Нет, я не возненавидел все это, но научился с крайним скептицизмом относиться ко всем разговорам о прогрессе.

***

19ааааа ЕОн происходил из очень консервативной петербургской семьи. Бабушка Амалия Андреева до самого конца презирала кино как плебейское развлечение и мама ему, 12-летнему, пыталась это разъяснить не без понимания сути дела. Мама 32-летняя, была настроена тогда особенно серьезно: уже 3 года она ждала возвращения отца,- первые 2 года она снимала комнатку напротив нашего прежнего жилища,- так чтобы в окошко можно было увидеть, когда, допустим в метельный вечер он добредет до места затянувшейся нашей разлуки. В ту зиму на 39 год мы топили печку в домишке Марьи Григорьевны Шамовой книгами семейной библиотеки, и сын брал на себя смелость протестовать против суждения к этому аутодафе скажем, тома Элизе Реклю лЗемля и люди╗. Так все же несколько творений он от сожжения упас, себе на будущую погибель. Горбачевская перестройка была глубоко закодирована в генетических программах русской культурной революции, проходившей без таких эмоциональных эксцессов, как сожжение книг на кострах или расстрелы на исторических площадях (как в Ферраре фильма лДолгая ночь 43 года╗): перед миром культуры было совестно следовать этим радениям в стиле Брокена и Сицилии. Книги жгли избирательно, скромно, потихоньку, с большей пользой при нашем-то климате, как приходилось уже в 18 и 19 гг. жечь книги и мебель,- о это была великая школа циничного выживания мещанства и его приживления ко всему, чему случиться приключилось.

ааааааааа Вера Инбер вспоминает, как перечитывала Диккенса и Франса в зиму всероссийского лвымораживания буржуя╗. Диккенсу ничего особенного не грозило, но об Анатоле Франсе разговор у нас будет пространный. Вероятно вкус моего отца уберег меня от раннего знакомства с нудными томами этого веселого старикашки,- и я вышел напрямую к фривольно начатому лВосстанию ангелов╗ и патетической сонате лБоги жаждут╗, наделивших меня иммунитетом ко всем пошлостям якобы отечественного историзма. Но я позднее очень провинился перед Франсом Ц и об этом речи будет много позже, в главе о пребывании моем во внутренней тюрьме КГБ. Заранее предупрежу, что считаю своим долгом сказать здесь много о разладе с модой изображать КГБ во всей его глупости. В нашем обществе КГБ представляета отнюдь не злейшую его часть, как армия нигде не бывает в массе самой агрессивной силой. Я думаю, что если бы мы создали бабские спецвойска, ничто не смогло бы удержать нас от перманентной войны, не то что от перманентной революции Парвуса-Ленина-Троцкого.

ааааааааа Но вернемся к порядку повествования. Домишко Марьи Григорьевны Шамовой стоял напротив нашего особняка на улице Лесной, вблизи угла Челябки (на самом углу был еще один домишко Ц это напоминает о том, что лнаш особняк╗ противостоял сразу трем участочкам).

ааааааааа Я уже проболтался, что вспоминаю о себе, а не измышляю ЕГО, условное третье лицо. Начать так прямо с местоимения первого лица мешал мой фамильный консерватизм Ц очень бестактно выпячивать свою особу. лЯ б за героя не дал ничего╗,- говорит Пастернак, всем своим косноязычием удостоверяясь.

***

ааааааааа Когда в уральские вечера мы имели в избытке снегу для занятий ваянием, я диву давался, что девочки предпочитали вырезать (лпластать╗) из снега пироги (торты имелись в виду) Ц и либо угощать ими, либо играть еще в продавцов,- чаще тогда играли в церемонии гощения-угощения друг друга и церемониальные же разговоры на банальные темы. Но когда мне удавалось привлечь своих сверстников к ваятельным или строительным работам со снегом, мне никогда не давали довести дело до завершения. Кажется, во времена Сурикова соотечественник еще не был так враждебен всякой мысли о свершении и совершенстве. А я видел всегда, что чуть дело приближается к завершению, как соиграющими моими овладевает буйное состояние, как бы бес вселяется Ц и они вдруг начинают разрушать сделанное, как будто мало зрелищ разрушения дарят наши метели и бураны. Вот таковы были первые мои детские обиды. У меня было счастливое детство,- никаких других обид Ц от взрослых Ц я не помню. Вероятно потому, что другие обиды были как-то мне объяснены, хотя бы мной самим. Иногда в соседских семьях происходили скандалы с выносом на улицу Ц с публичной дракой Ц мне в этом всегда виделось то же проявление бесовского воодушевления Ц то есть вселение беса в ту плоть, где мало души, где она мелка. Было такое слово лмалодушие╗, но его еще не велено пускать в оборот наряду с такими архаизмами хамскими, как лтунеядцы╗, лпопечительство╗ и т.п. лЯ гляжу окрест себя и душа моя страданием человеческим уязвлена стала╗ (Радищев). 200 лет этой весной исполняется лПутешествию╗. Как это автору взбрело в голову, что лчудище обло озорно стозевно и лайяй едино есть╗? Они, чудища сии едины суть от случая к случаю, случаясь то во взаимном пожирании и совокупляясь в обычном смысле и нося различные, часто противоположные имена государства и народа, рабства и свободы. Кое-что подсматривают в том Гегели да Гоголи Ц и придают онтологический смысл обыкновенным соитиям чудищ, образующим ту сейчас часто обсуждаемую ситуацию, которую тогда простодушный детский поэт исчерпал в двух строчках:

лВолки от испуга

Скушали друг друга╗

И спророчествовал:

лА слониха, вся дрожа,

Так и села на ежа╗ (К.Чуковский)

Соитие еды и едока Ц таинство не менее явное, чем все остальные,- удостоившиеся скрытой иронии Того Самого, кто тогда не в последний раз иронизировал предельно кратко: лТы сказал╗. В тот вечер он все время иронизировал и хорошо запомнился.

лТогда свобо-дно исчастлива

Смоли-твою

пойдем к винцу╗

***

20ааааа (Я- И.Осиновскому)

ааааааааа Милый Игорь, ты напрасно сочтешь меня злым по этим бумажкам; я очень сочувствую угнетенным, ибо сам всю жизнь страдал от социального неравенства, более радикального, чем все, о чем пишет московская левая. Ибо для меня социальное равенство тоже означало основу тотального неравенства, начиная с семьи: мне приходилось скучать безумно уже с нянями-домработницами, из приличий пряча чувство своего превосходства над ними. Не стану его определять словами лдуховное╗, линтеллектуальное╗ и т.п. Это было превосходство, в быстроте протекания нервных процессов: где не требовалась тренированность глаз и рук, так я все замечал намного скорее и всякое повторение надоедало быстрее. Однообразие, цикличность интересов (внимания) удивляло меня, и чувство превосходства во всем, чем они, взрослые, гордились друг перед другом,- подстрекало меня на жестокие насмешки над теми, кто проявлял в чем-нибудь силу по отношению ко мне,- силу ли физическую или большую осведомленность, которую я привык тогда отождествлять тоже с грубой силой взрослыхЕ

***

21ааааа В пору моего детства чудес было больше Ц и вместо парадов невегласов перед телекамерами нас занимали народные песни из серых тарелок репродукторов:

лЯ на горке была,

Я Егорке далаЕ

Не подумайте плохого -

Я махорки далаЕ╗ -

задорно-лукавым голосом Ц но современный человек большую часть этих куплетов не понял бы. А еще был прорыв иностранщины Ц через кино лДети капитана Гранта╗:

лА ну-ка песню нам пропой, веселый ветерЕ

Чтоб каждому хотелось

Догнать и перегнать отцовЕ╗ -

это не вязалось, впрочем, с культом третьего святого, Павлика Морозова. Сын за отца не отвечает Ц это было прямым призывом отрекаться от предков. Второй шлягер Ц это

аааааааааааааааааа ааааааааа лЯ на подвиг тебя провожала,

аааааааааааааааааа ааааааааа Над страною гремела гроза╗а -

из лОстрова сокровищ╗. Остров сукровицы.

ааааааааа Таково начало мемуаров. Об органах ты не скоро от меня дождешьсяЕ

***

22ааааа Главное внутреннее, поистине диалектическое (то есть марксистское) противоречие, конституировавшее мою личность, основано было на иллюзии, что женщины бесконечно разнообразны. Такую вот иллюзию заложило в меня детство: без конца сменялись няни. А потом Ц школы, классы: одноклассницы. Мальчики в обоих городах, между которыми металась наша семья как в Ленинграде, так и в Челябинске, были скучны: у них была одна проблема: лприближающаяся потасовка и кому начинать первым╗ (не как приближающаяся катастрофаЕ). Катастрофа и потасовка мыслились как суть существования. Из бравурного марша конной армии, т.е. завета гражданской войны Ц нам остался один единственный принцип советского человека: лИ вся-та наша жизня есть борьба-а!-а!╗.

ааааааааа Итак, мальчишеское ( и мужское вообще) общество было безнадежно скучно: оба встречных смотрели друг на друга с той бдительностью, какой учила партия:

алУж ты зверь, ты зверина, ты скажи свое имя,

Ты не смерть ли моя Ц ты не съешь ли меня?╗

ааааааааа Бдительная готовность подраться, вот все, что я умел различить в мужчинах всех возрастов до войны. Исключением был Отец. Но на то он и был Отец. В его присутствии даже мужчины менялись. Но наиболее разговорчивые изъяснялись на странных языках, из которых понимать я умел лишь по-немецки (и то не слишком). Даже русский отца и его гостей становился странным, полным экзотических имен, названий и вообще слов, незнакомых няням. Итак, в исподлобном мире мужском я мог только твердить себе: лВся тварь разумная скучаетЕ╗ - когда от страха не страдает.

ааааааааа Совсем иначе было в мире женщин Ц здесь трудно было найти основание принципам и обобщениям. И это меня обмануло, видимо, на всю жизнь. Женщины носят особые одежды, не такие как мы, но кроме этого в них еще и множество загадок даже в мимике. Таков смысл моих первых обобщений. Они больше заняты Ц много больше, чем отец, хотя в искренности я вполне уверен только когда дело касается отца. Уверенность и знание в мире (моем по крайней мере) Ц исходят от отца. Все остальное в высшей мере эфемерно. Разве что бабушка Ц один из полюсов мира женщин. На другом полюсе ее дочь. Моя мама.

***

23ааааа Вот несколько притч к объяснению моей несносной, говорят, нетерпимости. О книжных кострах. Вы о них могли бы прочесть в журналах 30-ых гг. Но я видел другие костры в 38 году у себя дома Ц теперь даже нет той улицы Ц Боровой. В маленькой печке избы пылал книжный костер. В доме было холодно, но дело было не в дровах. За год до этого у нас бывали гости, от отца я впервые слышал имена Хэмингуэя, Олдингтона, Дос-Пассоса, Андрэ Жида и Пруста в 37, когда погиб мой отец и нивесть сколько еще людей и тысячи других вдруг овдовевших женщин и мужчин научились жечь книги. Мне особенно жаль было богато иллюстрированную книгу Э.Реклю Ц в этой роскошной этнографической работе лЗемля и люди╗ было столько ярчайших иллюстраций. И я очень просил за нее Ц лНет, эта книга проникнута враждебной нам философией╗,- ответила мать. И началось мое философское образование Ц возник во мне интерес к философии. Я тогда узнал о философии чуть ли не больше, чем изо всех лекций, какие мне приходилось потом выслушивать. Малокультурные люди не жгут книг Ц они их просто легко дают знакомым, теряют, посылают коллективно куда-нибудь на целину. Эволюция человека, начавшего жечь книги Ц это эволюция к особой морали нового человека Ц морали убежденного убийцы, насильника, клеветника. С тех пор многие книги, талантливейшие и нужнейшие стали редкостью, библиографической, как говорится. И когда я слышу, как О.Ш. отзывается о Мандельштаме и Шпенглере, я вспоминаю слова Вольтера обо всех таких: лРаздавите гадину╗.

***

ааааааааа О чем там было с отцом по поводу геометрии? О том, что безразмерно, но различается числом размерностей (геометрические фигуры отличаются от первообразных элементов пространства тем, что относятся друг к другу как числа, находятся в числовых соотношениях, из которых некоторые также функциональны, то есть представимы только бесконечными числовыми последовательностями).

***

24ааааа

25аа Впрочем, не следует слишком буквально принимать мои слова об изоляции от детей: кто-то постоянно играл со мной у нас во дворе, но об этом запомнились воспоминания не лиц, а песен-считалок и дразнилок,- от которых веет все той же свежестью, какая обдает внезапной свежестью из грозовой тучи, из-под ее почти сиреневого брюха:

лДождик-дождик, перестань Ц

Я поеду в Арестань

Богу Ц молиться, царю Ц поклониться:

Царь-сирота, открывай ворота

Ключиком-замочком

С шелковым платочком!╗ -

при этих причитаниях мы чувствовали себя как бы озорующими на грани заигрывания с каким-то преступным царским прошлым вселенной:

лБарыня прислала сто рублей

Что хотите, то купите╗,-

а добрые бывали же барыни, наверно,- кто бы сочинил такое зря?

ааааааааа - Казаки-разбойники! - выкрикивала одна цепь. - А рискуй!- отвечала другая, превращая это в каламбур ларестуй!╗ - На кого? Ц На Юрку! Ц и бежишь прорывать цепь. лКатилась торба с великого горбаЕ В этой маленькой корзинке есть помада и духиЕ╗

ааааааааа - А на Машины именины Испекли мы каравай! Ц Аты-баты, шли солдаты. Ц Сидит зайчик на пригорке, Этот зайчик диверсант! А на сверхбодрый марш авиаторов: лВсе выше и выше, и выше!╗ - мы орали каждому самолету в небе:

лИроплан, ироплан,

Посади меня в карман.

А в кармане пусто Ц

Выросла капуста!╗

Пока не сменилась эта тема новой частушкой:

лЕсли надо Какинаки

Полетит на Нагасаки

И покажет он Араки

Где и как зимуют раки╗

Не эта ли частушка, известная, вероятно, всем разведшколам мира, сориентировала в 1945 выбор Нагасаки вместо Киото? Кто бы еще Дрезден уберег: сколь зверополей скорее заслуживали этой участи и не были бы восстановлены за никчемностью.

алШумел камыш, деревья гнулись

аааааааааааааааааа ааааааааа И ночка темная была,

аааааааааааааааааа ааааааааа Из сада публичка пошлаЕ╗;

 

лГде-то в городе на окраине

Я в рабочей семье родилась.

Лет 17-ти на кирпичики,

На кирпичный завод наняласьЕ╗;

 

лКогда б имел златые горы

И реки полные винаЕ╗;

 

лОтелло, мавр венецианский

Любил с папашей сыр голландский

Российской водкой запиватьЕ╗

 

 

***

26ааааа Полвека спустя я исходил вдоль и поперек и даже по диагонали то место, где бабушка присутствовала при убийстве Александра11 или как теперь говорили лместо его казни╗ (за то, что он как-то ни так да и ни эдак освободил честной народ и всех этих Сонечек и Феничек Мармеладовых и Перовских, как-то ни так и ни эдак). лЖивая власть для черни ненавистна╗, они любить умеют только мертвых, с тех пор везде здесь пахнет мертвечиной. Православный народ этим тешится, а боярыни его белолицые нам подносят на блюдах серебряных полотенца всякие шелком шитые, угощают нас из века в век одним и тем же. Настоящею бедой в Московском царствии, где на всех неведомых дороженьках все следы ведут зверей невиданных, ступа с бабою-Ягой идет сама собой и стучит в себя, тычинку, пестиком да избушка в ней без окон, без дверей. Как у Пушкина начавшись людным сборищем, людным сборищем на поле Новодевичьем, так и кончится народным умолчанием, призадумалось народное безмолвие над очередным детоубийствием по очередном народовольствии.

ааааааааа Совсем как просил юродивый Ивашка: лМальчишки Ивашку обидели Ц вели их зарезать. Вели их зарезать, как зарезал ты царевича╗. Что у Ивашки на уме?

ааааааааа Гей, ребята, пейте, дело разумейте. Гой, ребята, пойте, вольным матом кройте. Уж потешьте доброго боярина и народ его благоуверенный. Как гребется ему своими граблями, подметается метлой своей-опричной. Лягушки квакали: лЦаря!╗ Уже Крылов и Пушкин знали, чем это кончиться должно и ясно видел ДостоевскийЕ

***

ааааааааа Всю жизнь как жужжанье мух сопровождают жалобы на умопомрачительную сложность жизни. В детстве мы еще иронизировали по подсказке поэта:

алЯ спросила Ц а как считается,

Что есть японицыЕ и есть кита-итцы?╗ (А.Барто?)

***

ааааааааа

 

27ааааа Беднее всего у меня музыкальное воспитание. Вероятно, Вагнер в наш век примитив, но опера мне интересней всего вагнеровская, и на ней сосредоточены мои музыкальные интересы. Вероятно, это определилось литературным моим и философским развитием, где-то в основах своих укорененных в древнегерманских представлениях о радости, о пафосе бытия. Эти представления в равной мере (в моих глазах) обосновывают и английскую поэзию, и скандинавскую. От Шекспира и Джона Донна до Лонгфелло и Эдгара По, до юмора Льюиса Керрола и далее до философического саркастического романа нашего века (Олдос Хасли, Ивлин Во, Айрис Мердок), романа антиутопического пафоса и древнейшего вкуса к гротеску.

ааааааааа Забавно, причудливо осозналось это мне через лГайявату╗, который настойчиво ассоциируется у меня с вагнеровскими героями (вельзунгами Ц Зигмундом, Зигфридом) как Минегага Ц со слабыми героинями раннего Вагнера. лГайявата╗ был моей лколыбельной книгой╗. Вероятно, во всей английской словесности и бытовой традиции существовали в этом лиризме саксов (в их эпосе) побуждения именно так обработать индейские лstories╗ (Should you ask me whencethis stories) лЕсли спросите откуда эти сказки и легенды? Я скажу вам, я отвечу╗ (пер.И.Бунина), как потом никому более не приходилось в американской литературе. Впрочем, американские детские игры в индейцев вызваны теми ассоциациями, которые Энгельса побудили тоже переходить от германцев Тацита к индейцам Боаса.

***

 

28ааааа К теме благодарности и благоговения: мать не жаловала еврейскую среду за неуважение к женщине: утренняя молитва Ц лБлагодарю тебя, Боже, что ты не создал меня женщиной╗. Вероятно так же полагалось благодарить Бога за все, чем он не сделал данное лицо, т.е. за то, что сделал мужчиной, евреем и пр. Но это все только напоминания человеку о том, что он не создал себя сам, ибо только последовательный self-made-man (сам-себя-создавший) (выражение Диккенса: самодельный человек) теряет всякую сострадательность.

ааааааааа Зато на суждение о якобы накопительстве в еврейской среде (стяжательстве, богатстве) она поразительно хмыкнула: лТвой отец ходил в рваных тапках на лекции╗. Сама она была из обуржуазенной среды.

ааааааааа

***

ааааааааа О себе Ц Чока. Так что я был слегка чокнутый (по уральскому произношению слова лчто╗).

***

ВТОРАЯ ЧАСТЬ (Первой главы)

 

29ааааа А еще одну главку первой книги начать как бы эпиграфом: лА не лепо ли бяшеть братие, начати старыми словесы╗ (лСлово о полку╗).

***

ааааааааа Примите, Ваше бывшество, заверения в etc.

***

ааааааааа Я женщину всегда любил. Когда война кончалась, а я к тому же был в 10 классе, мать рассказала мне в добрую минуту, как ее подруга развлекала ее в минуту жизни трудную рассказами о моих ухаживаниях за дочерью этой маминой подруги. Ничего интересного в том не было бы (нам было по 14 и 15 лет когда суть да дело) Ц не смешно бы, если бы не образцы моих стихов, которые я подкладывал девочке в тетрадки, решая за нее задачки.

лТакие обтекаемые формы

Встречаются в природе очень редко╗ -

и рифма была еще на такое словосочетание лрадость-очерёдка╗.

ааааааааа Вероятно, у этой девочки формы были действительно обтекаемые (чтобы понять, надо учесть наш тогдашний острый интерес к авиации, кораблям и оружию, наш воинственный техно-эстетизм у мальчиков,- об этом у меня в другой главе). Вкус к обтекаемым формам возник существенно ранее Ц

лКогда их демон видел на мгновенье

Неизъяснимое волненье╗ -

в себе почувствовал он вдруг. Именно неизъяснимое и совсем внезапное.

а***

ааааааааа В юношеские годы я услышал в тюрьме всего два примечательных наставления: лДави нежного гада╗ и лЖенщина Ц декоративное животное╗. - Как? Ц прислушался я. Ц Ну, как есть декоративные растенияЕ - Вероятно, Вы о женской психике только. Как рабская сила у нас в чести: на ней пахать умудрились.

ааааааааа Позднее я понял, что дама, женщина Ц это сложнейший результат цивилизации. Или культуры как условия конвергенции интересов женщины и мужчины. И потому она же Ц первый продукт распада культуры.

***

30ааааа И если были темы, которые я обходил как не представляющие общего интереса, то о Сталине мы говорили мало, потому что любой ребенок может понимать, что за судьбы многих миллионов не могут быть ответственны немногие. Ответственность всегда на большинстве, как бы оно ни плутовало с самим собой, связывая себя по рукам и по ногам идейно или по политическим структурам. Слушая всякие декларации новых поколений, я все вспоминаю не раз слышанный в молодости вопль: лТак твою мать! Я сам сейчас еще не знаю, что сделаю!╗ - это не вопль растерянности, а очень хитрое предупреждение: лДержите меня, я сам не могу справиться с настроением этой минуты, хотя знаю, что надо бы их одолеть, настроения эти!╗ Бывало и со мной такое состояние, но не часто.

***

ааааааааа Тему, как подобный король Лир короллирует в моем воображении, всему этому еще коррелирует ситуация середины 30 гг. ХХ века.

***

ааааааааа Образовенция наша изрядно попользовалась всем с 18-ого года: несколькими волнами террора, заменившими условия экономической конкуренции состязаниями в компрометации всех, кого удастся. Образовенция попользовалась и теперь посматривает по сторонам: как бы умыть руки.

ааааааааа Когда-то устами матери она мне говорила: тебя бы не было, если бы не это всеЕ А устами родственников отца: подумай, кем бы ты был, если бы не эта власть. Ответ может быть диалектичным, если держаться сослагательного наклонения: был бы совсем другим. Или меня бы совсем бы не было: какой же это я, если совсем другой? И разве это было бы для меня таким несчастьем. Перестать быть Ц это несчастье, но не бывать совсем Ц это что-то другое (в чем и было отказано Гамлету, каким он у Шекспира). В язвительном же наклонении: я во всяком случае таков (я-то), чего никак не могли бы изобрести ни родители, ни гос.власть, и потому могу судить о них свысока. Я не санкционировал никого ни на какие преступления против морали, когда меня не было и не берусь ретроспективно отменять мораль ради тех, кто не был подлинным моим Творцом. Эмпирически я более всего обязан импульсам, исходящим из мировой культуры: все-таки они свели моего отца с матерью и они же определили все, что составило формирование моей личности. А уж никак не советская школа и другие советские власти. И если нужно объяснять согласованность воздействий, создавших меня (и мне подобных), то надо представить себе Бога, и легче всего Он представляется Христом. И то, что было направлено на попытки охамить мир и захамить его Ц это преступление против меня и сил меня создавших, чтобы мне не перепало от мародеров.

ааааааааа Мировые силы, которые создают исключительность во взаимном интересе мужчины и женщины, систематически ускользают от внимания средств наблюдения и уличения, свойственных романистам, историкам и мемуаристам. Эти силы ведут призрачное (в глазах эмпирика) существование именно потому, что действуют, как стенка к стенке, под прямыми углами.

ааааааааа Реальности, столь оригинально-ортогонально пересекающиеся в нашей среде, были особенно трансцендентны друг другу в России. Нужны были особенные обстоятельства начала 1927 года, чтобы стала возможна семья моих родителей. Для матери достаточно в детстве прочитанных романов, довольно заслушано внушений от взрослых Ц этой инерции протеста хватило и на то, чтобы развить активный критицизм ко всяческим внушениям молодежной и богемной среды. И вдруг встреча с человеком, который оказывается оригинальней поэтов и великих комбинаторов: он читает лекции об Эйнштейне (на относительность которого ссылаются все демагоги) и о Ньютоне, юбилей которого наступал ва 27 г. Не считая популярные лекции по истории науки, этот человек еще начитан в английской классике, начиная с Шекспира так, что в мои четыре года (или пять лет Ц не позднее) он как-то на всю жизнь привил мне любовь к лКоролю Лиру╗: риторический образ лиры у Пушкина ставил мой слух в недоумение по поводу шекспировского героя. Я воображал себе в Древней Англии королевство Лир,- в котором принцесса Ц лира Корделия смелей других противостоит ярости старого отца, похожего на соседа нашего, явного, в свою очередь колдуна.

ааааааааа Когда мать много лет спустя выслушала мой уже шутливый пересказ моей начальной этой рецепции трагедии, она развеселилась и прочла мне в контаминированных отрывках на память лПринцессу Грёзу╗ Ростана и вызвала слезы на глазах Ц очень умилившую в ней чтицу-декламаторшу. Но тут мне было уже лет 12, и это другая глава книги, в которойа я постигал разнообразие интерпретаций и рецепций одних и тех же событийа с

оче-видцами (и со-читателями одних и тех же книг и газет).

***

ааааааааа Писавший свои записки из подполья (Достоевский) был самоотчужденным человеком рессантимента: во всем ему не гордость мешала, а мелочность Ц в обидчивости, даже в чуткости.

ааааааааа Но придет России черный год, когда 10-летний мальчик скажет: я кажется успешно обучаюсь социальному самоотчуждению в качестве потомка врагов народа.

***

31ааааааааа Некоторые (няни) говорили преимущественно лно, лешак-дыряковка╗ или лдырякаться мне с вами╗, а другие лязвить-те в душу╗.

ааааааааа На фоне того, что говорилось на каждом шагу теми поколениями, самые зверские гиперболы Маяковского сверкали жемчугами и алмазами смысла, вводящего жестокости в абсурд именно благодаря способности к поляризации его (смысла) света.

ааааааааа Впечатлить (или прельстить) кого-то жестокостью никакие речи уже никого не могли: слишком жестока была повседневность,- не чья-либо лтайная явь╗.

ааааааааа Матовость и темнота официозной Ц этикетной - стилистики настолько угнетала в сумерках и сумраках времен, что любой блеск, высекаемый на любом кресале, любые искры смысла доставляли радость в душном полусвете эпохи, допускавшей в ряды и в иерархии наук откровенно декоративную лепнину, обыгрывавшую народные обороты (как у Савицкого) так же, как можно в оформлении стен лепкой и росписью обыгрывать исторические анекдоты и мифологические сюжеты.

***

ааааааааа

 

32ааааааааа Главным тезисом идеологии кружка моего было прекращение в капитал самой информации. Диктатура партии рассматривалась нами (мной по крайней мере) не как результат юридического оформления власти над материальными условиями производства (превращение частной собственности в общественную), а как результат монополизации информации. Руководители производств не меньше частных собственников имели распорядительной власти Ц не меньше прежних владельцев фабрик или банкиров Ц не меньше имели распорядительских функций. Изменение образа жизни (запрет на показную роскошь и т.п., показной аскетизм и демократизм соответствовали смене религии или господствующей этнической ментальности, чем смене экономической структуры).

Но все распорядительные функции частного владельца каждой части общественной собственности составляли элементы чисто иллюзорной свободы использования (принятия решений) распорядителей, не располагавших тем, что составляет объективную информацию. В самом кружке я говорил о лмонополии на знания╗, ибо и сам тогда не представлял себе четко различий между знанием (включающим прежде всего истины логики и математики, по сути вечные истины) и информацией, в которой существенны как раз четкая картина мгновенного, единовременного состояния вселенной, т.е. того образа, который диктуется горацианской фразой лCarpe diem╗Е (Лови день)

***

33ааааа Люди, уводившие Отца морозным декабрьским (уральским!) днем, знали, что делают нечто абсурдное Ц и могут поплатиться незаслуженно и за это; но менее всего они могут полагаться на свою совесть, не говоря уж о разумении,- в этом они уверены лучше, чем в чем бы то ни было.

ааааааааа Никто ни разу не извинился после. Ни один чин от самых почтенных до вовсе бесчиновных. В глазах человека низов я видел только (бывало) зависть: так твой отец погиб, пожив хорошей жизнью? Мой никогда такой красивой не видал! Так ты еще обижен, что твой отец не был убит (пусть не до смерти) в драке? Не умирал годы в гниении отбитых почек или легких? Не издох алкоголиком, нажив к себе ненависть окружающих,- до самых близких? До твоей? Уж не козыряешь ли ты перед нами своим сиротством? Не гордишься ли, что наша власть именно так выделила тебя? Я антитезу Гамлету такую вам покажу в такой прирожденной сироте, каким был не Лев Гумилев, а Боря Бугаев и предки его в литературе.

лА вы слышали песни соловьев в Соловках?

Ну-ка, выстройся, плесень, с кайлами в руках!

Ты, очкастый, чего не внимателен?

Исключаешься ты из рабочей семьи

И катись ты с земли к Божьей МатериЕ

Потому что история любит прыжки,

Потому что безумный плясун на канате

Ненавидит миров пресловутую связь

- Датский принц, вашу шпагу и шляпу Ц копайте

Ибо Дания ваша без боя сдаласьЕ╗ (Ю.Айхенвальд)

***

(ааааааа лО Пушкинском годе 1937╗ и слушанье с отцом лМедного всадника╗ -

алЕили вся наша

И жизнь ничто, лишь сон пустой,

Насмешка неба над землейЕ╗ и т.д. (А.Пушкин) Ц

и позднее сопоставление этих строк с юношескими Ц советами Ц наслаждайтесь Ц

аааааааааааааааааа ааааааааа лСей легкой жизнию, друзья,

аааааааааааааааааа ааааааааа Ее ничтожность понимаюЕ╗)

***

34а До 13 лет я мнил себя будущим капитаном океанологом, но постепенно уяснил себе, что труднейшим делом Колумба, Магеллана и др. до Кука и проч. были не навигационные работы, а поддержание дисциплины в экипаже. Насколько легче космонавтам, ноЕ В 1941 мой друг Коля Знамцов на скучном уроке химии спросил меня, кем я будуЕ и после уточнений: лНу, на кого бы ты хотел быть похожим?╗ Я огляделся и указал на портрет Пушкина, почему-то висевший в этом классеЕ Пришлось возобновить сочинение стихов, брошенное полжизни тому назад, когда мне было лет 5. Потому что сам Коля пустился в сочинительство со мною состязаясь. Так я засел за систематическое чтение П, Л и Ж, а также двух Ш Ц Шекспира и Шиллера.

ааааааааа Подражать вполне удавалось только Жуковскому.

***

ааааааааа С момента, как за экраном густейшего малинника, одичавшего в плотнодощатом углу сада передо мной внезапно обнажилась маленькая Маня (впрочем была же она на пару лет старше меня); с той поры исчезла для меня иллюзия тождества человеческих природ как иллюзия условности всех различий, якобы одеждой и случаем создаваемых. Иллюзия, что все уникальности принадлежат только физиогномике и ничему больше. Но пока я здесь не пытаюсь передать словами то ошеломительное переживание новизны и свежести, какое дает эффект превращения женской фигуры (девичьего телосложения) в некое обобщение лица, его единение с физиогномикой. Весь мой дальнейший опыт в отношении человека (человеческого самопознания) за десятки лет так и продолжал сводиться к преодолению иллюзии, будто все индивидуальное или уникальное как-то локализуемо где-то, где-либо, на какой-то поверхности (на лице).

ааааааааа Так для меня впервые реализовалась оппозиция текста и подтекста как оппозиция лица и торса.

***

35ааааа Люд усталый, но упорный в своем хождении из дома в дом, заслуживает особого глубокого понимания, которое до меня доходило отрывочно в позднейшие времена,- и я свое понимание нашего простого и бедного люда еще буду высказывать по другим поводам и мотивам. А сейчас хочу только засвидетельствовать, что бегло очерченная сцена обыска и ареста беспартийного интеллигента на 20 году советской власти уже не содержала в себе ничего особенно патетического и гротескного. Гротеск начала этой истории был в эмоциональности, с какой работающие чекисты: в злорадстве, которое одушевляло их при сведении счетов со старым обществом, и страхе о том, как будут счеты сводить с ними может быть уже завтра. Теперь, как у Дюма Ц лДвадцать лет спустя╗, так что поколения сместились, давно уже не было ни задора, ни злорадства, ни страха, была лишь постылая озабоченность тем, что этой грязной работы оказалось так много Ц как великий поэт, низовой чекист был вправе думать: лЯ Ц ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный╗. Это кто был уже повыше, т.е. сделал карьеру на том же поприще, мог думать и знать больше и жить не в столь страшных заботах. Он должен был подозревать, что кроме официальных классовых врагов у него еще очень много врагов личных, и целятся они точнее. Но об этом они, следователи и судьи, возможно не успели написать даже в протоколах своих собственных показаний,- и как сказал тот же великий поэт: лЧто говорить о лирических кастратах?╗ С лирическими кастратами большевизма, как геростратом эфесским, надо поступить просто: сдать в архив театрологии и криминалистики и забыть. А низовых чекистов жаль, ибо не нашлось среди них не мемуариста, вроде палача Самсона, ни юмориста с цинизмом Рабле или де Сада, и все они упомянуты в летописях с маленькой буквы Ц анонимно.

***

ааааааааа

 

36ааааа С самого раннего детства у меня возникло широкое обобщение, что в среднем люди подслеповаты, глуховаты и к тому же трусоваты, чем и компенсируют все дефициты. Непосредственно это было основано на отслеживании равнодушия всех почти к вещам, меня особенно волновавшим, например, к лунному свету, пантомимам пламени в печи, разнообразию пейзажей в наледи на оконном стекле Ц она так резко контрастировала с придурковатой координатной вязью кружев и тюля занавесок на тех же окнах. Боже, насколько изящней просто декартовы координаты любого чертежа или графика (диаграммы), не говоря уж об их осложнениях в картах различных проекций. Отец понимал мою любовь к луне и огню и прихотливости разграничений воды и суши на картах, витийству, т.е. витиеватости речных излучин на ней же,- это были единственные барочные и рококошные формы, которых мы не отвергали за их неизобразительность, немиметичность.

ааааааааа В отличие от Скупого Рыцаря, слагавшего монеты уже в седьмой сундук, моя няня в своем сундучке держала вещи, что были много проще бумажных фантиков с их яркой эмблематикой. Она была похожа на няню Герцена, моя арина родионовна, могла рассказать и как шумел-пылал пожар московский, и как государь всем государством наехал на таких как я: - Шапки долой. Государи России всю жизнь воспитывали люд; и тот, что рубил людям бороды, не был так лют, как тот, который следил за достаточной прямизной ног, вскидываемых на марше,- как потом будут отсчитывать: - Левой! Левой! Левой!

***

ааааааааа Моя няня 65 лет назад оклеивала внутренность своего сундука конфетными обертками (фантиками), как современные русские мыслители (вроде Ямпольского и Линницкого) цитатами из Деррида и Делёза, а иногда и пересказами их герменевтем; но это делается без дальновидения той очевидности, что пока эти красоты будут оценены читателем,- все эти заимствования интеллектуального haut couture обветшают и станут тряпьем (chiffon), старьем и т.п. Ибо современные производства могут предложить нам что угодно, только не долговечные материалы.

***

37аа Люди, вошедшие в наш дом одним морозным ранним утром

начала декабря 1937 года

не были ни злы, ни страшны, ни даже озабочены,- не были.

Они были явно очень утомлены и печальны как давно не выпивавшие могильщики Ц это тем отчетливей, что это были самые профессиональные могильщики, пожалуй, не одной буржуазии, а всему на свете. Это были лпролетарии всех стран, объединенные в щит и меч╗ своей партии. Кажется здесь в то утро их было трое, да с ними был еще старик Седых, действительно седой сосед, хозяин соседнего дома в качестве понятого. Время превентивных погребений и светских мысленных (негласных) отходных было нелегким для наших ранних гостей. Уж очень много было работы и совсем страшно было думать, когда на какой стадии Процесс достигнет насыщенья. Работа у них была самой важной в тот год, и очень ответственная. Не то что у пучкистов-фашистов, обновлявших Италию весело, при другой сценографии и режиссуре.

Время было вот-вот к моему выходу с отцом Ц ему на работу, мне в школу, узкой тропой между сугробов и через речку Челябку с улицы Боровой мимо городка НКВД к Алому Полю и моей Первой Образцовой им. Энгельса. Дома было теперь очень уютно и мы, увы, промедлили. Передо мной яйцо всмятку и мой игрушечный пистолет. Звонок в дверь и вошли, как я назвал их себе, милиционеры. Смысл звонка в такую рань первым понял, наверно, отец. Мама еще оборонялась глупыми вопросами об ордере прокурора, затем ушла за домовой книгой и паспортами, а отец уже играл моим пистолетиком, подбрасывая его и ловя над столом, пока не раздалось нервное восклицание: - Бросьте игрушку!

Мне никогда не дано было забыть эту драму на двух языках,- пантомиму, обмен выразительных взглядов и одну-единственную реплику. Отец слыл человеком аполитичным. Никто не мог его представить себе в какой-либо партии. Собственная жена передо мной, сыном, уличала отца в склонности высмеивать все, даже лПроизводство кирпича по методу Ильича╗,- воскликнул, мол, С.Э.Динабург, проезжая в машине на субботник. Это он увидел, как ломами и кирками ломали стены церкви. Наверно, нужно было ее лостатки╗ погрузить в новую застройку. Но я никогда не видел, чтоб он оставлял без защиты свою собственную тещу-лютеранку, как на ее святое позволяла себе наскоки собственная дочь, то есть моя мама. Я ничего не понимал по сути тогда в этих мировоззренческих спорах, но видел, что одной-двумя фразами отец вводил лкомсомолку╗ жену в слезы, которые мне всегда казались выражением бессильной злобы.

После одного восклицания лбросьте игрушку╗ разговоров не было на протяжении всего дня, посвященного перетряхиванию книг и хождению по двору и саду с попытками раскопок в сугробах. (Других вещей в доме было мало, да и работа физически тяжела). Кроме оружия искать было нечего,- литература на четырех языках,- вывезти ее было почти невозможно и она вся уцелела мне на счастье всей жизни. Отец, окруженный зоной надзора, весь день просидел посреди столовой. Молчаливая тема лвсе происходящее Ц нелепость╗ (а по маме Ц недоразумение, которое вот-вот разрешится разумно) Ц обязывало и меня держаться лневозмутимо╗. Не отец ли сам внушал, что слезы Ц позор, ибо выдают неспособность контролировать чувства, подменяющие собой эффективные действия. По неспособности придумать эффективные действия я убегал все же плакать на кухню в угол за огромной (мне казалось) русской печью. Авось там никто не увидит, что я не верю в недоразумение, т.е. в его устранимость чьим-то разумением; т.е. что я просто впервые в жизни испугался за отца, испугался людей, а не людоедов.

Года за 4 до того отец, вернувшись из командировки в Ленинград, о чем-то рассказывал матери так, что я понял (притаившись между мебели) только фразу лА на Украине дело дошло до людоедства╗. Поскольку недавно я узнал о людоедстве из прочитанного мне кем-то Робинзона, я выскочил из своей засады с восторгом: - Ура, на нас людоеды идут! Ц и отец с отвращением одернул меня без разбирательства: л А ты что взбесился?╗ Может быть дело не в книге Дефо,- мало ли что мне читали тогда.

Посидел отец так день на стуле до наступления темноты, и стали гости торопиться с отходом с ним к оврагу Челябки, за которым застряла их машина. Я все помню очень хорошо. Через месяц мне исполнилось 10 лет,- после чего я стану строже сортировать впечатления на достойные запоминания и всякие остальные.

Как младший брат был блокирован, я уже не заметил, и как мне не дали проститься с отцом, я тоже не понял. Вероятно меня постиг тот ступор, который я несколько раз наблюдал уже вполне сознательно в моменты общения с этими людьми, желавшими меня потом вызвать на эмоциональные реакции. Ноа в дальнейшем я и подавно отличал их от собственно людей; точней, я не мог избавиться от впечатления, что имею дело со зловредными вещами, с которыми возможны любые действия, кроме аргументаций. Доказать что-либо существенное коммунисту нельзя: он диалектик и убеждает его только боль, а все остальное он имеет в виду лишь временно. То есть боль его не убеждает; он ее просто боится беспамятно. В остальном его память управляема. Отец ушел, покорившись настоянию жены надеть медвежью шубу. Ц Я могу задержаться, тебе с детьми потребуются деньги, надо будет продать!.. Ц Не смей так! Задержаться? Ц прокричала она, и он пожал плечами: так вот чем думала она себя успокоить? Что ж, надолго ли хватит денег с шубы.

Единственный рассказ о дальнейших его шагах дошел до нас от соседа по камере внутренней тюрьмы; там пол был покрыт телами и отец растерялся на пороге: - Скажите, пожалуйста, где здесь повесить шубу?

Эпиграф: лБери, барин, шубу Да не было б шуму╗ (А.Пушкин).

***

38а Все тот же страх повседневной бессмыслицы борьбы за выживание перешел у меня в гипнофобию, пронизывавшую всю дальнейшую жизнь. С 13 лет убежденный в том, что жить осталось совсем немного (еще 13 и т.п.), я жил в сплошных усилиях урвать лишний час у сна, в постоянном переживании гипнофобических эпизодов лГамлета╗, лМакбета╗, лРичарда 11╗ и лБури╗, в припоминании о капитуляции гетевского Эгмонта в монологе о сне (лСладостный сон, приходишь тыЕ╗), прочитанном впервые в феврале 1946, когда внутренняя тюрьма управления МГБ приучила меня бороться за сон, искать в нем укрытия от тревожного ожидания новых методов давления, которые вот-вот применит ко мне следствие, чего я имел основания ожидать,- и от тех общений с сокамерниками, которые навязывались самым естественным образом.

***

ааааааааа Юность Ц это возраст, в котором над страхом смерти преобладает страх бессмысленной жизни, т.е. страх прожить свои годы (или десятилетия) так, как это наблюдается в судьбах почти всех, кого случается наблюдать в своей повседневности, в своем непосредственном окружении. Именно этот ужас повседневности определял до сих пор все мое поведение и все мои отношения с окружающими. Все самые добрые и честные люди воспринимались мной как призраки, стремящиеся утащить меня в свой абсурдный ад борьбы за совершенно бесцельное и почти безрадостное выживание; в то существование, в которое настоятельно навязывают Гамлету его разнообразные доброжелатели в первых двух актах трагедии Ц пока он не приводит их в панику в акте 111 подстроенным им спектаклем и убийством Полония.

ааааааааа Главная (или Высшая) ценность среди ресурсов, которые ограничены для личности Ц следует считать, вероятно, внимание Ц чем больше оно отвлекается на угрозы (опасности), тем беднее оказывается личная жизнь (хотя этот личный ущерб и осознается как жертва коллективным, соборным, тоталитарным интересам). И главная агрессия в отношении личности Ц это посягательство на свободу внимания (которую мы и подразумеваем, когда говорим о свободе личности).

***

39а Живет еще и после меня будет еще жить старушка Люция Ж., скажем, в девичестве Желанова,- мать ее, наша учительница в четвертом классе, выказала дерзкую фантазию в имени дочки, которую мы любили всем классом. Мы, русские мальчики, любили ее совсем асексуальной любовью, т.е. если и возникали у нас позывы к оскорблению действием, то оно и сводилось к невинному дерганью девочки за волосы, за косы. Бегала Люция в короткой юбке и кажется только я засматривался на ейные ляжки, а прочие только дразнили. Она была бойкой девочкой и за ней гонялись с криком лЛюция! Ц Куцая╗,- и тотчас же поправлял кто-то Ц Революция! Проституция! Конституция!- продолжали мы лсклонять╗ эту парадигму,- за два года перед этим озарила нас эта Сталинская Конституция, бухаринский подарочек вождю.

ааааааааа Ко всем порядкам, к обществу в широком смысле у нас отношения были как к этой конституции, рифмуемой с проституцией, но и не только с ней.

***

ааааааааа К 10 годам отроду я был уже четко обучен тому, что население страны (государство) делится антагонистично на народ и меньшинства, состоящие из врагов народа. А поскольку народ един (и тем непобедим), а враждебные ему меньшинства много различны, то в сумме большинство населения принадлежит, пожалуй, не народу, а его врагам. Но врагов уничтожают по меньшей мере везде, где они не сдаются, а пожалуй, вся жизнь здесь Ц только замедленное их (врагов) истребление. И я с гордостью сознаю, что принял добровольно сторону врагов, не причисляя себя ни к каким меньшинствам в особенности,- под звучные реплики Ивашки-юродивого: лНе могу молиться за царя ИродаЕ Богородица не велит╗ (а хошь Ц вели резать мальчишек за краденую копейку, раз велел зарезать маленького царевича). А еще не менее звучно раздавалось со сцены Лермонтова:

лЯ покажу, что в нашем поколенье

Есть хоть одна душа, в которой оскорбленье

Запав, приносит плод╗

Все эти эмоциональные импульсы, точнее, тензоры, закручивались о позицию Гамлета и резюмировались словами Вольтера: лРаздавите Гадину!╗.

лЯ давно уже по мертвым не плачу.

Я не знаю, кто живой, а кто Ц мертвый╗ (А.Галич),-

Кто это правит в Эльсиноре? Только якобы упоминаемому королю-отцу удается режиссировать, только его сыну Гамлету дано импровизировать, остальные манипулируют друг с другом и не способны выстроить по-своему ни одной мизансцены.

***

40а Я помню себя еще с тех самых пор, когда не столько Индия, но нивесть какой Ирак на карте был густо зеленым в качестве части британской империи, а бледно-зелеными были только очень удаленные от них земли совершенно иной юрисдикции. А позднее вдруг появились карты, на которых бледно-коричневым цветом была обозначена часть более не упоминаемой Польши, переименованной в лОбласть государственных интересов Германии╗. Это у нас слово Польша оказалось в области нецензурных выражений матерных или бестактных. Говорят, все наши предки виновны в убийстве семьи Николая 11,- хотя бы ответственны преступным бездействием? А больше во всем позднейшем они безвинны? Ни в чем другом не были соучастниками?

***

ааааааааа Тогда (в детстве) я, естественно, постоянно пытался что называется лподелиться╗ своими эстетическими переживаниями (по поводу экзистенциала свежести), то есть порывался обратить внимание на особенно волновавшие меня зрелища или музыкальные темы в звучавших, звучных событиях жизни. Но, кажется, только у отца или бабушки и, наверно, няни Александры Ивановны я находил внимательные отклики на свои восторги и их экзальтированные проявления. Остальные взрослые скорее одергивали меня с укорами по поводу моей болтливости.

ааааааааа Тогда я уже научился стыдиться всякой экзальтации, не только своей, но и чужой. Способом преодоления конфликтов между эстетической восторженностью и самокритичной стыдливостью стала для меня пугавшая моих близких манера разговаривать вслух с самим собой наедине. Тогда же, получив от взрослых разъяснения насчет смерти, ее неизбежности для каждого, тогда же я стал переживать тревогу не за себя, а за весь мир, этот прекрасный мир, в котором больше всего меня восхищали снег и зимняя луна с холоднорадужными кольцами вокруг нее. Я отчаянно жалел их за то, что после моей смерти (как мне казалось) совсем некому будет радоваться им, потому что вокруг никто кроме меня (как виделось это мне) не переживает моих праздничных чувств от яркого заката или таинственного выражения лунного диска, от его переменчивости, от веселого и часто озорного поведения снега.

ааааааааа Только через литературу я начал постепенно уяснять себе, что мой эстетизм Ц совсем не такое уж уникальное мое свойство, хотя, похоже, оно у меня и какое-то особенное.

ааааааааа Сначала мне это познание дала огромная книга Жюль Верна Ц лЗавоевание Земли╗ - так, кажется, она называлась в дореволюционном еще переводе,- история географических открытий, богато иллюстрированная мне на радость. А затем это познание было намного углублено поэтами, особенно чтением Пушкина, Шекспира и А.Блока. На позднее еще открытого Пастернака я смотрел уже в свою очередь свысока, как на поэта сугубой ребячливости, видящего тот же мир на мой лад, но, подобно мне неспособного это виденье представить достаточно полно и подробно, как и у меня, у него высказывались всего лишь яркие, не главные детали Ц о том,

лКому ничто не мелко,

Кто погружен в отделку

Дубового листа

И с дней экклезиаста

Не покидал постаЕ╗ и т.д.

Из чувства благодарности к Тому, кто совершенно чужд унынью Экклезиаста,- именно из этой благодарности во мне возникли первые мои религиозные чувства, в частности, мое особое предпочтение к книге Иова (если говорить о Ветхом завете)Е А что до Пастернака, то очень долго мне думалось, что просто лронять слова, как сад Ц янтарь и цедру Ц размеренно и щедро╗ - это еще не само чудо, а даже и не достойно сравнения с чудесами в зрительном поле поэта, а если и соотносимо, то с чудесами языка и его соответствий, до которых Пастернак касался небрежно,- а ведь и замечал же он лперегородок тонкоребрость и занимательность того, как образ входит в образ и как предмет сечет предмет╗.

ааааааааа Постепенно приручать к Пастернаку меня стал А.И.Калабухов, но об этом после в главе Третьей. Прямой антитезой был случай открытия Мандельштама, сразу принятый мной так, что даже Блок стал казаться поверхностным, а порой и пошловатым поэтом-музыкантом.

ааааааааа По моему глубочайшему убеждению, религиозное чувство глубоко только когда начинается с чувства благодарности за красоту Мира Божьего,- с чувства софийного по Иисусу Сирину,- (лТак все в себя вмещает человек, Который любит мир и верит в Бога╗, Н.С.Гумилев) только тогда эта религиозность христианская, а не проникнутая паникой, боязнью перед всеми высшими или сверх человечными и низшими силами.

ааааааааа Но от поэтической теодицеи и расхождения моего с Иваном Ф. Карамазовым в принятии не только Бога, но и Мира Божия, предстоит здесь перейти к моему существованию в качестве лкнижного мальчика╗, как говорили обо мне тогда в моем лОтрочестве╗.

***

41 Раз в густых зарослях малины я устроился дочитывать лМаугли╗ в отлично иллюстрированном широкоформатном издании, а моя спутница увековечила в памяти моей этот день самой яркой выходкой. Заметив внимание к рисункам голого Маугли, она вдруг спросила: лХочешь покажу?╗ и ответ на мой вопросительный взгляд (лКого-что?╗) Ц сначала свой стриптиз, как теперь это называется. Когда она дошла до предела в самообнажении, так что осталось только менять позы,- я испытал ошеломление беспримерное: девочек в такой последней правде откровенности и воображать себе не мог. Все впечатления Эрмитажа и балета я интерпретировал как эффекты телесного цвета трико. И никакие даже позднейшие впечатления секса не были для меня свежее в смысле фольклорного двустишия Ц хокку:

лШел я лесом-камышом

Видел девок нагишом╗.

ааааааааа Все мы в детстве живем в камышовых лесах среди неказисто гористой меблировки жизни,а которой нас как боги ведут наши Взрослые (родители, тети-бабуси и няни).

ааааааааа Состоявшееся так внезапно наше перенесение в статус Дафниса и Хлои, разумеется, получило пошлое развитие со вмешательством Взрослых. И я оказался счастливей прустовского Марселя, всю жизнь сгоравшего ревнивым любопытством к лесбийским нежностям и ласкам, память о которых лишь отчасти затерта лощенными телами ее наследниц хлоистых и хвоистых моих подруг, упругих-супругих подругах, которым кажется всего было достаточно для счастья, кроме, вроде бы одного Ц способности довольствоваться защемления в себе одной единственной добычи Ц верности принципу лс милым рай в шалаше╗.

***

43ааааа На старости я сызнова (он Сызрани,ЕиЕ) живу, и прошлое делается вдруг понятней и свежее. Простонародная среда уральских нянек в Ленинграде моими родичами воспринималась несколько высокомерно, т.е. без должного юмора,- и я с детства приучался в Питере стыдиться своих уральских впечатлений. Из года в год я приучался в Ленинграде помалкивать о лснежной и звездной╗ либо пыльной глубинке (передразнивая меня, в Москве и Ленинграде приучали меня помнить эту мою риторику первых лет моей жизни). Зато в Челябе няни и дети и гости родителей слушали, разинув рты Ц мои рассказы о городе го-ристом-сАклистом Ленинграде, и о том, что в Москве ничего хорошего, кроме метро, построенного почему-то под землей лмузея изумлений╗, выводящих из ума. Ц Как? Ц спрашивали гости, ухмыляясь. Ц Вот так,- отвечал я, извлекая книгу лПодземелья Ватикана╗ (роман А.Жида),- подземелья Ватикана начинаются в Москве под Кремлем. Ц А что такое Кремль? Ц А это Ватикан у нас в РоссииЕ - А Ватикан Ц что это? Ц переспрашивали, хихикая. Ц А это Кремль, в котором на другом конце метро засели Папы Римские с фашистами. Ц А твой папа?а - Мой Ц только мой, не римский, не московский даже не в Ленинграде. Ц А с кем же он засел? Ц А с коммунистами. Ц А сам он не коммунист? Ц Не-е-ет, с коммунистами мама: она с ними до слез спорит, но переубедить не получается. У него все какие-то шутки: - Съезд ударников,- говорит он,- Как съехался, так и разъехался: лне солоно хлебавши╗. А зачем Цсолоно, когда надо просто вкусно? Я и сладкого не люблюЕ

ааааааааа Мне эти мои интервью для взрослых часто потом припоминала бабушка, а я согласно позднейшему опыту корчился внутренне от догадки, не использованы ли были мои откровения для уличения отца в вольнодумстве? И не думал ли отец в последние 20 дней своей жизни именно об этом,- потому что, как выяснилось, расстреляли его ровно через 20 дней после ареста,- вот как быстро могла работать наша краснопсовая юстиция середины века. Эпитет для нее я нашел у Киплинга: поглядев на юстицию эту справедливую, я вспомнил, как Маугли резал красных собак без разбора. А юстиция имеет у нас отношение к справедливости, потому что через 19 лет отца реабилитировали, как меня Ц через 17 Ц ретардации или гистеризисы в большевистских мозгах таковы: шаг вперед очень быстро, два шага назад очень медленно, как учил гад Ильич, еще не ставший у нас государственной емблемой Ц труп-атрибутом. Много вспоминали лРоссию во мгле╗ Г.Уэллса,- совсем забыв его лКогда спящий проснется╗ на ту же тему!

ааааааааа Несчастье господ-товарищей было сначала не в глупости, а в невоспитанности, т.е. в частности в беззастенчивости Ц бесцеремонности, т.е. как бы в необмытости после родов. Запаршивевшие от негигиеничного младенчества, запаршивевшие до безумного хлопотливого злобчества и стукачества (среди них были и опустившиеся до одичания дикие баре из дворянства и толстосумства Ц впавшего в неряшества из скукчечства).

ааааааааа И все же 70 и 60 лет тому назад образ страны еще не был так страшен себе самомуа Ц ибо вырождение не достигло еще такой массовости и стабильности в процессах регрессивного (ре-дуктивного Ц революционного) отбора. Редуктивная селекция еще не предвещала выразительности нашей всенародно-бранной демонологии с ее инфернальной экспрессией физических лиц без признаков следов какой-нибудь психики. Чистая апсихия даже в физиономии подпольного комсомольца КириенкоЕ Тогда, 70 лет назад внутри страны уже крушили воспитание, т.е. культуру, поэты стрелялись и расстреливались-вешались и тешились переводами с чужих (красивых тоже) языков, а у нас могли еще издавать даже эмигранта И.Бунина (автора лОкаянных дней╗). Я с двух лет от роду приобщался к эмиграции через бунинский перевод лГайяваты╗. Над колыбелью Ц лГайявату╗, а потом и Робинзона, меня начитывали до чертиков. Образ Пятницы, которого вот-вот будут коптить на костре для съедения (как бы колбаской), а не в умозрительных целях, как Жанну дТАрк или Бруно,- этот образ тогда витал над моим самомненьем героя-спасителя Маугли-Кука-Гайяваты-Робинзона и т.д. лУра, людоеды!╗ Отец впервые не улыбнулся, а отчеканил: - Вот еще и Чока Ц иди-от (Чокой он подтрунивал над тем, что я прихватывал тогда чисто заволжское лчо╗ вместо лшто╗).

ааааааааа Года через четыре образ Пятницы-Параскевы (впрочем, Маши) явился в нашем доме в виде дочки одной из нянь. Я всячески опекал эту девочку, на мой взгляд обижаемую уже тем, что ее мать вызывала ее криком лМанькя!╗ Здесь начало истории моих лПятниц╗; о которых мама острила Ц лУ тебя семь Пятниц на неделе. И с чего ты взял, что вокруг каннибаллы, которые только и знают, что девочек едят?╗

***

ааааааааа Отец: лГоворя о женщинах, мой семилетний сын превращается в маленького Мефистофеля. Но это только они сами виноваты, лФауста╗ он еще не слышал╗.

***

ааааааааа Конечно, жизнью я был приглашаем на роль не Гамлета, а Тиля Улешпигеля, но к сожалению, мы разминулись, я впал в шекспиризм гораздо раньше, чем смог познакомиться с Ш.де Костером.

***

ааааааааа

44ааааа (Я Ц В.Павловскому)

ааааааааа Дорогой Владик, после вчерашнего дождя у меня опять простуда и возможность написать Вам впрок сразу несколько писем. Я уж не сержусь на то, что Вы отвечаете редко: лучше Вы сердитесь на себя. Если Вы время свое используете лучше чем мы, письмописатели, то все в порядке. Я говорю о том, что можно знать: о том, как ценишь свое время в среднем, оценивая себя самого среднестатистически. Об отдельных минутах и даже часах нельзя никогда почти сказать точно, правильно ли их провел. Иногда пустейший разговор или мельчайшее наблюдение приводит к очень важным результатам. А в других случаях стоишь перед чем-то прославленным и не испытываешь никакого восторга.

ааааааааа Хотел писать не о Пушкине и Москве, а о замечательном начале Вашего письма про Мезень. Казалось бы ничего особенного, но оно вызвало у меня воспоминание очень живое о моем детстве. Более 50 лет тому назад и не на краю света, а просто по всем глубинкам России жили-были такие города и я босиком бегал по проезжим частям улиц, где пыль лежала пушистыми браздами, много пушистее, чем снег в стихах Пушкина. Очень она была приятна пяткам, а еще мальчиком нравилось думать-пылить этим мягчайшим дорожным покрытием, почти не знавшим автомобилей.

ааааааааа Я был сам точь-в-точь как тот дворовый мальчик, который лв салазки жучку усадив, себя в коня преобразивЕ╗ Но если не жучку и в коня, то все же в полярники (еще до челюскинцев и т.п.) мы преображались, не говоря уж о колумбах и пиратах, об индейцах и рыцарях. Вскоре появились два советских фильма о парусниках скорее чем о людях. Люди там мелькали малопонятно переодеваясь и то и дело стреляли очень дымным порохом, от клубов дыма чуть не лопались вспученные паруса. лДети капитана Гранта╗ и лОстров сокровищ╗. И вслед за ними лПетр Первый╗ - тоже с клубами дыма к небесам, подобно белым парусам. Только лет через 15, в 1956 мне представился такой же, как сейчас (еще через 35 лет) случай вспомнить эти идиллические времена: тогда появилась песня геологов, рождался жанр бардов Ц со словами:

лА я иду по деревянным городам,

Где мостовые скрипят как половицы╗.

Эти скрипучие мостовые я еще помнил и в них вспоминалось лучшее, что тогда встречалось в стариках. Старики были еще благообразны, очень часто красивы, чего сейчас почти не встретишь. Я, кажется, знавал автора этой песни, она музыкальней интересней была, чем текст. Но городов таких не было больше на моих дорогах. Такие маленькие, как Мезень, мне редко встречались вообще. Мезень Ц типичный тупик, за которым и русский человек соглашался жить только ради нужд науки.

***

44

ааааааааа Пушкин должен быть в каждом из нас Ц свой, личный, как это хорошо продемонстрировала Марина Ивановна Цветаева, как по-своему воспринимаю я Пушкина с самого своего детства, с выслушивания с колыбели лРуслана и Людмилы╗. И в 37 году переживание пушкинского юбилея, когда по радио в чьем-то чтении до меня донеслись строки, меня, 9-летнего, потрясшие:

лИли вся наша жизнь ничто Ц

Лишь сон пустой,

Насмешка неба над землей?╗

ааааааааа У меня на глазах, видимо, выступили слезы. А сидевший рядом отец наклонился к моему лицу и сказал: лКажется, пора заняться не только геометрией, но и философией╗. В таком контексте в мою жизнь вошли слова лПушкин╗ и лфилософия╗.

ааааааааа В конце того же года, в декабре, в начале декабря, когда к нам вошли, как я подумал, милиционеры Ц угрюмые усталые дяди, чтобы увести к вечеру из дому отца навсегда, в мою жизнь врезались слова стихотворения лАнчар╗ в их сугубо переносном значении:

лВ пустыне чахлой и скупой,

На почве, зноем раскаленной,

АнчарЕ╗

ааааааааа Вокруг стоял декабрь, глубокие снега лежали за окнами вокруг и никаких, казалось бы, не должно было бы быть ассоциаций с пустыней, где растет анчар как грозный часовой Ц один во всей вселенной и

лПрирода жаждущих степей

Его в день гнева породилаЕ╗

и так далее. И вот теперь я позже понял глубокую симметрию условий в пустыне жаркой и скупой и пустыне обжигающего мороза и того же нестерпимого мира, мира нестерпимых для жизни условий. Условий, где жизнь может быть по-настоящему только у человека, но

лКуда и птица не летит и зверь нейдет,

Лишь вихрь черный на древо смерти набежит╗

ааааааааа И вот таким лвихрем черным╗ для меня обрисовалась история ХХ века. На всю мою жизнь, разумеется. лЧерный вихрь╗, летящий к древу смерти и дальше летящий уже тлетворным. Я, униженный своим детским бессилием в канун своего десятого дня рождения, внутренне как бы клялся, что лужо! я с ними разделаюсь, посчитаюсь, когда подрасту╗ - осталось еще немного, оставалось еще около восьми лет.

ааааааааа лОгненным грибом╗ называли полвека тому назад первые силуэты атомного взрыва. Я бы представил его себе скорее чем-то вроде силуэта баобаба в саванне, в нашей снежной саванне. И никаких монументальных гигантских растений Ц у нас растут огненные Ц или, вернее, морозные, обжигающие силуэты подобных социальных взрывов, взрывов психологических потрясений, безумий Ц и анчаром для меня представилась на всю жизнь идеологизированная психопатия нацизма Ц вообще всякого социализма. Социализма, перерастающего в нацизм или в коммунизм: какая, в конце концов, разница? Подобным же образом сейчас как го- и барельеф, горельеф и барельеф соответствует симметрично друг другу. Исламское безумие пустынь жарких и скупых, зноем раскаленных; и пустынь нашего российского неистовства, переходящего из алых цветов в темно-коричневые.

***

 

ааааааааа Главное издевательство мной, видимо, было усмотрено в том, что поверх всего было написано: лсын за отца не отвечает╗. Я принял на себя ответственность как майорат; это-то главное наследие, от которого не захотел отступиться в безотцовщину Ц на соблазн безответственности.

***

 

45ааааа Детство Ц это неизбежная идиллия. Потому что для ребенка равно волнующими оказываются впечатления смены погоды и лакомства, и элементарно житейские перемены, как переезды из дома в дом; от прогулок по лесам и паркам, детство остается идиллией, какими бы драмами не надламывалась эта идиллическая пора. Пусть это мое отступление к перечню тем, представляемых или игнорируемых вопреки моим сентиментальным связям, игнорируемые здесь за простым их перечислением, пусть это лирическое отступление будет принято читателями за мое извинение перед ними в том, что я не всегда вразумительно рассказываю о целых десятилетиях, не сохраняя топологическое единство рассказа о самом себе, то есть единство повествования без разрывов и склеиваний. Жизнь моя в этом рассказе будет выглядеть лоскутно и будет представляться неким коллажем мотивов: глубоко личных, научных и среди моих научных интересов, разумеется, не поэзия своего времени была в фокусе,а меня прежде всего всегда занимала зависимость человеческой жизни, человеческого поведения и мотивации этого поведения, их зависимость от власти языка и понимание этой зависимости, особенно у нас в России Ц это мне по крайней мере доступнее раскрывает и узы истории; власть того суда, который история вершит над не отдельными людьми, а над человеческими массами, над народами, сословиями и классами.

***

46аа С милостивого дозволения читателя я хочу напомнить о тех далеких временах, когда любой школьник мог заметить из своих учебников, что мы Ц одна из самых обширных стран мира и уж потому наша страна Ц одна из самых защищенных от внешней агрессии, одна из самых богатых и мощных. Хотя бы потому, что территорияа страны Ц это масштаб ее ресурсов, ее богатств. Молниеносный разгром Франции в мае 1940 г. нам, школьникам, был вполне понятен: Франция плохо готовилась к войне, в отличие от нашего государства. Что она, наша великая держава, всеми силами готовилась к этой очевидной неизбежной войне, об этом мы знали не только из разговоров, но даже из песен, звучавших каждый день вокруг к военному столкновению со всем капиталистическим окружением. Ее об этой перспективе настоятельно предупреждал ленинизм (не только сам Ленин, но и вся Партия). Представьте же, какое недоумение вызвала в нас, школьниках, быстрота движения нашей армии к Москве и Дону в лето и осень 1941 г. Все тогда было для нас не только горем, но и захватывающей загадкой, которую никто не смел обсуждать вслух, хотя без решения этой загадки не на что было надеяться. Будущее становилось не менее загадочным: куда еще сумеют прорваться фашисты? Мы, школьники 1941 года, уже много знали о делах фашистов в их собственной Германии. Но в отличие от читанных нами книг, газеты в 1940 г. не без злорадства описывали поражения противников Гитлера. Нам, школьникам, не требовалось фактов фашистских злодеяний на русской земле. Мы достаточно знали, что они натворили у себя лдома╗. Ход военных событий не становился понятней, хотя и радовал нас затем 1943 г., когда мне было 15 лет: осталось загадочным, почему наша армия не смогла решить свои главные задачи сразу, до того как понесла такие страшные потери. На ошибках учатся? Да, и это может понять любой школьник. Но что это за методика: учиться только у врага, а не своим собственным умом. Игнорировать эти странности можно было бы только, потеряв всякое уважение к себе, признав превосходство врага во всем. К такому лсмирению╗ мы никак не были подготовлены. Объяснение унизительному для нас ходу войны в 1941 и 1942 гг. мы могли искать только в обстоятельствах предвоенных. Тут первой очевидностью была скандальность аннексий, которые прошли у нас в 1939-1940 гг. по всем западным границам при явном попустительстве гитлеровского правительства Ц на всем протяжении от моря до моря, от Мурманска и до Дуная. Огромные территории правительство принимало в подарок от Гитлера за счет Польши, Румынии, Финляндии. В 1941 году эти территории были потеряны в считанные дни. Но гораздо понятнее были морально психологические последствия лчистки╗ страны, кульминировавшей в 1937 г., характер которой так наивно пытался представить недавно Никита Михалков в своем фильме лУтомленные солнцем╗ (тогда мы жили под лсолнцем сталинской конституции╗,- так говорили тогда всюду у нас). Состояние человека, идущего по волнистому льду, поскальзываясь на каждом шагу, натыкаясь на совершенно невразумительные препятствия, переживалось тогда каждым человеком, не лишенным чувства ответственности и равновесия. Вот та обстановка заколдованного пространства, та обстановка, утвердившаяся для всей страны. Даже Остап Бендер, чьи поклонники и последователи унаследовали все в последние годы, даже сам Остап Бендер растерялся, если бы его произвели тогда в генералы на место только что расстрелянных знаменитых маршалов, назначили его, в шутку заявлявшего: лСамозванцев нам не надо, командовать парадом буду я!╗.

ааааааааа С этой растерянностью новые герои нашего времени обречены были в 1941 г. брать на себя всю ответственность за солдат и за целые армии, принимая решения в течение нескольких дней или даже часов в темпоритмах, которых не знали никакие войны, даже во Франции, которая в 1792-1794 гг. столь же бойко разделывалась со своими генералами и врагами народа вообще. Клеймо лврага народа╗ грозило тогда всем. Не было никому иммунитета от этой чумы-проказы,- разве что ворам-рецидивистам.

***

47

ааааааааа Эпиграф:

лС любезного согласия публики

на вас наденут красный колпак╗

ааааааааа ааааааааа ааааааааа ааааааааа ааааааааа В.В.Набоков, лПриглашение на казнь╗.

ааааааааа В марте 1945 г. в 10 классе 1-ой школы им. Энгельса в г.Челябинске из трех друзей составился дискуссионный кружок, который еще через полгода дорос до малюсенького дискуссионного клуба, вследствие вовлечения в него двух девушек. Некоторые общие наблюдения наши и простейшие выводы из этих наблюдений представились нам чрезвычайно важными в своей очевидности. Жить с открывшимися нашему вниманию проблемами в полной изоляции, не обращая ничьего внимания к очевидным опасностям для всей страны Ц такая перспектива представлялась нам не то что нечестной, но и подлой. Чем бы ни грозило нам выражение нашего образа мыслей, мы считали нашим долгом выразить этот образ мыслей как можно яснее к сведению всех серьезных людей (по тогдашней стилистике Ц идейных, еще точнее Ц коммунистически идейных). Читая тогда книги по истории философии, я связал наш личный долг (высказаться) с идеей кантовского Категорического Императива. Позднее я упомяну человека, который, кажется, нас вполне понял.

ааааааааа Дело, по нашему общему мнению, состояло в том, что раз во время страшной войны нам дали возможность получить уже среднее образование, мы должны отблагодарить наше общество достаточно мужественным действием, даже если при этом рискуем быть несправедливо понятыми и о нас подумают, что мы Ц наглые честолюбцы (самозванцы) и просто добиваемся к себе внимания.

ааааааааа Раз мы не успели родиться вовремя и попасть на фронт, мы должны на пользу обществу привлечь внимание к тому, что очевидно даже школьникам, но от чего внимание людей постарше было, по-видимому, отвлечено насущными заботами последних лет Ц подготовкой к войне, а затем и ведением войны в условиях, оказавшихся более тяжелыми, чем можно было вообразить.

ааааааааа

48а Я четко запомнил два эпизода, переключивших мое детское внимание с математики и географии на философию. Слушая со мной радиочтение лМедного Всадника╗ (шел Пушкинский юбилей), отец заметил слезы на моих глазах в ответ на строки:

лЕили вся наша

И жизнь ничто, лишь сон пустой,

Насмешка неба над землей╗.

ааааааааа Отец, кажется, умилился и пробормотал: лНу, Чока, кажется, нам от геометрии пора перейти к философии╗. Я в свою очередь растроган был уважением отца к моим чувствам. Чокой он называл меня в насмешку над моей восприимчивостью к народной речи. лЧо╗ вместо лчто╗ в Ленинграде не говорили, но каждый год по нескольку месяцев мы проводили в Челябинске.

ааааааааа Второй раз о философии со мной заговорила мать: она жгла в печи книги, а я протестовал. Смысл дела был двойствен: (1) нуждались в топливе, (2) лЭти книги полны той самой философией, которая погубила твоего папку╗. Я помню даже, что защищать я пытался ярко иллюстрированный том Э.Реклю лЗемля и люди╗. Это только фашисты жгут книги,- и получил разъяснение: что нельзя фашистам, то можно нам. Впрочем, к тому времени отношения с фашистской Германией были отрегулированы (к зиме 1940 года).

ааааааааа С позволения читателя, я буду продолжать переходить в своих признаниях от единичного к общему (и обратно), не признавая маловажным ничего из того, что не забывается уже 60 лет. Только у коммунистов хилая и короткая память. Мне нужно быть откровенным, чтобы никого не удивлять. В частности, советскому человеку трудно поверить, что дети могут думать о чем-то, кроме забав и лакомств. Хотя досоветские дети могли находить больше радости в исполнении долга; и сознавали,а кому и в чем они задолжали. Даже Л.Н.Толстой недолюбливая умников, своего Илюшу Иртеньева изобразил философствующим мальчиком.

ааааааааа Сейчас я на 60 лет старше, то есть рассказываю не о себе, а как бы о своем предке. Я только наследник того, что могу передать перед смертью читателю. Мелко и случайно то, что происходит у нас сейчас, потому что серьезную опасность лМы╗ представляем только себе самим: мир вырос, а лМы╗ измельчали в своих несчастьях.

***ааа

Первая из очевидностей, которую мы хотели поставить в центр внимания людей, стоявших у власти, была даже не в том, что условия жизни в стране для большинства населения становились убийственны. Нет, мы знали, что очень многие у нас люди жизней своих не щадят совершенно сознательно, следовало задуматься над тем. Как долго могут выдерживать голодания и привычные уже страхи не тысячи героев, а почти все, то есть миллионы средних людей? Требовать героической жизни от миллионов в течение многих лет Ц это безумие, чтобы не сказать Ц преступление. Для масс слишком длительное перенапряжение разрушительно для психики. Дальнейшее перенапряжение общественной воли приведет к массовому сумасшествию, или как теперь бы сказали, к криминализации. Тогда у меня в ходу в этом смысле было слово лкоррупция╗,- оно жило давно в русском языке в более широком смысле, чем в современной практике думской адвокатуры современной (идейной по своему) уголовщины.

***

ааааааааа лТак зачем или за что с нами так жестоко расправилось государство?╗ -а лЗа невоздержанность чувства юмора в твоем отце╗.

Вот пример: едем на субботник Ц с нами множество его сотрудников. И вдруг видим Ц ломают стены церквушки, долбят ломиками,- и твой отец громко отчеканивает: лПроизводство кирпича по методу Ильича╗

аЕго юмором всюду восхищались, а он потерял чувство мерыЕ как раз к 37 годам от роду? А раньше его могли терпеть? И терпелиЕ А что случилось в последние годы, что власть стала опять так сердита? Обострение классовой борьбы? Лет через 15 после победы в гражданской войнеЕ Така чем же так опасен был юмор отца, всегда такой добрый и снисходительный?

ааааааааа

***

ааааааааа Процедуры арестов оказались очень разнообразными. Начало моей политической драмы выглядело очень буднично, хотя и безобразно. Уже несколько месяцев взрослые в полголоса говорили что-то об арестах: такого-то из знакомых лвзяли╗.

Темным декабрьским утром в наш дом вошли угрюмые лмилиционеры╗,- и все вокруг замерло. Мы сидели за завтраком. Стол зачем-то от отца отодвинули и в течение всего дня отец, такой всеми любимый, авторитетный и всегда веселый, просидел весь день молча в полной изоляции. Никто к нему не решался подходить. И между собой никто не переговаривался. лМилиционеры╗ тоже. Они выглядели людьми очень усталыми и скучающими. Было очевидно, что они заняты исподволь делом, им совершенно неинтересным и давно надоевшим. Они заняты работой проклятой: они перебирали вещи, попадавшиеся им на глаза, и в основном перебирали книги, ничего не читая, а только перетряхивая, как бы в надежде, что из книг выпадет что-то более значительное, чем книжные странички. Это был обыск. Разумеется, простукивали стены и вообще все поверхности (пол, потолок, мебель). Искали предполагаемые тайники, даже перекапывая снег в садике, примыкавшем к дому. Все это явно вслепую и без малейшего стремления обидеть или испугать. По их представлениям в доме они производили нечто совсем нормальное, обыденное, хотя и неприглядное для обитателей, как может быть, капитальный ремонт, тоже причиняющий неудобства всем жильцам. Они, работники органов, сами ни в чем не виноваты, делая свое дело. Они переворачивают людям всю жизнь, они ее выворачивают наизнанку; но не они придумали, что так надо и не они выбрали, с кем именно надо проделать эту процедуру, для кого-то хирургическую операцию с летальным исходом для многих. Этот исход смертелен хотя бы потому, что во мне, например, произошло в тот день полное перерождение. От прошлого осталась только память, необычайно обострившая внимание ко всему, что дальше будет происходить, и к тому, о чем я слышал в последние пару лет случайно и незаинтересованно (до этого дня). Не то чтобы кончилось детство Ц свежесть и наивность не утратились, как при взрослении, но доверчивость к близким исчезла.

То, что близкие не попытались защитить отца, столь уважаемого всеми; то, что усилия матери как-то за него заступиться, хлопотать где-то в прокуратуре и т.п.; то, что взрослые трусили и боялись разговаривать на такие темы, чтобы не расстраивать себя понапрасну, уничтожило во мне мое уважение к моим близким, а тем более Ц уничтожило уважение к власти. Остерегаться ее внимания чрезвычайно важно, но уважать ее невозможно, даже если она и делает что-то полезное по ее собственному разумению.

Возможно, она мучит и тех, кто этого заслуживает. Может быть, отец Павлика Морозова был плохой человек. Наверно и семья у него была плохая, раз родной сын его осудил в чем-то и предал. Но что думать о нашем обществе в целом, если оно так волнует себя такой семейной драмой, как если бы предательства стали нормами жизни. Отец-Морозов предает интересы государства, а его сын Павлик предает отца,- потому что в семье все друг друга судят и приговаривают. И общество приговаривает: так и надо, это и есть наша жизнь. Предательства высших руководителей по отношению друг другу, предательство сына к отцу.

Я не был судьей своим родным: они рядовые граждане, беспартийные; и если они трусят, то значит, они лучше меня знают, с чем имеют дело, и берегут себя ради чего-то, допустим, ради своих детей.

ааааааааа Но если при этом даже братья отца помнить о нем не хотят (а ведь мертвых вспоминают? Значит с отцом случилось что-то пострашнее смерти?) Ц если так, то поступлю по-своему. И нет для мужчины ничего важнее, чем преодоление власти страха, царящего в его окружении. Преодоление власти террора, хотя бы он принимал латентные формы, стало самой устойчивой идеей в моей жизни.

ааааааааа Едва ли не поэтому мой собственный арест прошел по совсем другому сценарию. Я был очень беззаботен и доволен собой, дописав свой проект лМанифеста╗. Я никак не ожидал, что так быстро и кратко и ясно мне удастся изложить столько сложных мыслей,- и хорошо выспавшись в самом бодром настроении вышел на улицу, где кто-то неожиданно окликнул меня. Я оглянулся и увидел у обочины странноватую машину с приоткрытой дверцей. лСадитесь, мы Вас подвезем╗. Я не смог узнать этого доброго человека, а потому, чтобы не обидеть этого доброжелателя, поступил как ни в чем не бывало: сел и сказал спасибо. Мы ехали молча, и я вглядывался в лица, а они Ц в мое лицо. Возле института я сказал: лСпасибо, мне как раз сюда╗. лНет, в управление КГБ╗ (кажется так?). лНе может быть╗ лА за кого Вы нас принимаете?╗ лЗа шутников. Или вы похитители? Но ведь они только в Америке? И кому какая польза Ц похищать меня? На какой выкуп можно рассчитывать в этом kidnapingТе?╗.

***

ааааааааа По просьбе моего школьного друга Юры Ченчика к 1 декабря 1945 г. я направил ему проект как бы лМанифеста╗ - документ, написанный мной наскоро (за полтора дня) от лица молодежи, пережившей войну и фактически непричастной к тому, как строилось государство и как это государство было управляемо. Молодежь рассматривалась как та часть общества, которая не ответственна за ошибки старших поколений,- для нас очевидные по меньшей мере в свете тех несчастий и жертв, которые принесло стране ведение войны в условиях, сложившихся за 20 лет по окончании гражданской войны (то есть с 1921 года). Предполагалось неперспективным ожидать, что ответственные за собственные неудачи и просчеты старшие поколения и сами власти смогут отнестись достаточно самокритично к своему историческому творчеству. Казалось даже бесчеловечным требовать такой массовой самокритичности, ибо у каждого поколения неизбежны свои ошибки. Но кто-то должен срочно взяться за исправление несовершенств нашей общественной жизни, а достаточно самостоятельно и взыскательно на то способна только не в чем не повинная молодежь. Таков был наш социальный анализ возможного будущего. Теперь для нас актуальна не классовая борьба, а конфликты поколений, неустранимые во всей истории. И потому, сознавая свою слабую осведомленность обо всех конкретных обстоятельствах момента, мы только из чувства долга инициаторов (не более) Ц все-таки начинаем свое дело с дискуссии, для которой формулируем актуальные еще вопросы:

ааааааааа 1) Что происходило во время репрессий 30-ых гг?

ааааааааа 2) Чем объясняется, что несмотря на 20 лет подготовки к войне, мы только после двух лет (сплошных поражений) смогли изменить ход войны, хотя обладали большими ресурсами (вопреки расистскому самомнению врага, обосновавшему его расчеты). Именно наша страна была богаче людскими и материальными ресурсами, что и подтвердилось в итоге.

ааааааааа 3) Что может быть сделано с учетом реальных ресурсов для укрепления нашего общества, очевидно, расслабленного к 1941 г. и находящегося и после своей победы в крайнем истощении от голода и, по-видимому, из-за не вполне эффективного планирования экономики?

ааааааааа 4) Как общественный организм может быть перестроен для того, чтобы регулирование экономики приблизилось к автоматизму, а человеческие отношения стали гуманнее?

ааааааааа Тетрадь лМанифеста╗ я исписал очень торопливо. Вероятно, я устранил бы из ее текста многословие и заполнил бы пробелы и аргументации, но для доставки тетради по адресу с оказией надо было спешить.

ааааааааа Сразу же вслед за отправкой тетради я был арестован, что избавило меня от всяких колебаний и стало ясно, что рукопись перехвачена, и комментировать ее теперь целесообразней, чем тратить время на лигру в прятки╗. О себе я говорил с такой откровенностью, что следователям не на что было на нас раздражаться. За нами следили давно (не по моей оплошности) и моих друзей свезли в мое местопребывание, чтобы сделать именно меня главным фигурантом по нашему делу, на что я пошел весьма охотно по принципу лсемь бед Ц один ответ╗.

***

49аа Мне не только стыдно было бы приписывать ядовитость своим слезам, мне скучно было бы жаловаться на судьбу или власти. Я всю жизнь был в милости у чего-то высшего, что давало мне силы выжить и обогатиться пониманием при прохождении самых трудных для меня обстоятельств. Кто это высшее? Было бы хвастовством сослаться на Бога, по-моему, это бесстыдное хвастовство Ц что у Него в особой милости. Я знаю, что во многом выиграл в своей небезответной любви к литературе и к народным песням. От Шекспира до

лУж ты сад, ты, мой сад,

Что так рано цветешь-осыпаешьсяЕ╗

до более того веселое:

лТравушка-муравушкаЕ

Видно мне по улице не хаживати,

Травушку-муравушку не таптывати╗,-

это вдруг послышалось у меня где-то внутри, и я очень удивился,- меня везли в лБольшой дом╗. Нашел, время, дурак, острить про себя, оборвалось. лНу, что так побледнели?.. Да, молодой человек, белого света Вам больше не видеть╗,- раздалось надо мной голосом капитана С. лОпять фольклорный лбелый свет╗╗,- удивился я (все мы во власти языка с его кокетствами). Я с трудом выдавил из себя: лБелый свет давно забыт. Кругом красный свет╗. Как это я так привык огрызаться? Мама приучила.

ааааааааа Народ, прощавший бесчеловечность таким правителям, как Иван Грозный, и учинивший расправу над его наследником Годуновым (расправу по подозрению в убийстве одного ребенка), навлек на себя приговор истории Ц многолетнее состояние смуты в начале. Таков, по-видимому, подтекст пушкинской трагедии, которая развернулась бы в трилогию, вероятно, если бы у нас цензура не заменяла бы театр. Цензура ставила тогда свои драмы на домашней сцене литературы. Пушкинской трагедии не понял даже Достоевский, обративший народную историческую трагедию в тематическую мелодраму о единой детской слезинке. Слезинка Ц это зло, страдание, но не масштаб для кровавых событий. В частности и для случившегося со мной: детские слезы Ц это феномен физиологии, как впрочем, и голодание детей Ц физиологическая драма. Впрочем, Достоевский неправильно понят: о слезинке разглагольствует не автор, а Митя Карамазов, демагог, склонный к риторике преувеличений, типичных для мелодрамы.

ааааааааа Мы совершенно извратили старевшего и сентиментального папашу Достоевского. Нельзя исходить из того, что он из детских слез делал и впрямь сокровища для всего человечества. Это он домысливает словоблудие экзальтированного недоучки Мити Карамазова, шиллеровского фаната Ц к нам в объятья миллионы!

ааааааааа Попробуй представить это событие Ц будет пострашней Ходынки и сталинских похорон.

***

ПРИЛОЖЕНИЯ:

 

(Приложение к главе Первой)

 

ааааааааа План лГлавы примечаний╗ - для тех, кто не ждет, что темой будут примечательные события. Я только хочу оправдать эпиграф Ц что лза героя Я не дал бы ничего И говорить о нем не скоро б начал╗. Но ведь такова эпоха, что и много пожившая поэтесса пишет лПоэму без героя╗. Безлюбовная эпоха (покончившая с еще одним экзистенциалом древности Ц с любовью), вся ушла к одной Надежде Ц в том и различие детскости от инфантильности, что дети любят, а инфантильные юнцы и юницы только обнадежены своим опытом, а не любимых и любовных. При них на ролях эротов и амуров два полуангела-полубеса Ц авось да небось.

***

 

Г.И.Ерусалимчик, Разные судьбы Ц общая судьба (из истории евреев Челябинска), издательство Татьяны Лурье, Челябинск, 1999 г., стр.107-108:

ааааааааа лАресты подорвали работу новых челябинских гигантов индустрии. Заводы лишились многих опытных, знающих дело специалистов и руководителей производства. Любой срыв, любую неполадку легко было объявить злым умыслом и делом рук лврагов народа╗.

ааааааааа В годы репрессий национальность не имела значения. Репрессировали всех. Миллионы граждан СССР росчерком пера Генерального секретаря превращались в пособников империализма, двурушников, троцкистов, оппортунистов, шпионов всех государств в мире, за исключением разве что Африки, диверсантов, изменников Родины, контрреволюционеров, террористов и прочее. Наряду с командным составом арестовывали рядовых тружеников. Далеко по неполным данным челябинского общества лМемориал╗ по 58-статье были арестованы в Челябинской области десятки тысяч людей (от разнорабочих до руководителей) разных национальностей. Вот примеры:

ааааааааа 3. Динабург Симон Менделевич, 1901 года рождения, педагог, доцент, зав.кафедрой теоретической механики ЧИМЭСХ. Статья 58-2-6-10. По постановлению тройки УНИКВД по Челябинской области расстрелян 21.12.1937. Реабилитирован по определению УралВД от 18.06.56 г.╗

***

а(Ирма Федоровна Ц Лене, 9 февр. 1978 г.)

ааааааааа О Юриных предках. Адольф Вейнерт приехал из Германии, по образованию архитектор, обосновался в Петербурге, сначала пользовался большим успехом, был нарасхват. Жили они широко, несмотря на большую семью. У него от первой жены было 10 детей, а от второй 6, всего 16. Моя мама была у него 16-ым ребенком, когда ему было 60 лет. Она еще помнила шикарную квартиру и собственный выезд. Но потом он спился, все пришлось продать. Бабушка моя зарабатывала своей ораве на хлеб белошвейкой, надомницей, но только на один хлеб, а на обед не хватало; а дед пил да бил бабушку и отбирал у нее последние деньги на пропой, малыши часто оставались без хлеба. Тогда его старшие дочери, чуть моложе второй жены, устроились на работу гевернантками, сложились и сняли ему комнату с полным пансионом, взялись его содержать до гробовой доски с единственным условием, чтоб он не ходил к своей жене и детям и не отбирал у них последние крохи. Кормить Ц кормили, а на выпивку не давали, такого режима он долго не выдержал и вскоре умер. Моя мама мне показывала много больших домов в Ленинграде, выстроенных им, например, на Исаакиевской площади, то здание, в котором теперь Гидрографический институт, а до революции Ц здание германского посольства.

ааааааааа Со стороны моего отца Ц целая династия садоводов. Нижний парк в Петергофе создавался их руками. Сначала из-за границы, т.е. из Германии, приехал мой прадед Вендельдорф. Его дочь Эмилия, моя вторая бабушка, родилась уже в Петергофе. К прадеду приехал помощник из Ганновера, Юстус Бальтазар, ему было 40 лет, а двадцатилетнюю бабушку выдали за него замуж, а она любила другого, но отец ей не позволил выйти за этого, потому что он был художник, т.е. несолидная профессия по мнению отца. Мой отец Федор Осипович Бальтазар (Фридрих Юстусович) потомственный садовод. В Федора Осиповича его переделали садовые рабочие. Он ведь начал работать 14-летним подсобником, в тех же оранжереях Нижнего парка. Потом окончил школу садоводов, вернее, курсы при Ботаническом саду в Петербурге и стал стажироваться. Вернулся на работу в Петергоф. Когда произошла Октябрьская революция, рабочие всех петергофских оранжерей собрались на митинг и выставили взашей других и объявили моего папу главным садоводом всех оранжерей от Ораниенбаумана до Стрельны. Он же вырос и работал вместе с ними с 14 лет, был другом и товарищем. Он заболел и умер от туберкулеза. У них это семейная инфекция, его 2 брата тоже умерли от туберкулеза.

***

(Приложение к главе Первой)

ааааааааа В старости ты в камере смертника с окном в далекое прошлое, с видом на все твои личные утраты,- воспоминания подгоняют в беспамятство. К реке Лете, как выражались великие греки, строители великого языка. Они способны были по догадкам построить себе образ лучшего мира, но не хотели другой жизни. Они верны были памяти о той стране, в которой прожили жизнь, верны были ее красоте, они из благодарности ей даже в мыслях не хотели расставаться с ней. Они не соглашались на предательство по отношению к уже состоявшейся жизни, они предпочитали небытие в полном самозабвении.

ааааааааа Все мы, смертные (в смысле перевода из античной литературы), под старость становимся смертниками (советский идиом: вы сами не встречали этого слова в досоветской литературе). При самом отчаянном риске храбрец не сомневался в том, что не он и не посылающие его на смерть, а только Бог решает, когда этому состояться. Вспомни: как

лЧеловека человек

Послал к анчару грозным взглядом

И тот покорно в путь потек╗

Или как в шуточной стилизации из персидской поэзии:

лАзраил среди мечей

Красоту твою заметит

И пощада будет ей╗.

Как поэт среди соприкасаний слов замечает высекаемые их контактами искры и поэт искореняет из прозы соответствующие фразы.

ааааааааа Среди моих ранних стихов были строки об окне смертника: под окном трава, но в целом за окном прошлое, далекая ее перспектива. Мой адвокат Ремез удивлялся этим стихам 16-летнего, говорил о них в драгоценные несколько минут перед судом и потом при новой встрече 9 лет спустя.

ааааааааа История непосредственно Ц ад. Но представления о ней так или иначе оказываются всего лишь абстракциями ада, театрализациями ада с безобразными лмасками╗ чертей, хотя психологическое развитие этих существ Ц типично подростковое: злой от недоразвитости юмор не уступает в них места состраданию; в бесах юмор жаден и мелочен. Но он еще очень ограничен, как отметил Р.Киплинг:

лВ аду малыши Ц совсем голышиЕ

Льют потоки слез, что их малый рост

Не дает им грешить всластьЕ╗

ааааааааа Бесы, ставшие живыми лвинтиками╗ живучей машины Партии,- это нечто пострашнее всех чертей. Это уже гротеск не в трех измерениях, а в необозримости большого числа размерностей, в кажущейся парадоксальности, называемой диалектикой, то есть в непривычной для зрения (для заложенной в структуры мозга механики глазовождения) Ц для зрения непривычной и его невыполнимой ориентации в топологически более сложной реальности с феноменами неориентированных поверхностей (вроде бутылок Клейна и т.п.).

ааааааааа Людей рассудительных, не желающих на трагических ролях участвовать в играх историиЕ - не возражайте мне, а с Шекспиром поспорьте Ц это он четыреста лет назад понял, что в целом (т.е. глобально) Жизнь Ц это не Быт, а Театр. Муха, севшая на глобус, воображает себя на бесконечной плоскости: так она себя и чувствует. Но разум человеческий способен видеть себя издали на замкнутой поверхности человеческих отношений (замыкающей собой недра еще более сложного строения Ц недра экономических, скажем, отношений, парадоксальных до бесчеловечности, если под человечностью подразумевать структуру личных отношений, достаточно близоруких).

ааааааааа Даже госучреждения не могли точно подсчитать то количество мучеников, которые были в нашей стране одновременно мучителями для кого-то. И поэтому свидетельствовать надо было бы не о людях и их судьбах, а о поэзии русской жизни, которую мы утратили, а не лпотеряли╗ по собственной вине (а не потеряли, как выражается Говорухин, по своей собственной вине).

ааааааааа Это поэзия не только в красоте природы, которую мы изуродовали уже, но и в благородстве мотивов, которыми жили наши предки. От их мотиваций у нас остались только следы в литературе Х1Х века. Уже пресловутый русский авангард начала нашего века Ц это, по совести говоря, картина лрасстройства╗ общественного сознания, психического расстройства всего общества.

***

 

ааааааааа Из книги А.И.Прищепа, Инакомыслие на Урале (сер. 1940 Ц сер. 1980 гг.). Сургут-1998 г. Министерство общего и проф. образования Рос. Федерации, Сургутский Гос. Университет, стр. 92-100:

ааааааааа лХарактерна в этом отношении деятельность уральской группы лИдейной коммунистической молодежи╗ в Челябинске. Еще зимой 1942-1943 гг. один из наиболее активных Г.И.Бондарев в соавторстве с одноклассниками написали письмо Сталину. Ответа не последовало. Однако, следствие в отношении них было уже возбуждено.

Комиссованный по болезни после непродолжительной службы в армии, Г.И.Бондарев продолжил в январе 1945 г. учебу в средней школе г.Челябинска. Среди одноклассников были И.С.Динабург и Г.Ф.Ченчик, ставшие вскоре его лсообщниками╗. Их взгляды разделяли В.И.Бондарева (однофамилица Г.И.Бондарева) и Р.Н.Гольвидис, принимавшие участие в лсборищах контрреволюционной группы╗, ее идейным вдохновителем являлся И.С.Динабург, в декабре 1945 г. написавший обращение к советской молодежи Ц лМанифест идейной коммунистической молодежи╗, в котором, по мнению следствия, лклеветал на Коммунистическую партию, комсомол и советскую власть╗.

В отношение молодежных групп середины 40 гг. в исторической литературе существует мнение, что лв сущности это была еще не политика, а полуигра╗. Однако, признание за молодежными организациями вполне определенного значения со стороны властей, внимание, уделяемое в самых высоких сферах государственного управления, придает им реальный политический смыслЕ

Парадоксально, но челябинских лантисоветчиков╗ спасла корпоративность и взаимная выручка правящей партийной номенклатуры. Отец Г.И.Бондарева, Иосиф Яковлевич, был крупным советским чиновником, государственным контролером двух железных дорог, которого привечал сам Л.Каганович. Он был лично знаком с Н.С.Патоличевым, в недавнем прошлом секретарем Челябинского обкома ВКПб, а в 1946 г. секретарем ЦК, курировавшим работу административных органов. Выслушав уверения И.Я.Бондарева в том, что его сын вовсе не лантисоветчик╗, а лпросто дурь в голове по молодости лет играет╗, Патоличев дал указание разобраться в этом деле по существу. Это указание выбило у следователей Лубянки карты из рук. Раздуть на имеющемся, а не фальсифицированном материале общесоюзное дело не представилось возможности. Материалы были переданы в ведение челябинской облпрокуратуры.

Однако, даже заступничество Н.С.Патоличева не спасло участников уральской группы лИдейной коммунистической молодежи╗ от сурового приговораЕСуд приговорил И.С.Динабурга, как лорганизатора контрреволюционной группы молодежи г.Челябинска╗, к лишению свободы сроком на десять лет. Г.И.Бондарева и Г.Ф.Ченчика Ц на пять лет каждого.

***

 

алМама, роди меня обратно╗,- иронизирует русич, даждьбожий внук, попав в узилище, в одно точило с лдетьми Родины╗, т.е. ворами, которые сложились в 20 гг. из беспризорников, мифологизировавших свое детство, давших в 30 гг. цвет советской нации, воспитанников Дзержинского, Макаренко и двух св. Павлов советского мартиролога Ц П.Корчагина и П.Морозова. Безотцовщина 40 гг. далаа еще одно пополнение тюрьмам и разным речевым культурам.

ааааааааа Особый разряд задорных песен продолжали составлять пародии как транскрипции мещанской зауми (которую никак не умеют расслышать наши литературоведы за стихотворной продукцией футуризма, за всеми фонологическими вывертами Крученых и Хлебникова). Вместо разудалой и танцевальной зауми Ц из текстов ямщицких (вроде лВдоль по Питерской╗╗) и цыганский городской романс дал заумь хорового застольного воя лшумел камыш╗ или лКогда б имел златые горы╗ или лПо диким степям Забайкалья╗. И вот середина века дала ироническую (пародирующую воровской, одесский в основном) романс на музыкальные темы лУ самовара╗ - лА что за шум в квартире Шнеерсона?╗ - далее лЖил-был на Подоле Гоп-со-Смыком, он славилсяЕ╗ Но лучшее в этой лирике дали дети: на мещанский вальс лКрутится-вертится шар голубой╗ - мои сверстники ответили веселым: лКрутится-вертится дворник с метлой╗.

ааааааааа лОдна возлю-блянна-япара!╗

ааааааааа лЛакеи носят вина, А воры носят фрак!╗ (Надо учесть еще и тенденцию редуцированные гласные (открытые) произносить как лы╗).

ааааааааа

лКабы не было мне жалко лаптей Ц

Убежал бы от жены и от детей╗

ааааааааа В детстве я столь часто слышал слово лширмачи╗, вероятно, возникшее в конвергенции лексем лширма╗ (из-за которой выскакивает актер-шарлатан, т.е. жулик-иллюзионист) и лшарм╗ - очарование (нечто специфическое для художественных и мистико-политических притязаний начала ХХ).

***

ааааааааа

ааааааааа В школьные годы мое самообразование Ц в годы великой войны! Ц мои литературные симпатии и антипатии сконцентрировали мою неприязнь на И.И.Обломове: ни одного злодея или пошляка я не презирал так сильно, как этого монстра,- никого в мировой литературе. Многих подлецов я убил бы, чтобы только помешать им продолжать их дела самоутверждений, но только к И.И.Обломову я не испытывал никакого сострадания, одну досаду на то, что такие люди существуют во множестве и отнимают у нас время-внимание (столь драгоценное), переключают его на себя,- отнимают его у бесчисленных более значительных и достойных предметов. Ведь он, И.И.Обломов, начал свою историю под пером Фонвизина, когда Кутейкин продиктовал, а Митрофан написал о себе Ц Аз есмь червь, а не человек, поношение человеков! Настолько благородней монстр Франкенштайн или Смердяков, или вожделяющий к своей дочери страшный колдун у Гоголя.

***

 

ааааааааа При всех моих усилиях вычитать что-либо интересное о Шекспире у англичан, я не нашел ничего, кроме вздоров, разъясняющих способность англичан в массе на целые поколения отвлекаться на что-нибудь вроде пуританской революции, столь антитеатральным театром (см. Скотта) или фрейдизмом, вменяющим Гамлету Эдипов комплекс.

ааааааааа А у меня все началось с того, что отца заживо похоронили в ГУЛАГе как в Чистилище под эспланадой Эльсинора,- а мне сказали: это тебя не касается, не волнуйся, у нас сын не отвечает за отца. И стали мне они так противны скукой, с какой все это проделывалось, что мне захотелось во что бы то ни стало отвечать за отца,- не на том ли построена вся культура, по меньшей мере вся европейская? Уж если Орфей спускается в Ад (а потом и Одиссей, и Эней), а Иисус, согласно притче о виноградарях (см. ев. от Луки), Иисус спускается с неба на землю по аналогичным мотивам. И может быть многие вплоть до Данте не видят апокалиптической опасности в таких своевольствах Ц в контактах с потусторонним,- хотя ничего не рассказано далее о ЛазареЕ И все догадки осуждаются как гнозис и т.п. И по прошествии 17-18 лет вдруг объявляют, что не похоронили заживо, а расстреляли, но ах, по ошибке, и не его одного, а еще миллионы и более неповинных (но и об этом известили не лично меня, а только мать).

ааааааааа Тут для меня открывается шекспириана, совершенно невнятная тем англичанам, которые как-то представлены в академической науке.

***

ааааааааа

ааааааааа Моей просветительницей, притом весьма радикальной, стала сверстница (года на 2, на 3 старше) в пору, когда я был еще ни на что не ориентирован,- помню это по удивлению, которое меня потрясло, когда эта девочка предстала передо мной совсем нагишом в углу сада, за гущей малинника. Мы читали с ней тогда богато иллюстрированного лМаугли╗ Киплинга. И она сказала: лБудешь ходить как Маугли? Я буду твоей пантерой Багирой╗.

ааааааааа Адам едва ли так удивился, впервые увидев Еву: уверенности в однородности и нормативности у него было еще мало Ц ему было всего-то около суток, и никакие разности между живыми существами его не впечатляли. Можно назвать это его безгрешностью, но я бы скорее отнес к бездумности человека, не приученного обобщать и общавшегося только с собственным Творцом.

Никогда в жизни я не удивлялся так ничему другому, как той разности между собой и Евой Ц и не только это было удивление тому, что можно было бы увидеть не столь торжественно, как бы в преподнесении мне дара, как бы в каком-то театрализованном на двоих ритуале. Я очень хорошо помню именно потому, что никогда не удивлялся так сильно Ц и вспомнил, что писал-говорил Аристотель об удивленье-изумленье. Оно у меня само на себя перенесло вниманье. Я успел четко подумать: но чему же это я так приятно изумлен, о чем так взволнован,- успел я подумать вновь и вновь еще до следующих мизансцен, в которых я играл столь странную роль удивленца-изумленца Адама.

***

 

ааааааааа У меня было не просто сказочное детство, у меня было воспитание под Пушкина с так сказать многофигурной Ариной Родионовной (царское воспитание), каким оно виделось гвардии Ц

лВоспитанный под барабаном

Наш царь лихим стал капитаном.

Под Аустерлицем он бежал,

В двенадцатом году дрожал╗,- (А.Пушкин)

вот из этих стихов у меня развился острый глаз на наши Ново-Аустерлицы (лНаши деды Ц славные победы!╗). Там, где мы не побеждали, у нас было нечто большее: парад мужества и покорности судьбе без понимания Ц что же такое, братцы, происходит. А зачем?

лНаверх вы , товарищи, все по местам,

Последний парад наступаетЕ╗

Или вальс наш реванш лНа сопках Манчжурии╗. Я люблю наших песельников за все, за простодушие,- они шила в мешок не прячут:

лВсе пушки-пушки грохотали

Трещал наш пулемет

Поляки отступали,

А наши шли вперед╗

и куда жеЕ так и не прошли всю Польшу, а прямо в объятия Гитлера добежали до Бреста в 1939. Даже Брестскую крепость Гитлер не успел, хотя это он оплатил в те дни и годы всю ситуацию. То, что Сталин не отдал эту крепость Ц ну хотя бы в знак дружелюбия и нежелания переть дальше, на Запад,- это то, что типично для идиотов: голову в песок, а ее противолицо Ц наружу. лЖадность фраера сгубила╗ - так в нашем народном окружении. Фраер Гитлеру открыл свои аппетиты Ц а чего бы скупиться? Польша вдруг стал ничейной землей. А на ничейной полосе цветы необычайной красоты! Обидели юродивого, копеечку отнялиЕ Вели их зарезатьЕ (См. контекст у Пушкина в Комедии о настоящей беде).

аааааааааааааааааа ааааааааа лПоля-ки отступали,

А наши шли вперед╗

Дошел же тогда Есенин до признанья:

лЗа флагомЕ вольного труда

Готов идти хотя до ЛаманшаЕ╗

ааааааааа И двадцать лет спустя, студентами уже мы пели все о том же подростковом задоре наших генералов:

лШагом, братцы, шагом

По долинам, речкам и оврагам

Мы дойдем до горда Чикаги

Через горы, речки и оврагиЕ

Господа из этих самых штатов Ц

Ах не бойтесь наших автоматов╗

Ну, тогда совсем другая песня:

лРакета транс-континентальная!

Лети в Америку, лети

Многоступенчатая дальняя

А матьЕ роднаяЕ╗

И как это они там, за Бугром, не понимают справедливости этих наших геополитических мечтаний?! Или не за это они нас не ценят, не уважают, не любят? Вот дураки, не боятся! Или боятся все жЕки? По тютчевской подсказке лУмом Расею не понять╗? Была Россия, а была Расея, пора бы это понимать. Одна тревожила простором: как этой громадой управлять как единым целым, как ее поднимать со всеми ее низинами так, чтобы они нигде не прогибалась да не потрескивалась на сгибах. Жириновскому что ли поручить. Илиа Зюганову! Но это уже уклон из рослой России в Расею с ее геополитикой без знания географии в целом со всеми её подробностями. Сам наш родной язык смеется над подменой российского расейским. Язык наш Ц дело тонкое, не то что Восток. Все, что с Востока попало к нам, состояло из беженцев, вытесненных из азиатского центра войнами и кинематическими катастрофами,- возражал было я Гумилеву. Но Лев Николаевич никак не хотел соглашаться с моим сомнением в том, что ничего интересного нам они принести не могли. Какую такую Ясу? это что, поэзия или философия. Философия нищеты до Прудона и Маркса? Даже Батый вынужден был искать у нас земли и воды, чтобы обустроиться подальше от собственных братьев и собратьев. А каково-то нашим собственным людям терпеть соседство с ним, таким же милостивым, как и его собратья? Это нам теперь легко, мы же породнились за несколько веков через общих прапрабабушек, которых угоняли в Казань и все Поволжье, разве нет? И еще больше через все новшества русско-европейские, распространенные и по всему северу Евразии. Север есть Север, а Юг Ц это Юг, и с места они не сойдут даже в силу вращения Земли с запада на восток. Даже такая инерция может надвинуть запад на восток, а не наоборот, И тут ничего не поделать никаким мутантам-пассионариям, как бы они не напоминали собой скандалистку-коммунистку Долорес Ибарури.а Ну, Бог с ним, со Львом Николаевичем! Ц юмор его был очень односторонний, улыбался он только собственным насмешкам, европоненавистническим. Даже Пушкина не уважал, к долгим моим недоумениям. Под конец понял: Пушкин тоже не был геополитиком:

лВезде, от финских скал до пламенной Колхиды

На утренней заре он виделЕ Нереиду!╗

ааааааааа Нет, конечно, он не был таким сексманьяком, как все его биографы.

ааааааааа Я пишу и пишу в жанре лБЕЗ КОММЕНТАРИЕВ╗.

 

***

ааааааааа

ааааааааа

ааааааааа В моем детстве, привыкнув чернить портреты в учебниках, мы, школьники советские женские лица (в остальных) украшали усами, а мужские Ц рогами; оставаясь так в пределах виртуального, т.е. не вторгаясь в абстракционизм нонфигурный, ни в абсурдизм невозможненский с его метаморфозами наших близких в носорогов или бегемотов библейских.

ааааааааа Гимназист российский, последняя надежда Ф.М.Достоевского, переделает звездное небо (на карте) не во что иное, как в евразийский (то есть тюрко-фарсидский) ковер, который весь взывает к унынейшей геометрии ткачества и вязания Ц т.е. к антитезе геометрии Эллады, основанной на строительной культуре античных зодчих, знатоков законов приземных тяготений, знатоков аттракций, сопрягающих людей в любовные пары и в полисы, а камни Ц в стройные пейзажи Ц качалки, качели и вращаемые лабиринты. Шахерезада сделала несколько робких шагов за Евклидом.

***

ааааааааа