Юрий Динабург. Археология Санкт-Петербурга

 

ДЕСЯТАЯ ГЛАВА

 

 

 

Три конных статуи – Петра и Николая                         

Да Александра Третьего – наглядно

Знаменовали три аллюра, три эпохи

Подхода три к судьбе ее военной

Три хода времени, три смены ритмов

Три психологии в одной стране, не только

Их трех величеств, но у всей страны

Несущейся в космических порывах

Под музыку вселенской непогоды

Чуть не крылатый бесноватый конь Петра

Почти танцующий под полковой оркестр.

Воспитанный в гвардейском обиходе

Под Николаем Павловичем конь

 Подковами звенит по мостовой,

И, наконец, у Александра тяжело

Остановившийся – в недоуменье

Тяжеловоз имперской славы.

Три всадника со стогнов Петербурга

У нас в российском нашем фараонстве                                      

Нам выстроен некрополь благородный                                      

На много поколений

***

Эдип, отчаявшись во всем идет в Афины                   

И остановится в Колонне умирать

А европеец едет в Петербург

Туда, «где царствует над нами Прозерпина

В Петрополе прекрасном мы умрем»

***

Мы существуем на границе сред                                  

Реальности и сна

Объятья жизни, властна та среда

Которой мы принадлежим до самой смерти

Как все живое

Возможно только на границе сред

На перепаде всех физических условий

На переходе из одной стихии

В другую суверенную среду

***

 

                               

Перебеляет небо снегопадом

Небесный свод на нас наводит холод

И совершеннейшую тишину

Таинственные сталактиты света

Пучки свисающие с дальних звезд

Бренча лучами, сталактиты света

Со звезд на нас наводят острия

Какого-то глубокого вниманья

Лежит вокруг самодержавный снег,

Зажатые в его ежовых рукавицах

Едва разжевываем леденцы

Своих же поцелуев на морозе

Самодержавный снег скрипит на всех путях

Напоминанием о том, кто здесь хозяин

В самодержавии мороза и народа

Родство наверное

 

***

А здесь и Пушкин легок на помине – про огонь

Играй огонь в моей пустынной келье

Постыдной ленью я сегодня обморочен

Камин – не что иное как орган

Играющий для нас огнем и светом – только так он

Мной понимался в детстве

Я вижу световой орган в камине до сих пор

Уже не инструмент, а манумент-машину

Морталитет всех низменных эмоций

Преобразует:  дым и непогода

Чем не   символ барочного убранства

Семнадцатого века завитки

Плюмажи снежные и дымовые - вокруг нас

Пейзаж  в колоннах дыма в тихий день

В окне ладони обжигающая наледь

В безумной нежности к природе помертвелой

Одним лишь зрением – без прикасаний

Природу помертвелую ласкать

До полного самозабвенья

На всем, что около бывает, обывая

Окрестности живого Бытия

Но существует в чистом Небыванье

Когда случалось древним грекам западать

В гиперборейские пространства киммерийцев -

В подземные миры по их соображеньям

                В Аид, поросший лилиями Ада

Происходило нисхожденье древних греков

Герои, узнаваемые смутно

Бродили здесь в  обличьях угрофиннских

 

***

С детства я к Стиксу приучен – вниманьем и слухом приникнув

Дальние жалобы душ, обеспамятев, слушать

Льды ли ломаются или поленья  пылают в камине?

Стиснутый холодом зимним домашний уют озарен был печами,

Это домашний уют освящен был  печалями памяти смутной о том что

Предкам покинуть пришлось, отступая сюда от греха

Сопричащенья с нечистой породой

Гостеприимный циклоп в этом черепе, в этой пещере-печи

Пламень танцует и нас вовлекает  его разделить опьяненье

Череп как печь, а еще – театральная сцена

Он танцевать позволяет огню, придавая движениям пламени

Ту музыкальную стройность и четкость, гармонию, если хотите

Так называть этот строй, эту связность

Где-то у них на Востоке есть Череп-гора, высоко над землей выступающий купол...

***

 

Я с горящей лучиной вхожу в Петербургские темные чащи историй

Я к Неправде в избу, как бы изгнанный из Петербурга вхожу

Потерпевший провал, в Петербург огрубевший от гари, 

Прокопченный тоской душегуб не дает мне разнять примороженных губ

Я еще не могу умереть, я еще возвращусь в Петербург, потому что

Твоему ветерку поддаюсь и скользя– с ног сбивает подветренный снег

Сногсшибательный вестник летит мне навстречу  весенний

Надушенный как если бы из парикмахерской прямо навстречу

Он из кресла вскочил и бежит, очарованный вестник ненастий,

А Непрядва туманом опять убралась как фатой.

В лихорадке восторгов на том берегу копошение ночи.

Я ещё возвращусь к тебе, мой Петербург!

 

***

 



Hosted by uCoz