Юрий Динабург. Археология Санкт- Петербурга
ГЛАВА ВТОРАЯ
Не тот это город, и полночь не та..
БЛП
Зачем меня чужие мучат , Моцарт
Дождь мочит и чернее черта ночь
Рекомендует дуть во все ветрила
И в пустоте листает паруса
***
На стрелке острова Василий
И Василиса - у колонн, спиной друг к другу
Старик у моря со старухой лет на триста
Не смотрят в сторону острога на восток
Стоит острог с остроконечным шпилем
С игрой лучей на восьмигранном шпиле
Как на штыке у часового в песне
***
На рейде флот петровский – из галер
И нескольких фрегатов и линкоров
В сравненье с этим рейдом акварельным вряд ли
Найдется образ нам роднее и милее
***
Над крутизной многоколонных стен дворца
Над балюстрадами дворцовых кровель
Над площадью Дворцовой, по всему
Периметру, по контурам Дворца
На фоне белой ночи всем богам
И всем абстракциям поставлены кумиры
И вот в Элизиум из Парадиза
Преобразился вовсе Петербург
Преображаясь здесь в сплошное царство
Риторики архитектурных форм
Как в Юности Честнейшее Зерцало
Смотрели мы в творения Европы
Европа нам таинственно мерцала
А Эрмитаж на площади Дворцовой
Над деревянной мостовой торцовой
Торжественно сиял над лоном луж
На Александровской колонне ангел бедный
Над головой погиблый свет колеблет
Обобран был когда-то как близнец
Счастливого уайльдовского принца
Обобран был блудливой добротой
Лишился белизны потусторонней
Как тот Счастливый Принц Оскара Уайльда
***
Нева, как навощенная поверхность
Великолепно отражает люстры
Какими делаются на ночь наши
Блестящие пространства бальных зал
Для Сатаны, который правит бал
Когда в таком неприбранном театре
Перестают толочься толпы и внезапно
Ночная наступает тишина
И только Зимний исполинской люстрой
Удвоен в отражение Невою.
Здесь сталагмиты сталактитам света
Растут навстречу – так им предписал
Растрелли некогда
И только ветер в этот теневой
Театр вторгается, танцуя над Невой
Свои дневные партии балетной
Энциклопедии
***
Все так непринужденно переходит
Одно в другое – царство Посейдона
Поблизости под сенью Эрмитажа…
Но выбран был в строители Трезини
Для протрезвления балтийских вод
Построил здесь Трезини что-то вроде
Огромной отразительницы снов
***
***
И город рад такому маскараду
Так до сих пор играют в нем
Дворцы – неистовые оборотни
Дворец – великолепный – тень
То уподобится громаде канделябра
Составится в одну громаду-люстру
То каменной парадною галерой
Плывет на золотистый свет зари
Здесь каждый силился увековечить праздник
Свой собственный придав ему порядок
И окна, залитые охрой света
Сплошные масляные фонари
Начала Восемнадцатого века
Во времена, когда везде у нас
Огни держали в плошках и свечах
И у Двенадцати Коллегий все насквозь,
Все окна в нем казались зеркалами
Из Зазеркалий их сквозили чудеса
Там по ночам виднелись привиденья
И тасовались хартии и карты
И совершались чародейства и гаданья
Весь город был зловеще остеклен
В теснотах спален тасовались сны
В темнотах смыслов реяли слова
Разноязычные в дворцовых залах
Звучала музыка внимательному слуху
Сквозили заговоры тут и там
Мерещились взыскательному вкусу
Совсем невероятные интриги
Здесь будут отзвуками вещи друг для друга
И без соударения друг с другом
Здесь будут вещи издали звучать
Как это свойственно в архитектуре
Без непотребных соприкосновений:
С ладьей воздушною и мачтой-недотрогой
Мы все нанизаны на шпиль Адмиралтейства
В полураскрытых веерах проспектов
Перемещаясь вдоль и поперек
В пустотах улиц этих и проспектов
Вокруг мелькают полые фигуры
(Кавалергарды снобы говорят:
У карты нет нутра, но есть изнанка)
Хотя порой сквозь бледный туз червонный
Вдруг проступает пиковая дама
Стара, черна как злобная цыганка
У карт везде одна рубашка роккоко
Узорчатый фасад однообразный
Фасады – твердые кулисы-паруса
Укорененные настолько, чтобы ветры
Сдувать их не могли ни при какой
Поэтике погоды. Но все это
Лишь пешеходу очевидно. При движении
В автомобиле видится иначе
В движеньи обе стороны проспекта
Как ленты кинофильма, разбегаясь
Ошеломляют нас динамикой своей
Поскольку сущность и существованье
Вдруг оказались не одним и тем же
Несуществующие сущности вещей
Здесь пребывают в бытии своем
Из рукавов Невы не вынимая
Озябших рук, чуть ветер разнесётся.
«Манжеты каменные завершают рукава Невы»
***
Как перископами в различные миры
Заглядывать мы можем в Эрмитаж
Нам Эрмитаж послужит перископом
Налево – окна на Неву, направо в Древность
В историю искусства и культур
А справа в окна все же видишь площадь
И арку Штаба и квадригу, и над нею
История новейшего искусства
Так в Эрмитаже – в разные миры
Распахнуты нам окна-перископы
Оконные проемы из времен
В пространстве-времени зияют
**
По вечерам ворочаются в небе облака
Как бы укладываясь на ночлег
Горят доверчивые свечи по ночам
Сердечками горячих огоньков
Насаженные на свои колонны
Блестят сиятельные капители
Сердечками на завершеньях свеч
Уподоблявшихся всегда колоннам
Когда не копьям. Издали огни
Всегда казались остриями копий
Сердечками насажены огни
Так вечера доверчивые свечи
Наверчивают нам на острия
Воображения – свои огни сердечком
Горят и в очи смотрят нам в тревоге
Трезвленье воздуха от колоколен
Идущим звоном – серебром колоколов
Трагедией озарена зима
Из года в год идущая на сцене
Трезиниевской, как это на «Пире»
Чумному городу возвещено?
«Когда задорная зима ведет сама
На нас свои косматые дружины
Морозов и снегов» –
«Тогда навстречу ей трещат камины»
Трезини выстроил такой в России город
Что весел даже в зимней переделке
Трагедия теперь, когда чума
А не зима взялась за этот город
Категорически отягощенный
Сгущеньем серого в пространстве неба
Здесь сероглазое такое небо
Сгущенье сумерек дарует облакам
На сероглазом небе облака
Блокируют случайные озерки
Голубизны изнаночной небесной
А сероватость северного неба
Уподобляемо спокойствию в глазах
У наших женщин,
Чувство красоты
У человека (северного) это
Оценка беззаботности, беспечной
Уверенности – веры сверх того
В самодостаточность, в самостоянье
Всего, что достигаемо уже
***
Взаимоотраженный вверх и вниз
С симметрией как на игральной карте
Над красотой, затеянной Трезини
Над тропологией – нет не метафор
А в морфологии архитектурной
В телосложениях цилиндров и кубов
В пропорциях беззвучных препирательств
Различных векторов и тензоров – усилий
В отравах всяческих подсветок и окрасок
Свисают с неба к нам веселые лучи
Своя версификация фигур
И как узоры пламени-огня
Лепечут и трепещут в капителях
Чтобы летели наши души в небеса
Но зависает тяжестью недоброй
Над нами новый реактивный лайнер
В полуподводном освещенье Белой ночи
В ночах – очей моих очарованья
Ночам души моей – очам такое небо
И мне является воочию такое
На дне пространства своего и наше время
Измученное качкой вправо-влево
***
Восславим тихое хожденье снега
По городам и весям всей России
Налеты в виде парашютного десанта
На Петербург, и черт возьми их с ним
Возни так много предстоит еще нам
С вощенных окантовок горизонтов
Отглаженных и выпеченных в небе
Закатными огнями – вечерами
И подрумяненными на ветру утрами
Приход зимы и обхожденье с ней
Всех заповедников восточно-европейских
Запасников российских, светопарков
Такое обхождение с природой
Воспетое у Пушкина когда-то
Снованье в воздухе снежинок и намеков
На погребальные обряды всей земли
(«Придет день Гнева – не откупишься деньгами»)
***
Под ветром выгибаются столбы
С его постели поднятого снега
Бледнея юноша лежит
Такой вот фараон воображенья – в зиму
Уже постлавшую постель - простынки в поле
Засаженном крестами во всю ширь
По сторонам мотается и корчась
Лаокооном белым представляясь
Встает с постели снеговая простыня
(А может быть ее накручивает призрак
Прозрачная фигура мертвеца
Не приведенного к покою до сих пор
***
На чем настаивает память века
На горностаевых снегах в закате
В гористых облачных нагроможденьях
Такое траурное небо в горностаях
В мимобегущих облаках, в мехах густых пушистых
В пушистой рухляди моей зимы
Атмосферического зимнего зверья
Метелей, вьюг, всего что ощущаем
По именам, не различая даже
На ощупь, на дыхание и вкус
Тут голубое небо в горностаях
Бежит на Запад
***
Здесь сделал русский Зевс привал в путях на Запад
Здесь перевалочная станция красот
Переступающих с текучих вод на снежный вьюжный наст
В пространства, замороженные божьим
Произволеньем – без противоречий
Как если б сделал Зевс привал однажды здесь
Во время похищения Европы
Откуда-то еще таща добычу
Свою наивную
С законами природы на Земле
Географический особенный характер
Приемлющими слава Богу здесь
Есть место красоте, которой Юг
Дивится, только издали, - на льды
Альпийские, на снеговые шапки
Снегов Килиманджаро и других
Различных Фудзиям да Гималаев
***
***
Идут дожди или снега по всей
Верхушке глобуса планеты
Наращивая свежие пространства
Здесь уплотнялись привиденья как снега
Пока не превратились в существа
На ощупь столь же веские, как все мы
Когда на них бывали в мире моды
Когда бывала мода и на это –
Они входили в ночь слегка светясь
Традиционными объемами своими
Они кой-где гуляли по ночам
Слегка фосфоресцируя и даже уплотняясь
Под белым платьем уплотняясь постепенно
***
Привольно мертвецам среди людей
Гулять на Петроградской стороне
Теням присущ гораздо больший юмор
Чем корпулентным их патронам, то есть лицам
Физическим, в отличье от безличных
Тех самых юридических персон (сказать бы «масок»
Так это тоже будет понято превратно)
Здесь всюду состязанье тела с тенью
Теням доступна большая подвижность –
Инерция не сковывает их
И тени удивительно пластичны
Гибки и поворотливы в сравненье
С инерционными своими господами
Поскольку тень как изворотливый слуга
Обыгрывает барина
Не странно ли что пониманье теней
В их беспокойной жизни шутовской
Определилось именно у нас
Не потому ли мы не терпим, что их вдоволь
И что у нас вокруг сплошной театр
Былых своих имперских
Блуждают светляки и привиденья
А у меня в башке как в Эльсиноре
Как будто привидения теперь
Настолько обнаглели, что гуляют нагишом
Уже не только в Эльсиноре и других
Развалинах, а прямо в черепных коробках наших
Вальсируют валькирии над нами
Вальсируют вверху поверх всего
Чечетку отбивают на стенах
Стенают, корчатся в подвальных этажах
И шустро рыщут в переходах крысы...
***
