Юрий Динабург. Археология Санкт-Петербурга
ПЯТАЯ ГЛАВА
Восстала каменная парафраза
Петром задуманного парадиза
Трезвеет море от воды болотной
Теряет соль торжественность и шутка
Со всей России стоки в то болото
Различных нечистот переполненье
Превыше всех строений от Трезини
***
Болотный попик Александра Блока
На корточках, на кочках Богу служит
Болотным тварям раздавая благодать
Любому гаду загадавши, мол, душа
Опять впадает в междометный строй речей
И бормотанья просит для молитв
Риторика торжественного ритма
И реставрирует риторика молитвы
Другим каким-нибудь кикиморам в уступку
Той самой ведьме местного болота
Русалке старой вдовой вдоволь без любви
Кимвал бряцающий
***
И разве мы не сами – существа
Хтонической породы
А впереди – отверстое пространство
И вот в твое пространство величаво
Вступает в виде каменного гостя Петербург
Мы будем издали оценивать его единым зреньем
А в Петербурге вместо слета островов как облаков
Известных свифтовских летучих лапутянских
Плавучий город для преодоленья
Болотной психологии страны
***
(«Охота это Вам Санкт-Петербург на роль Ахетатона
Подстраивать» – мне кто-то возражает)
Архитектурный заповедник Петербург
Провентилируем, как говорилось, весь
Вопрос о Петербурге и вине
Его строителя, не принявшего мер
Благоустройства – в ходе приключенья
В котором начал жизнь петровский парадиз
Без должного благоустройства местных
Злосчастных соискателей удобств
Под этой бореальной широтой
(На этом к полюсу сужаемом пространстве
Взгляни, как сходятся меридианы на макушку
Собой долготы стягивая в узкий
Пучок магнитносиловых долгот
Широты в плюшку стаптывая здесь)
***
Это балет монументов и вовсе не просто
Архитектурный музей – Петербург – в потемненье рассудка
Выдумал кто-то – тебя уподобив другим городам
Не Петербург, Восемнадцатый век – и немного позднее –
Этот балет – одновременно бронзовых образов – вроде
Медного Всадника
Как на кладбище расставленных царских портретов-дворцов и скульптур всевозможных
Вся в кубистических образах псевдо-барокко
Елизавета Петровна – вот Зимний Дворец у Растрелли –
Их коллективный портрет кубистический столь же
Сколь и барочный – абстрактное изобретенье
В архитектурных условностях
Аристократ в исторических масках своих, атрибутах царских портретов
И невесомых, и быстро несущихся сквозь снеговые пространства
Эльфо-природных фигур – привидений и призраков – резво
Сквозь Петербург с быстротою кометы –
Протуберанец идей, обвевающих землю
***
Утром, увы, у кого попросить «подымите мне веки»
Вию подобным встаю над Невою
Утром я Вий – подымите мне веки
Явиться
***
Душа бежит по каменным ступеням
Гранитноплитный инструмент дворца
Ей откликается глубоким резонансом
Разжалобит она меня, сбежав
Кто там по ступеням сбегает исступленно
Зовется сном такой побег души
Такой побег из яви изъязвленной
В моем воображенье возникает
***
Сей город был всегда гигантским водостоком
Для всех лежащих на восток от моря
Сырых доисторических пространств
Озера с неба низвергаются в сей город
Не даром мы сидим на водостоке
Удостоверимся, что здесь
Отсюда писают сперва на всю Европу
Заезжие с Кавказа господа
Навроде гоголевских Ковалевых
Потом хватаются за место на лице
Где надлежало бы иметься носу, но
Заместо носа – что-то вроде жала
Как некогда Гаргантюа на весь Париж
Россия - в Балтику особый водосток
Здесь до сих пор имеет- Петербург
Болтливые писаки
Когда-то в нем прославили витрину
Окна-в-Европу – ту архитектуру
Для иронического отраженья
Риторики барокко – так сперва
Потом – чуть ироничного ампира
Ирония и юмор вообще
В архитектуре мест себе не ищут
Ни форм не отрабатывают, все же
Они имеют выраженность в целом
Соотношении застройки и природных
Акцентов пафосных масштабов. Если бы
Первоначальный замысел застройки
Афона – Динократом – удался
А не остался бы лишь поводом к тому чтоб
Царь архитектору передоверил
Начальную работу над своей
Египетской Александрией - что бы
Гротескней и смешнее на Афоне
Могло б в историю войти и нам внушить
Понятие о самоосмеянье
В архитектуре и в амбициях
Хождение Гаргантюа в Париже
И присвоенье им колоколов
Содержат тайное сопоставленье
Двух вызывающих иронию чудовищ
Парижа и Гаргантюа: брутальны оба
Дождями донельзя отмыты были мы
Тонувшей в Петербурге пятерней
Гигантского кленового листа
Пятиконечным символом звезды
При запылениях мозгов в начале века
На человека обвалилось столько
Различных пестрых угловатых слов
При всяких облеуховских заразах москвичам
Грозивших Петербург мой пятерней
Гигантского кленового листа на карте смазать
Пятиконечным символом звезды зеленой или
Желтеющей, переходящей в красный образ
Ребячьей окровавленной ладони –
Об этом наше петербургианство
***
Плывут утопленницы-мысли, чувства
Намеренья, а в окнах видишь ты
Стекло как лед стекающий отвесно
В оконной раме растекаясь тонким блеском
Как будто лед стекает, застывая
С таким стекольным блеском льда Стокгольм
Нам видится у моря на изнанке
В декалькомани Балтики холодной
И в озаренной золотом дыре пробитой в небе
Пространства темного играет солнце-пламя
Закатное
***
Я вспоминаю: на земле был дождь
Тот ежегодный осенью балдеж
Бульдожья злоба у прохожих в лицах
И обалдел от этих впечатлений
Я, созерцаньем обращенный в столп
Как страшно мертвецу среди живых
С их деловитостью и суетливой
Нацеленностью
И ответвляются от мертвецов их двойники земные
С небес нацелены на наши души SOS
В очерченных очередями скверах
***
Ощупывая
ночь и пустоту
По
городу гуляют ощущалки
А возле них шагают Гулливеры
Неощутимые такие существа
Вполне прозрачные – со щупальцами пальцев
И навещающие ощущальни
Мистические существа со звезд
И ощущалочки. Ощупывая чувства
У встречных ангелов и мимолетных птиц
Жар-птиц ощипывая слепо, ощипалки,
Глаза прищуривая в щелки-елки-палки
Подмигивая, смотрят друг на друга
Им свойствен общий способ ощущать
И потому они в сродстве друг с другом
И заняты взаиморазмноженьем
Гуляют ощущалы и шипами
По преимуществу ощупывая чувства
Мимоидущих простодушных туш
Друг друга – как бы с тел снимая мерки
Вещественно вегетативно множась
***
По городу гуляла лошадь голой
Копыта били по торцам
У них копыта наподобие галошек
Копыта по торцам – как если бьют в ладоши
Лошадки голые по городу гуляют
Гуляют голые по городу галопом
Чтоб не цитировать буквально конь ретивый
И коррективы не вносить в чужие строфы
Кобылку уподобим коллективу
Аплодисменты по торцам произведя
***
Поскольку по спальням девическим с пользой таскаться
Для адских забав и занятий приучены черти со времени оно
По скользким паркетам используя скользкие чувства
В традициях английских муз совершенно невинно
***
Был Петербург похож на будуар
Как после бала Снежной Королевы
Здесь доводилось переодеваться
Метелям всей Европы в снегопады
А на балу у Снежной Королевы
Метели всей Европы вовлеклись
В такие игры,
Что
***
Гуляют маскарадные наяды
И нереиды рыщут – маскарад
Полгода полигоны для ветров
Там где снега преобразуются в рубахи
В смирительные саваны
**
Он в сторону бульвара Профсоюзов
Просовывает розовую руку
В холодное пространство, два крыла
Держа распахнутыми за плечами
Веселую просовывая рожу
В пробоину цветного витража
Упорно смотрит, стоя на углу
Поверх толпы гуляющих зевак
А два кавалергарда, наглецы
Гимнастами античности стоят
Раздевшись догола, собой изображают
У бывшего манежа – близнецов –
Как бы кентавров из конногвардейцев
***
И только в Петербурге змееборец
На роли конного Лаокоона
В скульптурном образе эмблемы воли
Конического образа победы
Конелюбивого царя Петра, поэта
Коснословесного еще в то время
Петр – победительный Лаокоон
Зима-воительница насылает змеев
Во образах туманов и поземок
Дотаптывать змеиные останки
Бронзовоконному Лаокоону
***
Уздой Петра воздетая над бездной
И Фальконетом превращенная в коня
Россия – на дыбы – в приветствии Европе
Приподнятая
Над собственной своей душевной бездной
Скок прерывает
Все может быть потом:
Потом придет потомственная скудость
Воображения у многих поколений
Гулять в болотах по колено.
***
А в невском устье умирает солнце
Так убедительно внушая веру
В бесчисленные наши возвращенья
Кто солнце достает как бы из-под полы
Из-под восточной кромки горизонта
А за Невой посольства полумира –
Посольства полумира. Мы простимся
Поскольку все уже похоронили здесь
Всего надежнее захороненья
Не в пирамидах (Разворуют тут же)
Не в риторических массивных текстах
(Их опровергнут или осмеют)
А вот в таких геометрических загадках:
- Как могут встать в природе, в круглоту
Везде влекомой временем и стилем
Небесной оболочки - как же могут
Выстаивать среди вселенской круглоты
Прямолинейные фигуры камня...
Посольства полумира… Мы простимся
Как будто все похоронили здесь
В пространстве стены зданий растолстели
Теперь посольствует сама архитектура
Себя собою наполняет чтобы
Люд незначительность свою осознавал
Не смел вступать в разлады, как Евгений
Люд, обитающий вокруг еще сильней
Изобличал в себе ничтожество в страстях
Романных персонажей, Достоевским
Наружу вывернутых - якобы с изнанки
Столь занимательных
Когда упущены века...
В самом себе изобличив никчемность
Тот самый люд торопится потом
Отарою овец
По снегу свежему – затаптывать следы
Недавно совершенных прегрешений
Обобществленные они теперь у нас
Соборными еще их называют
Творимые в расчёте на возможность
Что коллективность зла его лишает
Позорного характера, а личной
Ответственности можно избежать
Хотя бы под предлогом, будто Бог сам
Позволил нам таким заняться боксом
И личной нам ответственности нет
В совместно совершенных преступленьях
Торопится народ торосистым пространством
Овечьим стадом волочится чернь по снегу
Усталый хронос каплет с поднебесья
На сталагмиты – и архитектура
Рисует в небе стрельчатые формы
Конические воздевает башни
***
Зеленые
венки на черные рога
Развешивает
Флора Боттичелли
Приняв у
Флоры в честь весны
Дырявят
небо в ясную погоду
Все
происходит чуть меланхолично
Когда
весною эти канделябры
Засветятся
зелеными огнями
И
вербным воскресеньем при свечах
Зеленолиственными
огоньками
Закат за
зимнею решеткой сада
Как
будто солнце оказалось в клетке
Река,
текущая на нас с небесной тверди
Разбрызганно
охватывает все
Окрестное
пространство
С
поверхностью, в туманы распыленной
С
фортепианною капелью серебра
В воде забвенье-
только отойдёшь
Просить
умеет разве только дождь
Но
дождеванье музыкой безрукой
Оно
способно только умолять
Оно
просить умеет разве только
Дождь
доживает свой последний день
Дождь с
неба свешивает седину
Та в
музыке зеркальная поверхность
Воспоминанья,
образы того что
Нам
встретить так и не случится никогда
Вот вам
поение водой летейской
Так
доживает дождевая ночь
Разрозненной
капелью за окном
***
И вот гуляет Воланд в Петербурге
По перпендикулярной перспективе
Не потому ль сегодня так светло
Не происходит никаких скандалов
Подслеповатый день, что новолунья ночь
В приподнятом, пожалуй, настроенье
Я не успею догадаться, что
Расстался с жизнью, наконец и я
Там в перепадах музыкальных тем
На тему снега
Я гражданин эпохи препаршивой
Припорошенный пылью известковой
Где надо было бы снегами убеляться
Взамен снегов летит на нас известка
С карнизов зданий, подлежащих слому
***
В другие
времена я покажу Вам
Закат в
конце Невы,
Еще
никем не взятый на учет
В
реестры красоты
Забыть
нельзя. Пожалуй, натюрморт тут,
А не пейзаж. Как фраза из Верхарна
Как солнце черное по красному закату
Карбункулом катясь над белым плоским льдом
Снижается на плаху горизонта
Который солнцу голову обрежет
Как серый занавес, как гильотина
Над тиной сумерек – как золотую рыбу
Разъевшуюся до шарообразной
Изжарит в пламени закатного костра
Пейзаж из облаков в лимонно-желтом
Разве что Верхарн
Вернул бы нам намек на то, что можно видеть
Вернул бы снова нас в свои раскаты
Одического пафоса
Ритмического воодушевленья
***