Юрий Динабург. Археология Санкт- Петербурга
СЕДЬМАЯ ГЛАВА
Не знаю, как я расскажу точнее
Ночные впечатленья от прогулок
По этим фантастическим каналам
Вдоль призрачных камней, историей одетых
В ретроспективную систему маскарада
В игровой оптике воспоминаний
Империи
высокое кладбище
Используемо ныне как жилье
Псевдопотомками строителей его
Как облака по небу без следа
Так по проспектам, по каналам Петербурга
Светящимися призраками ходят
В кельваторных колоннах корабли
Фонарный флот
***
Приходит город в виде Каменного Гостя
И Медным Всадником наперерез ветрам
Несется вскачь навстречу временам
Приходит город в эти каменные сны
И вытесняет из теснин сознанья
Прообраз каменного Гостя с постамента
Сходящего в историю, в просторы
Здесь карнавал кирпичных кораблей
Дредноутные каменные массы
Преображений в помыслах о море
***
Под небесами гриву Петербурга
Расчесывают тучам непогоды
Капель за окнами как фортепьяно
Какая-то изысканная пьеса
Все время кажется, что узнаю
Идет веселая настройка инструментов
На цветомузыку дешевого пошиба
Идет осенняя отладка настроений
Природы под сезон морозных празднеств
Деревья старые стригут у нас на Стрелке
Васильевского острова – на стройке
Всего вокруг на приближение зимы
Деревья стрижкой превращают в нечто вроде
Огромных овощей на стол Гаргантюа
Огромного салата овощного
Нагромождает осень натюрморты
И оголтелые вторгаются ветра
Осеннею порою листопада, приступая
Приходят в город горестные мысли
Летят как смутные воспоминанья
Апокрифические представленья
О падших ангелах, летящих как листва
С древес, с небес, нивесть еще откуда
Листоподобно на ветру крутясь
Мелькают ангелы у нас над головами
Аллегорическая пластика балета
С Утечкой времени теряется пространство
И в эти ненасытные ненастья
Способно время потреблять событья
На что хотите расточать себя
***
А снег гуляет нагло в неглиже
Разглаживает грязь по рытвинам дорог
Во сне моем и снег и страх
Что белизну его затопчут держиморды
Да изомнут при обыске хрустящий наст
Крахмальным простыням уподобляем слухом
Душа имперсоналка-невидимка
Развешивает по всему пространству
Полупрозрачное свое белье
Приснилось ниспадающее с неба
Белесое мерцание снегов
Опаловое небо в тополях
По горизонту
Закат иссеченный костлявым лесом зимним
***
Стрелять стрекозами в полупрозрачных пачках,
Летать на плоских стрекозиных крыльях
В составе невского кордебалета
Совсем иная, кажется, культура
Не как вокруг московского бугра
Оскаленного башнями Кремля
Скорей в сосновой бронзе лабиринта
Мильонноствольного лесного храма
Растущего отсюда до Охотска
Везде, где бронзовеют колоннады
Лесов сосновых через всю Россию
Растянутых
В коре горячего оттенка сосны
Контрастны темной хвое
***
А в Петербурге пьют особый, белый чай
Особый шик когда метель зимой
И потому весь Петербург – метельный чайник
В нем непогоды учиняют заварушки
И ветер в нем заваривает вьюгу
И это тоже сорт особенного чая
Не без отчаянья, но все белым бело
Все избаловано любовью к белизне
И чайки в нем чаинками кружатся
Как будто бы помешивают их прозрачной ложкой
Как бьются чашки звонкие ночами
На чайных церемониях у нас
Чаинки-чайки чем-то чрезвычайно
Взволнованы сегодня
Покуда снег идет на нас качаясь
Походкой пьяной с крейсера Авроры
Итак, особый белый чай. Без мелочей
***
Здесь государственные учрежденья
Эскадрой каменных левиафанов
Сухому доку город уподобив…
И вот такое каменное стадо
Пасет история на берегах Невы
Не вынести Вам разве приговор
Уже ни я, ни Вы, как говорится
Ни живы, ни мертвы
При этих крутозадых мастодонтах
***
Вальпургиева ночь, конец апреля
Такая запоздалая пурга
У Мефистофеля на фестивале
Вальпургиевой ночью Петербург
Пургой задернут – занавесом белым
Дымится даль. Май числится весенним
Веселым месяцем, - но где угодно
Лишь не в Петербурге
Запуганный Вальпургиевой ночью и пургой
Возникнешь вдруг белейшим привиденьем
И скачут ночью бесы или тучи
И невидимкой нас ведет луна
Снеговизирует у нас воображенье
Нет, это не луна здесь, а сама
Леди Годива едет на прогулку
И под сиянием ее волос
Кремнистый путь блестит до горизонта
По гулкому пространству поднебесной
Луна нагнулась к нам
И каплю масла пролила
Голубоватое такое масло
Используется здесь в свеченье лун
Перенимая функцию цензуры,
Луна берет на редактуру город
И корректирует его фигуры
Причудливой своей подсветкой
Подретушировать погрешности того,
К чему великодушно солнце,
Вчера был город весь в помарках – черновик
***
состоянье
deplair/отвращенья
Кто только тут не привиделся, не привидался уже мне
В этой театральной отвратной тревоге
***
Шекспир с историей меняется пером –
На мачтах паруса – под пальцами перо
Бежит стремительно, поскрипывает, брызжет
Scripture et caetera, такой вот ecriture, приводит в трепет мысль
Что так вот это и происходило
Письмовождение у бюрократов
Высокое искусство грамотеев
***
А многие хотели бы запрячь
За хвост хотя бы прицепив к эпохе
Петром объезженной – свои дела
За хвост хотя бы к матерьяльной тяге
Петрова времени и для себя урвать
Его инерции хотя бы если не
Кинематической энергии его
Кому же снится этот город
Собранье каменных существ, чьи одеянья
Фестонами колонн свисают как с гробов
Портшезов, катафалков, паланкинов
В которых время носит великанов
Торжественное шествие гранитных
Портшезов временем несомых
***
Все норовят уложить Петербург на прокрустовы ложа
Провинциальных амбиций
Чтобы подобный Прокруст прокурорствовал тут же
Здесь в Петербурге
Так поэтический демон миры пролетая
По-пролетарски осмыслил внезапно себе и свое бытие
Кто был Ничем обязательно должен стать Всем
Контрапозиции все же не для абсолютов
Аподиктических необходимых модальность
Контрапозиции не тавтологии ставят друг с другом
В соотношенья логических связей
(Настал последний день хожденья на котурнах
Рассудка слишком много оказалось)
***
Исакию на каменный комод поставлен купол
Тяжелый каменный комод-Исакий
Все прячет подлинную функцию свою
Составив куполообразный постамент
Навроде колокола вечевого
Объемный образ государственной верхушки
***
Дожди идут , струи держа как сталь штыков
Кому нужны еще штуковины такие
Как звезды на небе когда у нас на свете
Светильники автомобильных фар
На площадях разыгрывают фарсы
Веселого кружения – какие
Факелоносные идеи нас могли бы
Привесть в такие же одушевленья
Какие каждая реклама на бегу
Подбрасывает нашему вниманью?
Как сталь штыков торчат дожди сплошной
Штриховкой над толпищем
***
Литографический
язык окаменелый (Седьмая)
У Демосфена пена на губах
У
Демосфена в Петербурге здесь
Любой
этаж становится подпольем
Для гения
любой как затяжной
Дискуссионный
зал и вздорный спор
Для гения
везде сидение в засаде
Над
головой его как соглядатай
Как часовой
гуляет кто-то
Имущий
власть ходить и жить поверх тебя
Вышестоятель
твой, вышеходитель
Ходатай
по делам превыше наших
Ополоумеешь
поскольку настлан пол
На
полпути над нижним этажом
Верховодитель
и верхоблюститель
Над
потолком шаги тяжелой власти
К ней
ходят только Каменные Гости
Отнюдь
не с тем, чтобы нас увлекать
Куда-нибудь
в подвал или еще
Жмут
каменной ладонью вам ладонь
Так
здесь традиция рукообмена
***
Не так ли город год за годом строит горы (Седьмая)
Что мыслит гордый Демон, дух безделья
Когда он пролетает Петербург в который раз
Наперерез
О чем подумывает дух безделья
Раздолья Азии покинув, в Петербург
Внедряясь, из пурги проглядывает вниз
Он испугать тебя уже ничем не может
Когда он пролетает Петербург
Безрадостно во мраке потонуть:
Поток несет друзей и женщин трупы
Меж призраков разглядывая спящих
Его утопленников глядя из пурги
Над Петербургом пролетает Демон
Безделья и однообразья жизни
***
Как из утробы, из
трубы
Дымы вставали как столбы
Над городом многоколонным
Когда над каждой над трубой
Дымок струился в голубой
Простор небес, где за собой
Не оставлял следа
И Достоевский на мосту
Столбел как ангел на посту
Над городом многоколонным
Творя на небе городьбу
Еще стройней и непреклонней
В зубчатых очертаньях чёрных крыл
Бросался черт опрометью от дыма
А в крыльях оттопыренные перья
Приличествуют больше Люциферу
Чем ангелам, с Исакием в соседстве
Сосет из сердца серую тоску
***
Еще одну Вальпургиеву ночь
Теперь без всякого участья Гете
Обряд угрюмый совершают
Дома под множеством крикливых масок
Вальпургиева каменная ночь
Для образов потусторонней жизни
Она насквозь пронизывает камень
Гранит как сгусток темноты стоит
Молочный наподобие тумана
Не здания, а сгустки темноты
Лощенные тела холодных рыб
Лощенной чешуей одетые граниты
Легко скользительные улицы-проспекты
Прямоскользительные перспективы
Под чешуей утоптанного снега
Среди которых столько двойников
Друг другу проторяют коридоры
В темнотах воздуха, промерзшего до мозга
В теснотах темноты полуполярной
В теснотах полуосвещенных галерей
Галерный труд – хожденья по скольженьям
***
Вертится снег вокруг тебя в метель
Поругивая грубую пургу
Бредет прохожий, проходимец, пешеход
Натужно ветер преодолевая
И вытирая снег и пот с лица
Сличая искоса себя и тени- двойники
Твои движенья и свои ужимки
Не жалко ли тебе, что ты позволил
Им завести тебя в сообщество такое?
***
Как иней скалам серебрит виски
Так стены Исаакия – седеют
Весь город наш обряжен до горизонта
На целый год одет как Белый Ангел
И снова заснеженные колонны
Твой взгляд рассеянно перебирает
Как струны каменные, без вниманья
К звучанью их
И голос женщины влюбленной – странный
И чем-то вымученный смех. Как бы коня
Давно забытый храп. В какой-то сказке конь
Смеется, обернувшись, скалит зубы
А в елисейских странах петухи
Перекликаются и ведьмы потрошат
Тела младенческие
Погода разгулялась гулливерски
Вертлявый ветер в улицах – в лицо
Плюет имперской
пылью
***
Здесь мизерабельное торжество
Администрации над честью
Ружейно-пушечным голосованьем
Вот мы и дожили до пустоты: Россия
Провисла на безветрии эпохи
Провисла всеми парусами – штиль
У нас воображение постиг настолько
Что мы в Саргассовом своем застряли море
Развал державы образует эту жуть
Страшнее зрелища «Последних дней Помпеи»
Вот призраки трех славных поколений
Ковчежный быт квартиры коммунальной
Опробован первоначально здесь
И здесь же кости всей династии -ковчег
Кощунственный – кощеева печаль
Еще над славным крейсером «Обжора»
Начавшим некогда великий людожор
Заместо ледохода на Неве
Над революционным людожором
Стояло ржание. Когда опять
Начнут они державный людожор?
***
Все
обыватели, не глядя на Годиву госпожу
Столь удивительному
униженью
Подвергнутую,
удалились с улиц
И ей
сочувствовали, взгляды уводя
От
зрелища красавицы нагой
Верхом
по городу проехавшей
Подобным
образом теперь у нас луна
Гуляет
на глазах у всех нагая, на нее
Никто не
смотрит
Зовется
интерес к ней лунатизмом
Считается
безумством лунатизм
Как
замечал уже поэт, восходит месяц обнаженный
В глазах
лазоревой луны, такой же голой
***
Все эти площади с оскалом коллонад
Просторнейшие днища времяхода
Времявождение как мореходство
Хроногогические инструменты
Хроновредительные действия ума
Воображение преображает
В ретроспективную систему маскарада
В игровой оптике воспоминаний
Империи
высокое кладбище
Архитектурные догадки о пространствах
Между собой едва ли совместимых
Цилиндры в призмах
Слегка касательные меж собой
Полупрозрачные разъемы площадей
Нас тут растет не меньше, чем травы
Сквозь нас проносятся светящиеся чем-то
Соображения, в которых
Спрессованы подобные нам как бы существа
***
Шершавый воздух северных широт
До крови кожу обдирает ветром...
Черт с ним и с этой нимфой эфемерной
Черт с ним и сном сомнительным – со мной
Застывшим с нимфой как на старом снимке
В экстазе с некой нимфой на античной вазе
Нас не разнимут, только разобьют
Прекрасный мир
Разлука
с этой каменной душой
Истелесованной
в архитектуре
Продлится
до запойного конца
Бесчувственное это существо
Лежит или стоит вокруг тебя
И вместе с тем идет тебе навстречу
Согласно ритмам твоего движенья
И разбегаются ущелья улиц
Ущелья улиц расщепляются навстречу
Ценящему комфорт автомобиля
А я беспечный пешеход пустот проспектных
Я углубляюсь в пустоты улиц на глумленье
В темноты мусорных дворов
В клавиатуру лестничных пустот
Я буду видеть в нем чудовище красот
О этот знаменитый оссуарий,
Веселый оссуарий Петербург
Меня распределите по его
Разнообразным катакомбам, здесь когда-то я
Уже поумирал на острову
И пожил здесь на Петроградской стороне
А собственно душа моя как призрак
Пойдет гулять не опасаясь никого
Не торопясь беспечным пешеходом
Пойдет
дворцовые фасады осязать
Простукивать
заржавленные крыши
На
Зимнем обнимать его скульптуры
Что может
быть беспечней пешехода?
***
По городу стоят повсюду истуканы
Стучат копыта их коней по мостовым торцовым
Гуляют истуканы по ночам
Среди гуляющих по городу верхами
Его былых властителей – давно
Никто не может различить героев
Уже никто их пешими не помнит
Державных всадников, считавших неприличным
Ходить опешившими, подданным себя
Являть
Высокий всадник всаживает каждый
Тяжелый шаг изящного коня
В чеканный ритм торцовой мостовой
Сей медный всадник всаживает в небо
Свою многосаженную фигуру
Двуглавый силуэт царя-кентавра
С башкой коня и головой царя
Насаженный на всаднический торс
Веселый всадник всаживает в небо
Блистательное острие не то что шпаги
А просто – указующего жеста
Да, указующего жеста острие
Смысл поэтического оборота
По настояньям царственных своим
По государственным соображеньям
Как понимала теология тогда
Наукой почитавшаяся всеми
Апологетика и богословы
На то и головы большие, чтобы думать
Пусть конь под Медным Всадником за нас
Подумает: небось не притомится
А нам, воспитанным в науках расставанья
На шею вместо шарфа ветер шалый
У нас беззубый юмор как намордник
Незащищенность сердца от печалей
Как в юности бывает очень часто
Проснулся утром – а на сердце пусто
Как это в карточных гаданьях говорилось
На сердце тройка пик
***
Завоеватель ветер завывает
Восславим белое движенье снега
В ноябрьский вечер нисходящее на нас
Когда надломленный Лаокооном дым
Над нами мается в объятиях метели
Когда многоколонному видению Дворца
В лаокооновых изломанных фигурах
Отца и сыновей, в единстве смерти
Коленчаты и узловаты формы тел
Уподобляются столбы метельных тел прозрачным
Лаоконическим вертлявым змееборцам
Метель змеянствует у нас в простых поземках
Струится под ногами и язвит
Метафорический театр метельных вихрей
Снегов, закрученных на локти белых свеч
На них на свечках вечные огни я снова вижу
Метельных призраков, прозрачных форм
В почти беззвучной музыке ветров
Фигуры взвешенные – как бы на канате
Танцуют акробаты на ветру
Какой-то dance macabre воспоминаний
