ЮРИЙ ДИНАБУРГ
ИСТОРИЯ. ПРИМЕЧАНИЯ.
« Усовершенствуя плоды любимых дум...»
А.С.П.
Запад есть запах, Восток же – цветок
И вместе они дополняют друг друга
***
Народы принимали мусульманство
Живя в густых пространствах, где
Не свет, а пыль или песок собой
Пространство это взгляду формируют
И образуют оптику особенных иллюзий
Песчанно-пылевая светотень – альтернатива
Распространенному в Европе заполненью
Пространства – образностью чисто световых
Пиротехнических контрастов блеска
Комфортно обособленных объемов
В непроницаемых для света
Границах каменных
***
Одним двадцатилетием отлучки
Улисс казалось бы настолько изменился
Что для него важнейшая забота
Должна быть в том, чтобы себя удостоверить
В своей самотождественности в мире
И собственную подлинность явить
Порукой общей памяти, надеждой
Что с прошлым все-таки возможна связь
И можно увязать концы с концами
В глубинах памяти, со временем борясь
Стикс нашего Двадцатого столетья
***
Кто может так бесчестить государство?
Любое государство полигамно
Дозволено-законно многоженство
И сочетаемость между собой различных
Пойдите-ка в историю с политикой такой
Посредством снадобий из мухоморов
И прочих разных зелий приворотных
Когда в начале Девятнадцатого века
Романтики учили верить в духов
Вампиров и во всю иную чепуху
То было лишь начальным обращеньем
Интеллигентского сознанья к играм
Псевдофольклорного воображенья
В тенистых пропастях Самозабвенска
В полях, там, где от белых асфоделей
Бело, как на Руси от снега ежезимне
Не перечесть теченье Вечности снегов
Они ведут неспешные беседы, как Платон
***
Вермеер Дельфтский
Какое отражение в стекле оконном возле
Беременной, читающей письмо
Перед распахнутым окном – стекло зеркально
Спектакль и сон одновременно: мы в Утрехте
Сон театральный, церемониальный
Сон об Утрехте по утру
***
В необеспеченности смыслом всех событий на весах
Истории – в ее высоких смыслах
В необеспеченности этой нам дана
Свобода славная искать самим себе свое
Истолкование во вкусах человека
В необеспеченности смыслом всех вещей
И всех конфигураций, из которых
Слагаются события в контексты
Опознаваемые нами как свои
Дана свобода нам опознавать
Что нам по нраву и по вкусу в этом мире
Дана свобода творческая нам
В расположенье на небе созвездий
Источник главного разнообразья в нашей жизни
Род человеческий поистине широк
А мрак космический поистине глубок
Над бездной этой реет голубок
Две бездны, симметричные друг другу
Есть бездна, Богом простираемая вниз
И бездна к Богу возвращаемая вверх
Согнуться над доньютоновской бездной
Род человеческий воистину широк
И очевидны побужденья сузить
Себе подобных адаптировать заране
Его разнообразье для удобства
В заботах наших о его благополучье
Поручик Дмитрий Карамазов, поразмыслив
Решится тоже совершенствовать природу
***
Уйти в безвременье – в негодованье
В недовремение, недоуменье
В такую непогожую эпоху
Уже одним своим отсутствием – уходом
Иной из нас протестовал поре
Распахнутой навстречу самосуду
Когда работали хронометры одни
Отсчитывая промежутки века
Гуляет Голем в оголенном поле
Злой дух за жалюзи железных век
И судьбы пряхи-мойры выпрядают
Седые волосы пучками пряжи
Те веретена мировых вращений
Спирально галактических времен
Таинственные оси
***
И только фантастическое в теле
Живет действительно доподлинную жизнь
Самой реальности не поддается
Как повивальный старец-философ
Прилежно оборачивает чувство
Новорожденное – в пелена логического
В литературном абортарии
В болезнях самокритики
Свирепствует жестоко
В депозитории идей обращены библиотеки
На травлю призраков сбираются с утра
С рассвета всех времен.
На травлю призраков ответил травестией
Весь европейский бестиарий – оборотни
Из буржуа да в анархисты. Из помещиков рязанских
Вдруг тоже в анархисты: Очень быстры
Преображенья этих оборотней
А призрак зреет, злеет в Эльсиноре
Как говорится в оба глаза по Европе
Шекспиром вдохновлялся некто Маркс
И Сталин с Гитлером берут уроки Рима
Выходят мертвецы на всю Европу
Сюжет, не похороненный как должно
Идет сюжет гулять ночами по всему
Подлунному пространству привиденьем
Порой история берется за перо
Шекспиром оброненное когда-то
***
Высоких притязаний не имея
На пребыванье в эмпиреях вместе с Данте
Мы скромно удовольствуемся местом
В каком-нибудь подобье Лимба – вместе
Со всем салоном Персефоны, где должны
Уйти в глубокое созерцанье
На этом свете изувеченные души
***
Цыгане всюду бродят как троянцы
Конелюбивый их народ никак не может
Найти себе ландшафтную отраду
Пейзажное пристанище душе
Пленительное, место вроде Рая,
как умудрились даже эскимосы
Национальный заповедник для людей
Психопатически настроенных на то чтоб
Уйти куда-нибудь подальше от общений
И от опасности, что с кем-то
Придется все-таки общаться поневоле
***
Без потрясений внутренних, без всяких
Толчков и грубых перенапряжений
Без коллапсов и эсхатологизмов
Подобный безынерционный поворот
Не сами вещи, только время может
Осуществить не только в нарушенье
Причинности в механике
Природы, связанной инерцией и треньем
В единство механических систем
Что стали как бы безынерционны
Остановившись в некоторой точке
Как если б в зеркале внезапно отразившись.
И Ад открылся взорам как могила
На Абсолютной Истине есть надпись
Вскрыть по востребованью ангелами свыше
Так выпьем за намеченное нами
Временеплаванье до берегов
Еще далекой Вечности, которой
Мы в нашу Индию былого возвратимся
Такое Магелланово движенье
***
Пока мы ходим к смерти только в гости
Заигрываем с мыслями о ней
На кладбища друг друга провожая
В коротких отношениях со смертью
Любая власть. Ее косметика от смерти
Как от парижской фирмы Гильотен
Народ не просто ротозействует как зритель
Теперь он соучаствует в судьбе
Своих эмблематических героев
Кем стал у нас царь Петр как не эмблемой
Находчивости не присущей массам
А кем была у нас Екатерина
Великая как не эмблемой нашего везенья
За игрой международных отношений всей Европы
Но гордость всякой власти – породненность
Со смертью в самых фамильярных связях
Они ни в чем друг другу не откажут
В интиме с тем, что в частном быте уголовно
Все то, что уголовщина, пока
Не получает освященья под девизом
Патриотизма и политики
***
А на пути такие фразы, как орешник
(Кукареку орет в Акрополе орел).
Бамбук стрелой растет как тот орешник
Растрепанные музы трут глаза себе не веря
Мне под стопы босые точно так
Растут ямбические строки
Ямбическая обувь древних греков
Безрифменная вовсе без застежек
***
Когда душа в заветной лире
Пережидает разрушенье плоти
Когда-то долго тяготившей душу
Печальный дух изгнанья нас заверил
Что можно совершенно равнодушно
Смотреть на эту землю, на возврат
В земную массу, в перегной всего того
Что заодно с душой способно было
Десятки лет соблазном быть
***
И всякий раз когда я вижу в мире
Агонизирующий миф, я вспоминаю:
Все как у Байрона: Isee before me
The gladiator lie. И состраданье
Во мне сильнее к умирающему мифу одному
Чем к смерти миллиардов незнакомцев
Что мне Гекуба или эти галлы
И те антропоморфные собратья
Переморить антропоморфных братьев
Проблема социологических наук
В ближайшем Двадцать первом веке
Мне аллергия к аллегориям присуща
У некоторых в старости наклонность
Испытывать тоску и острое желание кому-то
Свою досаду выместить жестоко
Свои досады-разочарованья
Увековечить, взяв в кавычки имена
И закавычив вымыслом все то что
Ты напрямую пережил
И страх перед отчаяньем, которым
Грозит такая эволюция эмоций
Что скоро злоба станет доминантой
Всех настроений
***
Хочу скорее в этот антимир
Воспоминания влекут куда-то вспять
Как бы географическая карта
Рисует анатомию души
Легко в одном лице мы совмещаем
Корабль и птицу. Птицу и корабль
Собой одновременно составляет человек
Он существует на границе разных сред
На разделении всех четырех стихий –
Воды и воздуха, огня и тверди
Воды и ветра, тверди и огня
Итак, Шенье под шумный шепот
По Гревской площади шел к эшафоту
***
Те предпочтут подохнуть с перепоя
А те по принципу «На людях смерть красна»
А мы все больше любим проволочки
Оттягивать конец какой-нибудь
Все ладно, лишь бы позже, опосля…
Ну, пусть по принципу на людях смерть прекрасна
Прикройся шляпой, пусть лица не видят
В толпе толкущейся внизу. Какой резон
Оттягивать конец, когда тебе
Хотят оттяпать голову под звон колоколов.
***
Средневековье Земля как остров Блефуску
Свободно дрейфовала невесомо
В пространстве среди звезд
Планета наша в средние века
Земля была летающей тарелкой
Воображенью явлена была
Крутящейся тарелкой в центре мира
***
Вписать по городскому палимпсесту
Микропроцессор для переработки
Мельчайших впечатлений бытия
Душа истерзанного индивида
***
Вот в чем и состоит неотвратимость
Иронии в романах Достоевского
Трагической иронии в романах
Что понимание душевных бездн
Нам выявляет весь комизм
Соизмеримости души и мелкоты
Бесчисленных случайностей
***
Все прошлое образовало мир
Подземный в некотором смысле
Под всей дневной поверхностью трехмерной
Везде еще четыре измеренья
Под каждой точкой некая воронка
В Небытие ведет
И втягивает нас в свои глубины
С теченьем времени земля, наверно
Вся изнутри источена червями
Развитием безудержного Ада
Как тот гнилой орех под скорлупой
***
Тем временем твою Итаку атакуют
Здесь человек вполне приравнен зверю
И на него ведется ловля издавна
Она из самых увлекательных ловитв
***
Но говорить о временах грядущих
Когда народы, распри позабыв
В единую семью соединятся
Для русской мысли – трансцендентализму
Прекраснодушному риторику дарить
Со стороны Мицкевича слегка
Бестактно было – после разоренья
Москвы – не без участия варшавской
Полонофильской части той армады
Которую водил Наполеон
Такого рода трансцендентализм
Германии приличествовал, но
Никак не русской жизни, современности
Себе вменявшей в главную заботу
Поочередно от высокой Порты
От неуемной гоноровой Польши
А то и от французских дипломатов
Мы получали поводы к тревогам
За наше бытие, в том самом мире
Который быть еще никак не начинал
Но заявлял уже претензии на власть
Превыше божеской и сатанинской
Под псевдонимом разума
В средине Восемнадцатого века
Сложилась видимость концензуса на счет
Того, что разумом могло назваться
***
У нас для скепсиса особые резоны
Нет, в отношенье к разуму, каким
Он с середины Восемнадцатого века
Представлен Сведенборгом и Руссо
А после – самокритикой у Канта
Особые резоны у России
Держаться трезвости, вникая в те трезвоны
Которые неслись с немецких колоколен
В честь исторического фатализма
Который Гегелем доведен был до полной
Уверенности в том, что настает
Конец истории уже сейчас
***
Веселым садомазохистам или гомосексуалам
Я в качестве большого женолюба
Хочу избрать себе Свободу
С Законностью, ее родной сестрой в придачу
И если обману одну из них с другой
То притворюсь, что принял за двойняшек
И только во хмелю, по недосмотру
Да в яростной обиде, так и быть
Пускай между собою разберутся
Как сестры полюбовно – обе две
Свобода и Законность
***
Россия – северная часть Вселенной
Весьма благоустроенная бездна
По Божьей милости она богата в недрах
И снегом – в половине своего
Существования – с поверхностей ее
И за полгода никаким ветрам
Не сдуть – снегов с поверхностей России
Бог обеляет грешную страну
Как ни одну другую в Поднебесье.
И если даже в родственной по снегу
Канадской части
И что бы ты не думал и себе сам по себе
Все так или иначе здесь Сибирь
Или преддверие Сибири с точки зренья
Европы – как и Азии, в которой
Все смотрят на Сибирь как трансцендентный
Трансцендентальный образ бытия
Россия удивленная собой
Вся устремляется к Сибири – издалека
Столетья чуя верхним нюхом север
Как подходящую себе берлогу
Принюхиваясь к ветру из Сибири
Гиперборейскому, чрезмерный, чрезуральский
Трансволжский мир манил
Повсюду начинается Сибирь, куда ни стань
Где только не проявим мы себя –
Повсюду начинается Сибирь
***
Всевышней волею Зевеса
Культура – сон, зачатый от скульптуры
По крайней мере было так в Элладе
Мы все еще – владение Эллады
Посмертного существованья древних
Строителей культуры, тот Аид
Где души, как три чеховских сестры
Томятся по Москве, воображая
Себе Москву как некую Европу
В которой только что зачатые идеи
Должны прожить процессы дозреванья
Среди идей – в скульптуре
Так со скульптурой зачинают сны
***
Что может быть отвратнее общенья
Невольного, навязанного нам?
Понять не могут только люди леса
Привыкшие к общенью со зверьми
Не различающие четко человека
От прирученного животного – и жизни
Рассредоточено ведущие в пространствах
Безлюдных, где любая встреча их –
Событье дружбы или же вражды
***
Бегут с востока разные народы в чехарду играя
Друг с другом кувыркаясь, акробаты
Развалины акрополей пылятся
Акрополь как бы кровью окроплен
Рассветным солнцем, бликами улыбок
Бездельных ангелочков по бордюрам
Бессмертие как ветер вам в глаза
***
Сорвите с веточки такого древа вздора
Румяно зреленький оксюморончик
На вкус его опробовать, на запах
Оставим афродиткам на забавы
***
Но тема темени у времени меня
Уводит далеко от этой толерантной
Традиции читать поэтов без оглядки
Нет, не на логику, а на житейский смысл
Смысл – это то, что в нескольких словах
Передает значенье одного
Единственного слова – в плеоназм
И тавтологию его не обращая
Как это делается иногда
Когда острят, что ежели король
Комедии не любит, значит он
Комедии не любит. Нет так нет.
Из ничего и выйдет ничего. I bet again
Alt nothingness for
nothing
I will right and just
И все же как иначе, если тема
У нас огромна так? Осиротелый
Целует в темя Время, как отца
Уже едва переставляющего ноги
Не ожидал такого от эпохи
Когда стоял на очереди в жизнь
Довоплотиться из жизнелюбивых
Зародышей существования
***
Так состязаясь с собственною тенью
Пугливый пешеход воспроизводит
Апорию Зенона – с ней и всю
Ту диалектику античных греков
***
Так у истории в истопниках
Все революционные герои
В истории горячей кочегарят
Массивы всесожженья мирового
Ресурсы подлежащих всесожженью
Мильоны человеческого тела
***
Над ухищреньями литературы
Словесно сотворить нам всем кумиров
Как положительного персонажа
Под маской безупречного героя
Как рыцаря без страха и упрека
И даже в дон-Кихоте мудрый автор
Предотвращая разочарованье
Наивного читателя – комизм
Открыто моралисту-дон Кихоту
В таком избытке придает, что принужден
Уже на титульном листе его изобразить
И недотепой-шарлатаном и почти
Разбойником-с-большой дороги, - вздоры
Пошли в избытке от его попытки
Я здесь пытаюсь изложить свою трактовку
Трагической судьбы литературы
С книгопечатанья занявшей место
Важнейшее в духовной жизни нашей
***
Рассудок мой тягается с абсурдом,
Как тот бедняк в Бедламе видящий себя
Библейским персонажем
Как водится, в Бедламе бедняку
Дают помедитировать сперва
А после выставляют напоказ
Как обитателя кунсткамеры – урода
Выводят натуральным экспонатом
Свидетельством чудачества натуры
Дающей жить уродам – и таким
Нелепым существам за жизнь держаться
Потом Бедлам дополнен был театром
С воображением , бедняк
С воображаемой своей свободой
Особой мельницей абсурда становясь
***
Тем временем в морях другой скиталец
Из-за него в морях бушуют бури
И рыбаки его клянут за то нещадно
Эней ведет флотилию бродяг
Бездомных беженцев из Иллиона
Вдоль берегов восторженной Дидоны
Им Троя в целом нипочем: у них свои
Суровые тревоги и заботы
Сама с собой не ладила Эллада
Эллада – водоплавательный образ
Причудливая черепаха в камне
История-Клио относит вас далеко
В историю заносит далеко
В ту бочку меда, что собой античность
Казалось эллинам, что море виноцветно
Любили древнегреки также басни
Про минотавров да сирен да все такое
Как теневой театр изобретений
По части вымыслов из подсознанья
Нерастворимых в щелоках рассудка
Воистину великий дар богов, благой их гений
***
Не только вымышлены музы даже автор
Под вымышленным именем гуляя
В сознании народном, в атрибутах
Литературного существования
Поэт, Гомер, допустим, вымышленный сам
А эти измышленцы в разных «-измах» вроде
Филэллинизма или классицизма
Пангерманизма или же пан-марксизма
Пытаются продлить свое существованье
Трех тысяч лет им не хватает, ушлецам
Гомеровским задорным измышленцам
Божественным великим обольщенцам
Его поэзии
***
Мне чей-то голос говорил невнятно
Как я бы в небе рос и мне бы Гебы
В лицо из кубков грозовых плескали
А на губах у них цвели улыбки
Махровые как лепестковых губ
Там во дворе у Зевса ветреные Гебы
Со мной играли/на воображенья
Грозы виновницы вином кипящий кубок
Мне подносили на пирах
***
Мрамор, в скульптуре великих щедрот преисполнен
От вырождения Рима и до Возрожденья в Европе
Тысячелетие легким легло промежутком
***
Ориентации героя в мире
Его глазам являемом – не то
Историей, не то еще какой-то
Сверхличной силой, там, на небесах
В ближайшем космосе жущащим в наши души
В пассионарность приводя природу всю
В отдельных ареалах континентов
Тем самым остальное населенье
Антропогена – поставляя в жертву
Пассионарно взвинченным народам
Пассионарность облученных чем-то
Не причиняет почему-то никаких
Уродств мутантам – только тонкий фон
Психологический в их поведенье
Меняется от странных облучений
Не возбуждающих однако же животных
Не менее, пожалуй, беспокойных
Пожалуй, только в Библии пример
С египетскими казнями грозит
Возможностями этаких мутаций
***
О это легкомыслие барокко!
Внезапно привалившее Европе
Наследство древностей античных и восточных
В лесах воспоминаний и фантазий
В гербарии геральдики идейной
***
Отождествление римских богов с божествами Эллады
Было важнейшим в истории Рима событием
Определившим ее поворот на большую дорогу
Осуществления синтеза разных культур, о котором
Лишь Александр Македонский задолго до этого думал
***
Не в душный город на горе Сион
Не в этот самый Иерушалаим
Но свой же собственный топонимизм
Преодолев в душе и поведенье
Уместней землю принуждать вращаться
По воле Магометовой
Пророческим удобствам сообразно
***
В коллегиальном мнении науки
Все выглядит иначе – дилетанту
Такому же как я
Все это мне известно понаслышке
По поводу Треченто, Кватроченто
Противореча вероятно Пико
Делла Мирандола, я утверждаю
Почти любое существо в природе
Живет гармонией со всей своей средой
Без всяких ухищрений человеку
Присущих одному
Я утверждаю: формы человека
Ничуть не благородней чем у зверя
Антропоморфность божества в наружных
Каких-то проявлениях его
Все это древнегреческая ересь
Проникшая затем и в христианство
И Возрождением раздутая донельзя
Превознесеньем в человеке – бога
Так зашифровано в ученье о грехе
То эстетическое чувство отвращенья
К любому безобразию старенья
То чувство униженья перед зверем
Всегда прекрасным
***
Любой из современных городов
Подобен безобразному зверинцу
Оттуда звери вышли на прогулку
Так слабо зарешеченные клетки
Морали, права, этики, эстетики
Приличий и прилипчивых к нам страхов
Нас разгораживают друг от друга
И этим самым в нас обуздывают зверя
Но благородство зверя – в том, что он
В сравненье с нами старости не знает
Зверь не опустится до ожиренья
***
А для меня Бетховен многословен
Язык поэта слишком многослоен
***
Давно была Россия на распутье
Когда в Юсуповском дворце, насупясь
Последний час свой проводил Распутин
К распутице весенней приближалась
Пора в истории России - поверье
О том, что ежели не Бог – тогда мужик
Россию вывезет из всякой зварухи
И может по-дурацки, по-мужицки
Дубиной и морозом победить
Любого супостата. Наблюдалось
В культуре – поклоненье мужику
Во всех его ужасных ипостасях
(Чего не думалось царю Петру)
***
Мы запряжем в свое воображенье
Не только разум, волю или память
Мы даже механизмы забыванья
Себе на службу пустим в ход
И насладит нас отдых забыванья
***
Мы все глядим в Наполеоны
И кто-то стал уже наполовину
Собой остаться хочется посмертно
Ты памятник себе нерукотворный
Изустный памятник в чужих воспоминаньях
Соорудить себе мечтал – и что же?
Он сам себе теперь и собеседник
Как Пестель, Герман, Чичиков и прочих
Полу-литературных персонажей
Бесчисленное множество
***
Орфей спускался в Ад, как к нам пришелец
С какой-нибудь таинственной звезды
Но в современном пониманье космос –
Пространство, разделяющее сферы
Цивилизаций друг для друга несовместных
Когда-то Океан лежал как Космос
Атлантика текла вдоль берегов подобно Лете,
Отделяющей живое
От мертвого существованья на изнанке бытия
Как мы на дно морское иногда
Нисходим в гости к рыбам и моллюскам
Мы – сверхестественные существа для них
***
Такой была петровская пора
Шли вслед за парусом гусиного пера
Рука уверена, а мысль остра
Как лучше бы сказать? Ris qui pourra!
По всем углам географических рисунков
Изображали химерические пятна
Никем еще не виданных единств
***
Насколько же гуманней были греки
Не признававшие за женщинами права
Навязывать мужьям и детям жизни
В которой бабы ничего не смыслят
Ребенка, принесенного к геронтам и архонтам
В ареопаг – оценивали как
Достойного , способного продолжить
Существованье рода своего
А если нет – его забросят в пропасть
Насколько греки благородней нас:
Любой оставшийся уже был вправе
Считать свое существованье делом
Общественно значительным. Признаньем
И полноценности его и правоты
В борьбе за жизнь
***
Толпа 14-ого декабря
Расстрелянная здесь, в метампсихозе
Здесь проросла скоплением деревьев
Аллегорическими всадниками, в сад
Преображенными, стоят рядами
Вокруг фигуры бронзовой Петра
Сей Медный Всадник так же неподвижно
Несущийся – им указует запад
Как направленье общего исхода к бытию
Из вечного небытия Востока
***
Ламарк поверх генетики повел
Воображение на приступ естества
С преображением того что только есть
По схеме должного – в то, что могло бы быть
В одну из тех возможностей, которые
Внушают интерес нам почему-то
Как разум наш, вербующий верблюдов
На прохождение в угольное ушко
***
Со времени, пожалуй, Кватроченто
История идет в сплошных раскопках
С тех пор как Данте углубился в дебри
Жерла земного, в тот дремучий лес
Земную жизнь пройдя за середину
Подземный ад глядит в пустые очи
Всех тех кто был на горестной земле
Всегда во власти страсти беспощадной
Кто на земле был брошен в шумный бал
И в дикой пляске масок и обличий
Забыл любовь и дружбу потерял
Итак, точней, от самого Треченто
В истории торчит его фигура
Исторгнутая как бы из глубин
***
Так из пустынь Востока саранча
И орды разных, то арабских
Антропоморфных гогов и магогов
Как бы магическими чудесами
Как бы из бурь песчаных возникая
Из пыли конденсируясь, неслись
На запад, опадая
В людское тесто смешивая пыль
***
И рушатся проклятия на Вас:
Да поразит Вас мировая слава!
Да упадет на Вас что камень с неба
Погибельная шумная известность
Постигни Вас проклятая удача
Не здешний голос говорит над Вами
Да не найдется у него ни слова – для меня
Машинно-шумная известность
Мешала бы мне только в размышленьях
Как и мешала бы спокойно засыпать
Да поразит судьба тебя всемирной славой
Иуды, Каина и Герострата
***
Произведенье сложности как сути
Из безразличного к себе Единства
Из Простоты, не заключающей в себе
Никоим образом конфликтов и различий
Несовместимого друг с другом
Друг в друга не преобразуемых начал
Такое Творчество не менее чудесно
Чем извлечение из Ничего
Всего, чего еще не знаем
Всего, что нам уже узнать случилось
В подобном Творчестве простор для произвола
***
Древесный сок, источник стольких вин
Лабораторный метод Мефистофеля
Сок виноградный из любого древа
Винотворенье как нефтедобыча
Виноторговческого погребка
Где огребают простаков-студентов
Пародией на преосуществленье
Вина и хлеба в плоть и кровь Христову
Что он ни делает, все пародийно
***
... Страшней чем участь Понтия Пилата –
Тот был всего лишь старым и больным
Усталым человеком – и не мог он
Оставить прокураторскую службу
По вольной воле, на себя не навлекая
Неудовольствия и подозрений
Вокруг народ мятежный и коварный,
Волнуемый враждебными страстями
***
Как было бы отрадно , телом оставаясь
Блуждать в посюсторонности, подобно Агасферу
***
Казним забвением имен всех тех кто
Себя именованием одним хотел прославить
И с именем одним отождествлял
Потенциал души, дарованной ему
Кто придал имени одним деяньем тяжесть
Позорно больше ничего не знача
Быть притчей на устах у всех
И в запустенье собственное имя приведя
Остаться в нем в подобье прокаженных
Стать прокаженным в имени своем
И в нем как бы в пустыне заблудиться
Что в имени тебе моем, о мой читатель
***
Динабург выглянул в окошко: снег идет
По-прежнему. И днем и ночью ветер
У смерти сестринство и побратимство с этим всем:
Со сном и снегом. В темноте трущоб
В темнотах снов сияет только снег
***
Вся книга Бытия историю рисует
От первых дней творения Вселенной
Вся Библия рассчитана не только на понятья
Наивных предков, но и на способность нашу слушать
Или читать, домысливая все что
Избыточным бы оказалось для людей
Не обладавших письменностью даже
И все заучивавших volens-nolens наизусть
***
Всевышний бог – отнюдь не отрицанье
Всех остальных – реальных, иллюзорных
Гипотетических . Ветхозаветный Бог
Исламом принятый в основу
Когда мы о Всевышнем говорим
Мы этим строем речи принимаем
Существованье высших сил над нами
Они блюдут обыденное в нас
Ведь абсолютному монотеизму
Религий Ветхого Завета и Корана
Присуща психология раба
С ревнивой преданностью господину
Он конкурирует в борьбе за милость
Любви не знающую, только подкуп
В корыстной преданности божеству
Стремясь удерживать и на пути морали
Не знающей мотивов бескорыстной
Эстетствующей так сказать любви
Или иной еще любви – сыновней
Дочерней или же любви жены
Так эти извиненья-объясненья принеся
Я возвращаюсь к теме о богах
Содействовавших нашим людям в бедах
***
Вот что меня теперь обворожило
Гадание о том, как Одиссею
Сирены пели, что и как они
Сирены-девы петь умели так
Для разума так сладко, что соблазну
Их пения никто противостать
Не в состоянье был
Соблазном разуму все в стиле «Парменида»
(Платоновского диалога) было
Сидели Одиссеи бы у ног своих Калипсо
У ног своих Калипсо, Пенелоп
И никуда б не двигалась Европа
История стояла бы на месте
А Клио бормотала б пустяки
По существу нелепицы из мифов
***
Итак, в стране харонов и хиронов, в Пиэрии
Где водят музы легкий хоровод
С харитами прописанными в храме
Отправимся в поход на Киферею
Опять езда на острова любви
Забава Восемнадцатого века
Забвенью преданная некогда забава
Маркиз де Сад тому свидетель
***
Любое творчество как вид пищеваренья
Нас Бытие жует в пещере рта
Неторопливо изменяя формы
Под небом поднебесья. В нем язык
Незримо заполняет все собой
Ворочаясь в космических пещерах
Материал во всех один и тот же
К чему тут все тревоги и заботы
О доблестях ,о почестях и славе
Нас мучают на горестной земле
Столь одержимых самоутвержденьем
Существовать, присутствовать в природе
Алчба тщеславная – стать в некотором роде
Пупом Вселенной, все себе в периферии
Себе привесть, в систему сфер вокруг себя
К божественности, к творчеству, к верченью
Вокруг себя Вселенной – как воркуют
О том релятивисты-голубки
Маниакально повторяя речи
О том, что нет не только на Земле
Но даже выше правды нет – до высочайших
Предельных сфер – нет справедливости нигде
Поскольку нет законов сохраненья
Усилий наших – в результатах действий
***
Так обстоит со стрижкою абстракций
Оккаму вопреки растут опять
Платоновские бороды на разных
Абстрактных ликах бытия
Родятся прямо в бородах идеи
Рядятся в детские одежды идеалы
Чтобы привлечь к себе симпатии толпы
Наивный вкус и вкус к наивным
Вкус Возрожденья к заповедным девам
Античности, запавшей в наши души
Окажется трагически наивным
Античность перед нами предстает
Во всей своей конкретности. Наивна
Нам было с некромантией играть
Платоновские планы были рядом
Средневековием уже воплощены
И вглядываясь в готику наивно
Мы восклицали: «Рыцарь, то Наина
Античность нежная, немного отощавшей
Явилась нам в готических нарядах
Немного отощавшая античность
к зениту заостряя шпили
***
Но стоит только раз дойти словам
До бывшего однажды в бытии
И состоится воскресенье плоти
И совершится воплощенье слова
Того, что прежде всех превратных слов
Имело бытие и силой обладало
***
Есть нечто, в чём культура коренится
В природе и ландшафте – даже якорь
И якорь только внешне как бы корень
А корни в целом – образуют крону
Направленную вниз, в земные недра
Но опрокинутая для врастанья в твердой
Земной утробе, в темной тесной почве
Ну да, по берегам, по граням разных сред
Растут живые организмы
Воображенье образует почву
Культуры – для ее произрастанья
Необходим тот твердый матерьял
Субстрат тяжелый знаковых систем
Поэзия живет как заповедник
Охраны почвенной среды культуры
В ней заповедный мир воображенья
Ее укорененности в земле
И воздухоохранный заповедник
***
Идет всемирное скукотворенье
С приростом населения Вселенной
Никто не может скуку обскакать
Везде скукончики, скукуши скачут
Часы с кукушками нам заменила скука
Мы можем восхищаться: сколько скук!
И сколько прав они уже имеют в жизни
***
А Ева все пряла весь день деньской
Когда Адам сидел под деревом Эдемским
Когда трудились пчелы над цветами
Им придавая формы роккоко
Лилит и Ева, все переливаясь
Одна в другую, разными цветами
Свеченьями и нимбами, в улыбках
От губ до ягодиц, дичились птичьих
Своих подруг, подрагивая пылко
Грудями пышными глядели на Адама
И весь в адажио, поеживался лес
Запретным яблоком была сама
Адамова подруга в части от пупка
И до колен намеченной как плод
Легко разъемлемый
И ей привиделся адамов змей
Внезапно поднимающийся к ней
Довольно вида змея, чтоб возжечь
Желанья это тело защемить
В образовавшейся для этого пещере
В развилках женской плоти
Смущение и стыд испытывая в том
***
Печальный демон, дух изгнанья, в автоматы
Попал давно – его карает бог
В игральном автомате, подчиненном
Распределению случайных чисел
***
Так, например, для нас Эллада с Римом
Геологические царства, что-то вроде
Нагромождения окаменелых
Стволов растений и скелетов-исполинов
Окаменелостей звериных, смертью
Застигнутых в момент борьбы, в моменты плясок
Так неожиданно, врасплох, не успевая
Заметить смерти, цепенеют на века
В своей гигантомахии герои
Лаокооны и Улиссы-Одиссеи
Смерть как бы безболезненна совсем
В их радостных и страшных приключеньях
Шекспир еще завидовал такому
Искусству древних лаконично представлять
Момент кончины, умирать внезапно
Не отягчая приближенья к смерти
Переживаниями мелочными
Уловками себя оплакать и утешить
Или хотя бы самоосужденьем
Себе удвоить жизнь экстемпорально
В двух как бы расщепленных временах
Прямого времени своих страстей
И в ретроспекции своей моральной
Для Пушкина на «Пире при чуме»
Еще есть неприкаянная воля
Жить неприкаянно до самого конца
Жить безоглядно, не глядя на колебания
Рассудка своего, не извиняясь
И не отслеживая постоянно
Что там за рампой происходит у толпы
Что там за рожи строит нам партер
В потустороннем мире зрительском
В растительном или животном царстве
Блаженных островов
***
Французский парк, за ним – тевтонский лес
***
Кипит у нас наш разум возмущённый
Кипит себе, совсем без запятых
Стихи печатают уже повсюду
Кипящий разум в гейзерах взывает
К воображению, - земной коре в укор
Уже не в мочь собой удерживать горячку
В глубоких недрах заточенных духов
Когда кипящий разум запятые
Переставляет, подвигая смыслы
Диалектическим преображеньям!
Какое безобразие – избрать
Кипенье разума, в прообраз сцены
Макбетовский шекспировский – как ведьмы
В котел бросают всяческую дрянь
Готовя снадобье для ворожбы
***
Юрий Динабург.
