Юрий Динабург.
ПРИМЕЧАНИЯ К ПУШКИНУ
...итак , старухи Парки
Прядут не что-нибудь пустое где-то там
На оборотной стороне листа
Которым мир обернут в голубое
И черное обличье дня и ночи
Они прядут путеводительные нити
Отнюдь не из абстрактного пространства
Или хронической субстанции времен
Старухи-пряхи заняты спряженьем
Нивесть каких глаголов бытия
И пребывания. Старухи-пряхи греков
Прохаживаясь небом взад-вперед
Ведут спряжение слов пустопорожних
Тряхнем, старуха-пряха, стариной
Арина Родионовна, родная
***
Старухи-пряхи заняты сплошным
Спряжением глаголов: времена
Преобразуются от этого: что будет
Приходит в бытие, уходит в быль
Быльем поросшую, бурьяном
В предбывшие уходит времена
В предбывшее для будущего, в новом
Глаголе, оголяющем игру времен
А мы с тобой в предбудущее время
Заточены – не надо в настоящем
Себя искать. Не стоит суетиться
Глагольной пряжей в речи напряженье
Воображенью задавая вдоволь
Сосредоточенность душевных сил
***
Куда девалось место, где была
Во время оно собственно Россия для меня
Куда девалось Болдино, в котором
Писалась сказка о Балде и о попе
Как с помощью веревки взбаламутил
Балда все море и на дне его – чертей
Привел в смятенье
Куда запропастилось это все, куда запало?
Куда заподевалось?
***
А Пушкину наушничают музы
Позорные секреты раскрывая
Об отравленье Моцарта, а раньше
О пробужденье чувственности в девах
-В еврейке молодой, потом в другой
-В благовоспитанной читательнице лучших
Британских авторов – от Ричардсона
До Байрона – от розовой облатки
На воспаленном языке вот-вот запахнет
Паленой шерстью черта
И демоническим (от Лермонтова) тоном
Заговорит поэзия у нас
***
Как хороши все девять этих девок
Энциклопедия – от альфы до омеги
Энциклопедия -изнеженный Онегин
***
Допустим, Пушкин в этой пышной сказке
Сидит у нас в салазках за спиной
А мы себя в коней преобразив
Таскаем за собой полями кувыркаться
***
Поэт в долине Дагестана должен
В жару предсмертном видеть дальний снег
Как женщин в белых платьях – в Петербурге
Веселый бал сияющий огнями
Вершин кавказских, но в его сознанье
Тот снег – собрание веселых женщин
Сиял веселый пир в стране далекой
Полдневный жар в груди. И будущую боль..
Где люди темные торопятся по снегу
В пути на Эрзерум – разворошило
Полдневный жар в долине Дагестана
Достанет ли еще до самого конца
Как долго будет длиться эта сцена?
Невольник чести, раненный смертельно
В смердящем поезде, в пути на Колыму
Смертельно раненый Дантесом некто снег
Сгребал одной ладонью голой
Глотал себе с горсти за пазуху совал
Вдоль Черной Речки ходят человечки
В снежки играют человечки
***
Так перешло в традиции дуэлей
Той самой где описывает автор
Смерть Ленского и собственную смерть
Вся обстановка поединка Пьера
Безухова и Долохова – сплошь
Заимствована из традиционных
Описанных в «Онегине» минут
Пейзажа снежного – как фона для дуэли
С воспоминаньем как играл в снежки когда-то
И вот выходишь после на дуэль
***
Для них посмертная никчемна слава
Нам дай ее сейчас, пока мы живы
Раз нет бессмертья личного, зачем
Все эти памятники славы у людей
Живое в памяти народной
Желанье, чтоб явился новый Пушкин
Естественно для малолетних только
Позвякивает цепью вещий кот
Щекочет слух и топчет инструмент
По-своему сопровождая речи
***
Хотя сейчас зима, чума в известном смысле
И все вокруг уже сошли с ума
И пир вокруг чумы и кутерьма
Стоят дома надевши крыши набекрень
И выводя жильцов в кариатиды
***
В мыслительных экспериментах над судьбой
Он мог бы и как дон Гуан гоняться
Со свитою покойников и памятников их
С нелепым Лепорелло на ролях
Сообщника-лакея – критикана
Интерпретатора и подмастерья
В искусстве истязания простушек
Лишь исполнителем традиционной
Для гранда благородного судьбы
***
Мы гений
Задушим во младенчестве. Сгноим
Нам государство – братская могила
***
Кресала льда и света высекают
Бесчисленные искры по пространству
Зиме уступленному на полгода
Вода и камень, лёд и пламень
Не столь уже враждебны меж собой
Как было в пушкинские времена
Совсем не так уж антагонистичны
Вот диалектика!
***
От Пушкина оставшиеся вдовы
Сто лет они не смеют говорить
В его присутствии. Ах, Пушкин, Пушкин, как
Его боятся. Только притворившись
Что обращаются к нему – проверить
Молчит ли вправду этот истукан
А истукан истолкованьем скован
Запрягши Брюсова в дописыванье трех
Ночей египетских и сотни пушкинистов
В писанье комментариев, в раскопках
Домысливая замыслы ночей
Египетских
***
Известный гусь на красных лапках по льду
Задумав , было, шествовать, скользит
И падает на лед, давая повод
Веселью простодушного народа
Гусь этот важный – чем не Чайльд Гарольд
Из геральдического огорода
Где изощряются выращивать эмблемы
Чудовищные символы-растенья
Цветы эмблемы, травы для эмблем
А в них виварии для гербовых зверей
Для столь же символических чудовищ
Заготовляют здесь комбинаторно
***
Достиг он высшей власти в русской речи
Он царствовал спокойно, где другие
Доныне ходят еле в раскоряку
Как птица царственная над горшком
Так музыканты ходят в раскоряку
От долгого сиденья с контрабасом
От заседанья над виолончелью
Не те, кто достигает высшей власти
И тиражирует свое воображаемое Я
***
Хотите новенький заслушать анекдот
Что дал бы Анне Керн Анакреон
Какой-нибудь гвардейский
Что укорять в коварстве манекенов
Так возникает в анекдоте манекен
Какой-то манекен из анекдота
Из лейбгвардейского ,кривляка из кривляк
***
И вся-то жизнь лежит на сквозняке
Воображенья, возникающем когда
Открытье делается в нашем мире
Открытие в потусторонний мир
Откуда нет возврата. Сквозняки
Заносят к нам оттуда странные звучнья
Внезапный холод и пронзительную дрожь
Ознобной музыки
С тех пор как ветер речь кренит на Анну Керн
Воображение ложится в дрейф
Слуга покорный! Слушать сказки или сплетни
Об Анне Керн да подлостях Геккерна
И до геккерновской семейки – каламбуры
Глубокой мистикой себя представить
Готовятся. Коварные Геккерны
И легкомысленные дамочки как Анна
Но Пушкин – ученик Анакреона
Креольского как он, Парни – весельчака
***
Текстологи впоследствии узнают
Чей зад изобразил поэт в своих стихах
В каком замышлен был Творцом материал
Для наших творческих экспериментов
***
Эпоха Пушкина распахивала шубы
Смеша свои меха, вдыхая ветр морозный
И в Пушкинской стране в чести зима
И все возможные права воображенью
Летать поверх реальности скупой
Игравшему возможностями власти
Удержанный в бездействии на дне
Глубокого подвала – как поэт
Как дон-Кихот, костлявый старец-рыцарь
Перебирает образы игры
Привесть в движение людские толпы
Напомнить ли? Как только захочу
Воздвигнутся высокие чертоги
Вокруг раскинутся роскошные сады
Сбегутся нимфы и нимфетки в наши чащи
Под сенью струй сойдутся души и сердца
Как у князей из од или посланий
У Пушкина – к вельможам с юных лет
Не позабывших времена Екатерины
Поэтом рыцарь остается, как бы мы
Не презирали бедного барона
За скупердяйство. Он поэт, отнюдь не мы
В самосознанье Пушкина
***
В России есть у нас особый жанр для ямба
Для нерифмованных стихов – наш белый стих
Веселый жанр эссе, не прозаичный
Жанр поэтический, но без ассоциаций
Со всем, что мы привыкли отсылать
По темам и сюжетам к стихотворцам
К тем людям легкомысленным слегка
К тем людям во природе несерьезным
И неспособным прозой изъясняться,
Свободный жанр эссе еще открыт
Поскольку белый стих, как и верлибр
У нас ценился в качестве прикрытья
Небрежной прозы: в качестве стиха
Он получал себе свободу от стандартов
Урегулированных в эпосе и стилях
Научно-канцелярских вместе с тем
Свобода от претензий рифмовать
Давало волю мысли к переходам
На неожиданные как в эссе
Ассоциации вниманья, а не чувств
Ассоциировать их в образах детали
Гетероэстетичные
В синэстетические гиперформы
Многоразмерностные так сказать
В полипространственных образованьях
Свободный от обязанности прозы
Придерживаться в изложенье мысли
Я буду веселиться как хочу
Препровождая вам печальные сюжеты
***
А что же Пушкин Александр Сергеич?
Цилиндр остался разве от него,
Хранимый в Академии, набор черновиков
Собрание прижизненных изданий
Изданья Академии Наук
Все это тоже пушкинский цилиндр
Для экспонированья на бульваре
Рассеянно держа его в руке
Гуляет Пушкин в вечности, как мы
Гуляем так сказать по Пушкину как вошки
Поскольку издавна мы вшивая страна
***
Черные мысли на белом стихе
Танцы снежинок на свежем ветру
Мысль двоекрылая обыкновенна
При Академии Пушкинский Дом.
***
с тех пор, как Пушкин
Воображеньем потревожил эти силы
Массивные сюжеты и предметы
Меняют облик и механику свою
Они пускаются бродить и колобродить
Менять свои обличья и привычки
Характеры – как братья-близнецы
В «Комедии ошибок» у Шекспира
Всех в заблужденье приводя, себя самих
Не меньше, чем кого-либо еще
Меняют облик: Туз на Пиковую Даму
Вдруг поменялся мимо воли игрока
Бедняги Германа
Воображенье Пушкина обресть
Да испытать его на матерьялах
Массивнее читательских фантазий
Поосновательней, чем бронза монумента
Петра Великого или, допустим, камня
Статуи Командора
Шагать четверкою дубовых ножек
Гроба, допустим, двигал Маяковский
Так поэтический телекинез
В словесной магии, в искусстве заклинаний
Метампсихозы и метаморфоз
Метафизический приобретают статус
Кто силы вроде Каменного Гостя
В движенье приводил воображеньем
И Медный Всадник, лошади всадивший
В тугое брюхо рыцарские шпоры
По строфам Пушкинским – тяжеловесно
Шагают Медный Всадник с Командором
***
Наперерез метели Медный Всадник
Могучий всадник, оседлавший век
Бледна метель и бледен будет день
Столь призрачного пробужденья
Он яростью растоптанного змея заражен
***
Библиофильские жилища обладают
Подобьем литераторских мостков
В библиотеках как бы катакомбы, будто
Прижизненно ты сходишь в самый лимб
Преддверье ада , измышленье Данте
Лишь руку протяни - достань
Вдоль стен расставленные урны
Печать как метод размноженья мумий
И там где плещут воды Флегетона
Ты в сей литературе, друг Сальери
***
Хотя бы косвенно хуля Адама Смита
Поэт его заметил мимоходом
Увековечив в русском языке
Того, кто главной добродетелью людской
Провозгласил любовь к труду – основу
Народного богатства – и на нем
Других основанных на нем достоинств
Он нам до смерти на Адама Смита
Ссылаться будет мимоходом потому
Что перечитывать Онегина придется
Всем поколеньям русским – где еще
К земному раю прикоснемся мы
Как не в онегинских картинах Петербурга
Как не в его идиллиях о деревенской жизни
Вполне в согласии с Адамом Смитом
Поэт, пренебрегая педантизмом
Любовь к упорному труду вменял
Дарующую силы превозмочь
Не только огорченья нищетою,
Но и недуг, грозящий богачу
Красавцу, баловню среды , который
Живет как за столом игорным в Петербурге
В любой момент способный отыграться
Хотя б женитьбой на такой же кукле
Из дочерей сородичей богатых ...
Поэт способен ненавистного царя
Корить не тем, что он тиран или сухарь
А тем, что «враг труда» - плешивый щеголь
Ничем серьезнее он Александра
Благословенного не укорял
Мы будем помнить и о том, чего отнять
Уже ничто не может у него:
Он взял Париж, он основал лицей!
***
Как Пушкин в спутники Онегина берет
Для путешествия по этой скучной
Частице вечности, которая зовется
Существованьем нашим на земле
С утра садясь в телегу с предписаньем
Затребованный срочно в Петербург
Он протрепал уже не мало нервов
В российской части вечности своей
***
В Овидии нам видится
Прообраз Пушкина и всех поэтов с эшафота
С изгнания сошедших в нутряной
Театр сердечного воображенья
Он пожимает сердце мне
Ладонью твердой Каменного Гостя
Достаточно торжественных расправ осуществилось
Над Цицероном и Катуллом, например
Но в наше время эшафот не тот что при Шенье
И по соображениям гуманности – обманы
Нас возвышающие внедрены
Во все дела и отправленья жизни
Нас соучастниками массовых расправ
Заглазно делают без опасенья
Что мы пресытимся когда-нибудь их зрелищами так что
Нам оставляют легкую надежду
На то что сами мы когда-нибудь увидим
Подобную расправу над врагом ,
А над собой лишь после.
Есть у поэтов цеховая солидарность
У Пушкина с Овидием, допустим
И нежность братская к Андре Шенье
Двор николаевский напоминал
Каким-то образом эпоху Птолемеев
***
Поэт, как падший ангел опечален
Ему нашептывает листопад
Еще не позабытые мотивы
Эпиграфы не созданных творений
Не брошенные на бумагу строки
В листве своих черновиков он слышит шумы ветра
Хрипенье в горлах отдаленных гор
Больные легкие окрестного пространства
Как падший ангел, окунувшись в шумы
В шуршание листвы. В листах черновиков
Ты как листок, засохший, безуханный
Забытый кем-то в книге для чего-то
Закладка в виде ангела в ouvrag’е
Увесистом. С истомой смотрит ангел
И перья белые свои острит
***
Не существует в целом человек
Лишь экзистинцирует, не существует
Хотя отдельные его поступки
Его репрезентируют так дерзко
Как если б он замысливал их четко
Общаясь с нами, обсуждая нас
Нас вовлекая в них, как мы иные вещи
Как инструменты вовлекаем в дело
Хоть все отдельные его поступки
Находят разные себе места
В пространстве времени. Вот караваны
Гомеровских , Шекспировских следов
Его существование – как маска без лица
Угодно ли фантазии заполнить
Использовать пустующее место
В пространстве времени?
***
Как греческие женщины в хитонах
В кавычках ходят голые слова
Как молодые римлянки в туниках
Под легкими одеждами нагие
Слова просвечивают сквозь кавычки
Сквозь иронические начертанья
(На черта было бы мне думать о…)
Они хоть в юбочках, в дезабилье
В набедренных повязках проблеск кожи
А в сносках и подстрочных примечаньях
Их раскавычивает герменевт
В любых речах бесчисленны кавычки
Прикрытые иллюзиями фабул
Сюжетов, риторических фигур
Конфигурации, традиционной
Риторики, скрывают от вниманья
Существенную наготу значений
Волнующую наготу в подтексте
Прикрытые одною кожей чувства
Пока не делают прозрачной кожу
Тела словесные еще пленяют
Пока еще не стали придавать
Покровам кожи полную прозрачность
И краснота подкожных тканей в слове
Синюшность или розовость подкожных
Словесных тканей не шокирует еще
Просвечивает свежая интимность
***
Блок заверяет нас не зря:
Подстерегает случай в интересах
Ко всем сюжетным линиям поэмы
Ко всем героям, героиням и пейзажам
С их климатом и сменами погоды
Весь ход повествования поэмы
Он испросил на девять песен вдохновенья
В аполлонической своей России
Аполлоническим антициклоном
Стоит над ним безоблачное небо
Дионисийский Лермонтов придет
***
Откуда у Пушкина столько возникло мотивов
Не то чтобы из Ариосто но все же
Насмешливых по отношенью к герою
Средиземноморского склада и лада
С их эвдемонизмом и экзальтацией
Наш Пушкин с усмешкой вопрос обогнул
Наш Пушкин как тещу его ущипнул
За мягкое место как злобную тещу
Он не был еще как Orland furioso
И переводил из стихов Ариосто
-Ха-ха, хохоча
На Луне ха-ха ха-ха – ни одной былинки
Но зато на Луне делают корзинки
Из отсутствующих там прутиков и плутов
Из отсутствующих в те поры
Астронавтов – астроглотов
***
В один стакан тогда сольет Сальери
Сомнения и яды – чтоб со мною
Их пить
***
А рифма – только грубая прикраса
Оставленная мальчикам в забаву
Ей заговаривать бы боль зубную
Она была в пренебреженье у фольклора
И вызывает ироническое чувство
***
«Какое дело мне, свободна ли печать… и цензура
В журнальных шалостях стесняет балагура»
А.С.Пушкин
Какое дело мне – свободна ли печать
И уж тем более какое дело
До бедняка Евгения, который
На власти и на Бога возложил
Все промыслы о собственных его
Удобствах. Разве не проспал он
Начало наводненья в Петербурге
И разве не свободно выбрал он
Такое местопребывание в стране
Лежащей в целом далеко от мест опасных
По близости к морям или вулканам
От наводнений или землетрясений
Какое дело мне свободна ли печать,
Когда меня печатают повсюду
Какое дело мне до честолюбцев
Безблагодатных соискателей успехов
За карточным столом в литературе
Да в политической истории Европы.
Одно лишь в них касается меня
Одно лишь дело – что число их возрастает
В геометрической прогрессии и скоро
Они внезапно опрокинут все зараз:
Игорные столы, литературу
Санкт-Петербург и всю Европу под конец
По городам гулял беспечно Пушкин
И брадобреи подстригали разум
Как образцовый регулярный парк
Оторопевший Пушкин перепишет
Историю невиданного бунта
Восстание вещей на человека
В поэме «Медный всадник»
***
Нет, я не откажусь здесь от сюжета о метели
Что мечет фараон воспоминаний
Какая скука в мире, где шинели
Срывают с плеч, носы с лица сбегают
Сзывают в церкви виев и чертей
Из-под земли, потом пускаясь в спиритизм
Вертят столы и с духами родных
Давно умерших перестукиваются словно
С соседями по заточенью – словно
В тюрьме, в которой смерть – как перевод
В другую камеру – и можно продолжать
Общенье перестукиваньем только
Тюремный соблюдая этикет
Со скуки завоевывать Китай
Пускаться в игры конспирации, в которых
Концом должна быть революция, как приз
Определяющая диктатуру
Нет, никогда я до сих пор со скукой не был
В коротких отношеньях. Из далека
Мне наблюдать случалось, как друзьям
Скучать доводится – и состраданье
В подобных случаях окрашивалось скукой
Но столь поверхностной, что была даже стыдно.
***
Слова, тасуемые в лексике Поэта
Те самые: лицей, медлительная Лета
Отсюда – лето лени, летаргия
Элизиум теней – таинственный Аид
Благочестивый Дант и тот от любопытства
Страх Божий забывал небось когда
Об Аде думал как об обществе, в котором
Все общечеловеческое сразу
Фигуративно выражено, столь
Пластично театрально, что куда там
Все церемониальные уроки
Чистилища и рая! Парадиз
На вечность затянувшаяся школа
Музей ознакомления со всем что
В телесности не требует нужды
К портретности низводит всю телесность
Портретностью в себе телесность подменяет
И воскрешенья плоти не взыскует
Томящиеся в дантовском Инферне
Переживают только образы страданий
А не страдания, как таковые
Точь-в-точь как на театре мастера
Актерских перевоплощений могут
Испытывать страдания героев
Воображаемого голода хотя б
Как в башне Уголино и в Гулаге
***
Порнографический как сон Татьяны
С фантазией воспитанной на книгах
Литературы тех французских аллегорий
Для нас изысканной вдвойне
Где табуировано все, что только можно
Но детское живое любопытство
Над дешифровкой снов проходит школу
Психоанализа и прикладной фрейдизм
Народных способов гадать на картах
Все связано со Всем, и Все во Всем
Свои обнаруженья предъявляет
***
Итак, дворовый мальчик, - пишет Пушкин,
Он переходит к темам, в самом деле
Существенным : мила мне балалайка
Мне идеал теперь – хозяйка, щей горшок
Там пушкинская дама развлекалась
Разглядываньем драки на дворе
***
Сшибая с ног, бывает снег упрям
Нерасторопный инвалид, погода
Неволит нас и нам велит
Спешите жить, покуда Вас не сбило с ног
Несчастие какое-нибудь вдруг
Как тот шлагбаум в лоб
Вам влепит непроворный инвалид
Спешите жить, покуда снег валит
И веселит воображенье брагой
Покуда музыка и день горит морозом
***
Почем печаль твоя?
***
Страшнее жадного ростовщика
Страшнее зависти – эффект
Как бы великодушного стремленья
Спасти от гениев само искусство
Который видит в гении врага
Для самого сообщества жрецов
Высокого искусства. Стольким душам
Дающего свободный доступ к делу
Служенья общего – не в одиночку
Вне одиночества по благодати
Сверхчеловеку места не должно быть
Страшней всего покойники – они
Неуязвимы, но живут , но славу
Свою удерживают отнимая
У нас, еще по-своему живых
***
Искусство – зеркало Персеева щита
Способность завораживать врага
Его же злобным безобразьем, сила
Внушает смерти собственную смерть
***
Металлокаменная красота
Текстура формы, предъявляющей себя
Воображению как бы пустой и потому
Как бы прозрачной вырезкой в пространстве
***
Сквозная тема маленьких трагедий
Сокровища чужие расточать
И дон Гуан противоправен в том же
Стремленье расточать сокровища любви
Ведь никому, пожалуй, не понять
Несчастий тех людей, которых даже
И совесть никогда не грызла – ничего
Одна лишь зависть наполняла жизнь
Не оставляла места совести и прочим
Самокритичным чувствам
Кто мелкой зависти не ведал – даже
Когда Тичини музыкой своей
Пленять умел слух диких парижан
И невдомек антагонисту дон Гуана
Дон Карлосу, как может донна Анна
Любить злодея, знаменитого одним
Непостоянством чувств – отнюдь не красотой
Ведь никому, пожалуй, неизвестно
Каких трудов ночей бессонных
И воздержаний стоило
Все это только отмыванье палимпсеста
Любое творчество сродни припоминанью
Патину времени снимать с воспоминаний
Откуда знать тебе, чего коснешься
В себе самом
***
В дому отдельное жилище для огня - камин
Карманная иллюзия уюта
(«На берегу пустынных волн »...
Как Пушкин ловок был в освобожденье
Воображенья нашего от скуки
И как отскакивали от него упреки
Как стрелы солнечных лучей от бронзы)
Как лист бумажный на разгневанном огне
В закате корчится само пространство
Там обгорает в небе голубое
Его покрытие – и чернота
Обозначается – в проколах звездных
Лучатся маленькие звездочки в пустотах
Там что-то мечет в пламя ангел-конспиратор
Участвовавший в сотворенье богом дня
Горит небесная инфраструктура
Тот самый театральный реквизит
(Без машинерии иллюзиона
Не обойтись и самому Творцу)
Но то что мечут в пламя, будет сниться
Пустое небо без единой строчки звездной
Без иероглифов-созвездий – нипочем
Такая перспектива правдолюбцу
Эсхатологии поборнику любезна
Поборник справедливости готов
Пойти на всесожжение миров
***
***
