«Я» (ВООБРАЖАЕМОЕ ИНТЕРВЬЮ – 1)
***
Что такое в
судьбе моей гнездится
Что мне с детства
во всем достается Достоевский
Как билет на
экзамене, как особая достоверность
В понимании
людей, особенно близких
Он единственное
мое достословное достояние
***
(Памяти
Г.И.Алексеева)
Мой лучший друг
Гена заповедал мне
Множество
прекрасных, возвышенных занятий:
Пускать мыльные
пузыри по ветру
И круги на
плоской воде возбуждать к движенью
Бросая камни на
зеркало вод
Стараясь попасть
подальше от берега
Мыльные пузыри в
спокойную погоду
Пузыри над тобой,
когда ты идешь ко дну
Беспомощно дрыгая
руками и ногами
Пузыри земли, на
закате солнца
Когда нужно
кому-то испытать твой характер
И на черной
пустоши или в лесной чащебе
/Как это
происходит у Шекспира в «Макбете»/
Пусть ничто не
будет бессмысленно в жизни,
Соглашается Гена
с Козьмой Прутковым
- Если пузыри, то
во славу Отечества
Да, бросая камни,
следи за кругами
По воде бегущими
от места попаданья
Как нечто
целесообразное, как нечто
Начертанное
кем-то у нас на роду
И в Книге Бытия и
в Книге Судеб
***
В юности мыслишь
себя с интересом
Косвенные падежи
занимают тебя
Что сделается из
меня
И что мне будут
причинять?
Что будут делать
для меня
Что будут делать
мной
Что будет сделано
со мной
И, наконец, что
будет обо мне
По мне и не по
мне!
Теперь мне важно
только то
Что буду делать
я, вернее
Что я еще успею
сделать в этом мире
Еще точней: что
все же я успею сделать
Как если бы еще я
ничего не сделал
***
Достают меня
теперь и олимпийцы
Достают друзья с
высокого Олимпа
Кто был музами
водим к богам в чертоги
А они тебе
чертили черт знает что чертили
Облепили эти мухи-эвмениды
Словно мухи
налетевшие на сахар
***
Ломтик медовой
Луны
Милостью божьей
мне послан
Нега моя,
апельсинная долька
Вся ты в губах у
меня
Нега – не
общепонятная нежность
Необычайная
неготность
Тайная девичья
негость
***
***
Проблема Я
разъЯта мною на
Сегменты-секторы,
как в насекомых
Как юридические
лица под конец
Должны разъЯться
на физические лица
***
«Кому зима арак и
дым голубоглазый!» (Мандельштам)
Всем достается
что-нибудь в наследство
с зимних бедствий
Кому богатство, а
кому-нибудь уродство
Еврею –
бесприютность и юродство
ну а мне
Неблагодарность
или чувство превосходства
Снегов, идущих
мимо нас нивесть куда
***
ЛУЧИСТЫЕ ВЕЩИ (ИНТЕРВЬЮ – 2)
опустошает
Далекий
апокалипсис пустыни
Пускай
представится Калипсо отдаленной
Фантасмагорией
закатных красок
Которые порой
играют в очаге,
Оскалившемся
алыми углями
Углям придав
способности звенеть
Углям дает
способность изъясняться
Игрой огня:
нагретый танцем воздух
Воздействует на
Вас
Свет печки
отягчает ваши очи, веки вам. Сон
Упрямо сводит,
говорят «смежает» - веки
Но сквозь-межу
меж ними видит глаз
Уже двоящиеся
образы
Какое, милая,
тысячелетье у колен
Твоих,
великолепная Калипсо
О сколько, милая,
тысячелетий,
Так пролежало у
твоих колен
Цветет шиповником
лучистых звезд колючих
Калипсо нежная Сочатся
сквозь пласты самозабвенья
Выпрастывая руки
из земли
(Всему могилой
послужить она способна
Как это ни
противно ей порой)
Какое, милая,
тысячелетье
Я провожу в твоих
девических коленях
***
А эта люстра –
ежик лучевой
Дай прикоснуться
к ней воображеньем
Иллюстративно, я
бы так сказал
А люстра так
таращится лучами
Как может свет иметь такие иглы, что спицы
В руках
старух-праматерей в каких-то тьмой
Жизнь вяжущих из
нитей солнцесветов
В блестящих иглах
дикий образ солнца
Дикообразного рисуют дети
В таких
колючествах невыносимы
От свечки белый ангел отлетел
Огонь в печи еще постреливал дровами
Как отдыхающий
террор напоминает
Что он присутствует, хотя и в дремоте
Как затихающий
террор еще в печи
Трещат дрова,
постреливают щепки
Перед печуркой
те времена, когда мое играло детство
***
В метаморфозах
антиэнтропийных
Мороз рисует на
стекле оконном
Невразумительное
что-то как верлибры
Верлибряные острые растенья
Отращивают ветряные ветви
Ветвяные растут медвяные цветы
В них плавают
причудливые рыбы
Внезапно
совершаемое чудо
У всей природы на
глазах творится
К великому стыду
природы всей с ее привычкой
С ее готовностью
законно умирать
Из уважения к
законам энтропии
Здесь происходит
все наоборот
И опрометчивое
возвращенье
Ухи в аквариумный
водоём - садок
С
непродолжительной отсрочкой смерти
Рыбообразным
существам, русалкам
***
а по утру привычка
к вычитанью
К вычитыванью в
каждой вещи слова
Свеча в тунике посреди стола
Стояла без
движенья и горела
Золотовласой
головой эльфийской
Как будто ангел в
шлеме золотом – фантом
Как женщина из
северных поэм
Золотовласая
свеча, с ее плеча текла туника
Гимматием спадали каннелюры
Такие складки ткани ниспадали
Так пламя свечки
огненным сердечком
на завершении
фигуры статной
И статуарный шлем
образовало
Навершье
соблазнительной колонны
Образовало что-то
вроде маски
Хористки стройные
в туниках и хитонах белых,
И даже баловство
в них человечно
А может бытьогонь и есть тот самый дух Психеи
Светящиеся лица этих свеч
На черных шейках
одинаково надеты
мблемы
перевернутых сердец
Свеча белела
телом в полутьме
И терпеливо
ожидала слова
Нежнейшего,
наверно, комплимента
Но все
окончилось. Психея подсыхает…
Как бабочки
психеи – подсыхают
Совсем не
чувствуя уже в себе иглы
***
МЕСТОИМЕНИЕ (ИНТЕРВЬЮ- 3)
Блуждающее это
существо
Метафизичное
местоименье
Определяемое тем,
какое место
Оно имеет в
парадигме, в догме
Да-да, имеющее
место в парадигме
Любого действия
от первого лица
Но никакой
прописки в анатомии
Ни в голове, ни в
сердце, ни в лице, ни в прочей плоти
Не угнездиться
ничему
Такому, что могло
бы словом Я
Себя именовать
Именоваться без
противоречий
Прописанное в
теле вашем нечто
Что личностью
зовется невзначай
И заявляет
поминутно «Я»
Без указанья
адреса, который
Позволил бы его
увидеть-усмотреть
Как таковое – Я
И симметричная
раздвоенность коры
На полушариях
большого мозга
Собою образуют
диалог
Который
называется мышленьем
Ведет
альтернативные работы
И между ними не
смолкает диалог
Который именуется
мышленьем
***
Привычка
заковычиваться в нечто
Таинственное, в
личность, псевдонимом
Служить
назначенную , маской подсознанью
Как заковычивать
в глазах живые души
Привычно женщинам
подкрашивая тени
В глазницах и наращивать
ресницы,
И чувственность и
попросту лукавство,
Короче, навык
закавычиваться ликом
И делать из лица
местоименье
Почти безличное
по роли в парадигме
В которой по лицу
размещены
По пастернаковски
глаза и губы, брови, нос
Собранье
элементов организма
Существ
анатомического чуда
Как это сказано у
Пастернака
Про человека? Был
бы он простым
Собраньем губ и
рук и щек, тогда бы мог
Вершить
анатомическое чудо.
Для чувства Я
нехватка ягодиц
Заметна очень
явственно. Художник
Поэтому всегда
был очень рад
Возможности
изобразить в портрете
Всю даму обнаженной
обнаружить
Наружу вывернуть
ее интимный мир
Со всем
калейдоскопом в ней одной
Запрятанных
эмоций
И гармоническую
перекличку
Образовать для
щек и ягодиц
Для глаз навыкате
и грудей, например,
В усталости блуждательное
Я
Нас побуждает
неустанно к испытаньям
В себе охоты к
перемене мест
И к
беспокойствам. На пути к обрывам
Погибельным – к
стране откуда
Вскарабкаться
обратно к нам никто не умудрился
Сия традиция
восходит к Босху
Бесхозный Босх не лагерный татуировщик
В Чердаченске
Здесь безысходный
выход в босхиану
***
***
Скажи-ка мне, как
поживают музы
И прочие
абстрактные идеи
Витающие где-то в
облаках
Они согласно
мудрости Платона
Витают даже в
занебесье так сказать
Как поживают эти
существа
В своих
культурных ипостасях и в таких
Музейно-живописных
воплощеньях
У нас на них
женато государство
На музах ни
колготок ни трико
Одни раскраски да
татуировки
А мой интим похож
на браконьерство
На воровство у
государства чести
На обольщение
казенных муз
Себе в любовницы
его почтенных жен
Его божественно
обобществленных женщин
***
Решил когда-то
наш Творец пускай везде
Историю
пересекают Стиксы
В любой стране
свои особенные Стиксы
И столько Стиксов
у него – не сосчитать!
Тут стиснутые
временем потоки
И Флегетоны и
Коциты – речки Леты
Зато как ловко за
сердце над бездной
Своих
воспитанников держат музы
Своих
воспитанников держат девы здесь
За сердце
защипнув
Меня в отличие от
Ахиллеса
Мать упустила в
воды Стикса целиком
Телепатически
держа за сердце
В известном смысле
изнутри поддев
Я сердцем
выскользнул из пальцев
Когда бы Ахиллес
сумел уже
Купаясь в Стиксе
выскользнуть как я
Из пальцев
стиснутых на пятке у него
и– смею вас заверить
Нет ахиллесовой
пяты во мне отнюдь
Есть только
уязвительное сердце
Я ускользнул из пальцев материнских
Нырнул в глубокий
Стикс и был отловлен
В глубоком Стиксе
только быстрая форель
Игриво
плещется в глубоком Стиксе
***
У новорожденного
жанра в матерях
Невыразительна
сперва мордашка музы
Невыразимая, в
одном воображенье
У новорожденного
жанра – муза
Своя особенная
девочка: кривляка
И замуж эта муза
не годится
На тайнобрачие с
воображеньем
Томительно
препровождая жизни
Красотки-музы
замуж не спешат
Красавицы Кадикса
Уже какое им
тысячелетье
Загадки наши не
вступают в брак никак
С придурковатыми разгадками
У этих муз мужей
нет, ни музеев,
В которых музам
можно было б жить
Друг с другом в
коммуналках уживаться, как в музеях
Предметы самые
враждебные друг другу
Принуждены бывают
уживаться...
Муз изумительно
телосложенье…
Общенародных муз
себе на ложе
Выкрадывая по
ночам посредством джинов
И прочих духов
черноморов черт возьми
Но музы знают и
об этом
***
Всем в детстве
нам играть случалось в Актеона
Догонит нас сюжет
и загрызет того гляди
Сумей бежать,
сюжет опережая
Быть впереди
сюжета, не давать
Кусать себя за
пятки быстрым псам
Сюжетообразующим
собакам
Твоей же
собственной веселой своры
Идет охота на
бродячие сюжеты
Кочующие над
землей идеи
Все эти
архаические спорты
Самим спартанцам
были неизвестны
***
На фестивале
самоистязаний
Динабург одинаков
для себя
На всех позициях
своих мыслеворотов
На всех веках и
обстоятельствах, однако
Девятикружье Ада
обходя
В теченье дня –
двенадцатью кругами
Кругами Ада
обойдет
Земную ось
неоднократно
Такой
божественный мыслеворот
Ты знаешь –
обойдя себя, прийдёшь к тому что
Созвездья
крутятся в мыслевороте Божьем
В усталости
кромешной ты проводишь жизнепуть
Ты водишь за
усталостью себя, обресть усталость
В конце концов и
я туда приду
В веселый сонм
героев и поэтов
К аллегорическому
Лимбу Ада
Найдется ль мне
местечко возле Зевса
У всех благих на
пиршестве на ложах
В пурпурных
облаках – в закатной части неба
Над Пиренеями,
над Финистером
Под Альпами в
пещерах живописных
В пурпурных
облаках, в закатных эмпиреях
Отсюда и до самых
Перенеев переняв
От Калидонских и
до Каледонских
Пустынных скал,
урочищ и утроб
Мы не вампиры
там, людской не жаждем крови
Мы пьем на этом
пире чистый свет
Тончайший сок
Амброзии, текущий
Из солнечного
спектра просто призмой
Процеженный
пурпурный сок заката
Сок золотого юга
розовый с востока
И составители
затейливых коктейлей
И в чине высших
кравчих красоты
Крупнейшие
художники Европы
Где Ганимеды гонят
из цветов
Свой ганимедский
мед – амброзию на розовые ляжки
Тяжелым сгустком
уст не обагряя,
А свет вечерний,
звон небесный дальний
До запада до
крайнего дошед, увидишь Тот
Свет Невечерний
***
Не так ли с этим всем на самом деле, Вальсингам
Мы все из снообразного субстрата вроде снега
Который наметает
на дороги нам зима через порог
По ясновиденью
поэта Вальсингама
Чумного председателя в пиру
В похмельном обществе мироустройство
Пытавшиеся дружно
изменить
На небесах горят паникадила
И облучают нас, пассионарность
В нас всаживая жестким облученьем
Горят паникадила
Зодиака
И прижигают нам
внезапную жестокость
И агрессивность
придавая нашим жестам
Мы начинаем свой
этногенез
Очередной подарок
мировой
Истории чтоб мы
могли творить различные культуры
И для того друг
друга убивать
Здесь как-то
выразился наш поэт о том
Что дело прочно,
если кровь под ним струится
Струится
жертвенно. Наверно это верно
Из вещества
такого же, как сон
Мы сформированы,
и жизнь на сон похожа
И только сном
окружена по замечанью
Великого Шекспира
С Шекспиром я не
спорю – ни пера
Ни пуха я не краду у Лебедя того
Эвонского, на души-лона наших Лед
Слетавшего когда-то
Мы из субстанций,
облакам подобных
По чьей-то воле
возникали возникали
Мы из субстанций
облачных, подобны
Фантазиям
Шекспира самого - такими
Воображались наши прототипы
Тому Великому Строителю-Поэту
Реальность наша
начинается в звучаньях
Самосознанья недистантных
восприятий
Для внутреннего
чувства – мы отнюдь
Верны не
собственным самооценкам
Но неким нам самим
неведомым внушеньям,
Как если б кто-то
за спиной у нас
Умело
режиссировал спектаклем
Переживаний наших
Не так ли было с
этим всем на самом деле
С импровизацией,
дозволенной всем нам
Импровизировать и
звезды размещать
По собственному
вкусу–разуменью
Словесных игр,
сопровождающих движенье
Автоматизма
нашего присутствия
***
***
Что всем нам
предстоит плачевной черной ночью
Она предвидит это
– каждая Кассандра
Концом косы своей
касаясь пола, пела нам
Красавица, не
трогаяся с места
Со смехом
смахивает с губ своих
Чуть видимую
паутину смерти
Пророчиц наших
***
Тоску
скульптурную скальпирует поэт
Скопирует художник на мольберт
Сударыня ведь
всякая скульптура
Как
оскальпирована: гладкая поверхность
Хотя б
какая-нибудь малость ворса
На ней
отращивалась – пусть
***
Жена на роли
персональной музы
Служить
натурщицей, позировать нагой
То бишь сидеть
нагой на холоду, не думать
Ведь мы в палитры
превращаем наши жизни
В любой женитьбе
риск Орфея получить
Взамен
запомнившейся Эвридики
Сплошь пародийное
приспособленье
К воспоминаньям о
когда-то бывшей
У нас
возлюбленной: в литературе
На боттичеллиевом
ли полотне
За много тысяч
снов и пробуждений
Мы растеряли
свежесть восприятий
И приучились
удовлетворяться
Лишь
приблизительным, о чем бы речь не шла
Мы сами о себе не
знаем достоверно
Что нам
припомнилось, а что приснилось
Как Сван в романе
у Марселя Пруста
Синоним Лебедя с
Одиллией-Одеттой
Одетой в образ
дочери библейской
С картины Сандро
Боттичелли, - чья
Дочь Иофора -
греза знатока
В реминисценциях
балетного сезона
***
***
Испытывать
блаженство отчужденья
Ото всего, к чему
примучен мир
Привычен дух и плоть существ того же рода
Вы будете
обалдевать нагими
Бездомными
бродягами в ночи
Примучен мир
приучен у вас у всех и дух
***
Не выморозить нам
теперь воспоминаний
О том во зле
лежащем бытии
Не вытравить из
нас теперь никак
Не выстудить
тревоги воспаленной
Что нам в Гекубе
или в этом снеге
Вийоном
вспоминаемом в балладе
О знаменитых
женщинах. И вдруг
Что нам друг в
друге? Содрогается убогий
Привитый
интеллекту аппарат
Автоматизма
самообороны
Привитый телом к
интеллекту аппарат
Автоматической
самозащиты
***
ЗАКОН АРХИМЕДА (ИНТЕРВЬЮ - 4)
Погружение
идей
В подсознанье
индивида
Происходит
очевидно
По закону
Архимеда
Интеллект имеет
плотность
И на всякое
внедренье
Погружаемых в
него
Чужеродных
представлений
Он противится
вторженью
Легковесных
представлений
Только тяжкие
идеи
С погружением в
сознанье
Напрямик идут на
дно
***
Обычно
наблюдаемое нами
Сопротивленье
духа погруженью
Идей в него
внедряемых насильно
Равно
сопротивленью интеллекта всякой
В него извне
внедряемой идее
Когда в него
внедряют .
Представленья,
Нерастворимые в
его среде
Дух держит на
поверхности своей
В сознанье
индивида погружаться
Способны только
тяжкие идеи
Способные поднять
поверхность интеллекта
Духовный уровень
поднять как раз на свой объем
Испытывает каждая
идея
Сопротивленье,
равное тому
Объему духа
вытесняемого ею
Когда
конфигурация значений
Какого-нибудь
слова утопает
Когда его не
растворяет текст
От погруженья
повышает свой объем
Сопротивление, которое событию
Среда оказывает –
служит мерой
Того, что
объективностью зовется
Мы голыми подобно
Архимеду
Погружены в
текучую среду
Предполагаемого
нами бытия
Систем, как
говорится, обстоятельств
Нам предлагаемых
– как это на театре
Привычно стало
называть, в виду имея
То что зовется
просто нашей жизнью
И если нас
выталкивает сила
Среды, не
позволяя раствориться
И не случается
нам утонуть в ней
И если мыслям
растворяться не дано
В эмоциях
блажного созерцанья
То уцелеет и
самосознанье
В тебе
укоренившегося Я
Так мы и плаваем
в различных средах
Идей различных твердостей
и форм
Идеи в роде
личностей, бывают
Честолюбивы и
эгоистичны
Идеи прорастают в
персонажей
И
персонофицируются просто
За счет случайно
подвернувшихся людей
Вселяясь
неожиданно в тупиц
И одержимы бесами
идеи
Переселяются в
бедламы бедняки
Мы голыми,
подобно Архимеду
Из их среды
выскакиваем с криком
Бежим и Эврика на
радостях кричим
Душа купается в
абстракциях – и вдруг
Выталкиванье
ласковой среды
Осознавая как
живую силу
Приписывает ей
свободу воли
Упругие реакции
среды
Осознает как
некую игру
Протагониста
обладающего волей
Настолько же
свободной, как твоя
Выталкиванье
чувствует как силу
Среды, ведущей
собственные игры
И отвечающей тебе
на то что ты
В нее внедряешь
собственную волю
Объем тобою
занятый в среде
Сопротивление
организует
***
ЖИТЬ – ЭТО ТОЛЬКО
(ИНТЕРВЬЮ- 5)
Ни принцем Гамлетом, ни просто принцем
Уэльским скажем, уродиться не сумел ты
Кусочком смальты ты остался от рожденья
Чтоб заполнять пятном пространства меж фигур
Смыслозначительных в мозаике событий
Опростоволосился когда родился здесь
А впрочем, это не принципиально
Родиться принцем иль рядиться в птицу
В сову Минервы, вылетающую в ночь
Минервину сову, играть на нервах,
Безумного разыгрывая зверя
Будить Гекату, действуя на нервы
Родительнице, матери, Гертруде
Я труден с детства был. Рядиться в птицу
Потешную – навроде какаду
***
качается кораблик размышленья
Здесь промышляют истиной как рыбой
Глубокомысленной – из глубины
Ее выуживают из воображенья
То бишь глубоководная – сезонный
Отлов глубоких мыслей настает
Как ностальгическое состоянье
Воображенья
При извлеченье на поверхность эта рыба
Взрывается, давленьем изнутри
Ее наверно распирают смыслы
Так эмоциональное нутро
И содержательность. Я истину в виду
Имел конечно, а не просто рыбу
В ином столетии сезон отлова
Глубоководных истин
***
Пройдет немало лет пока мои друзья
Недоуменно будут разбираться, в том что это
Стихи или набор случайных наблюдений
И домыслов. Быть может это проза
При том безумная и попросту плохая
И будут множество других оценок
Друг с другом расходясь решительно во мненьях
Друг другу множество других оценок
Высказывать небрежно, забавляясь
***
Любой покойник попросту – притворщик
Не хочет больше вместе с нами суетиться
Притворствует, как я, предпочитает
Лежать терпеть в себе гниенье и червей
Но больше не участвовать ни в чем из наших игр
И притворясь бесчувственным к распадам
Скафандра так сказать в котором он
Опущен в нашу мутную среду
В ту эмоциональную похлебку
Где можно только грязью захлебнуться
Не хочется участвовать во всем
Что суетой мы честно назовем
В часы отчаянья раскаянья
С тех пор как я
Достиг покойницкого сана не хочу
При жизни состоять в шутах
Мертвец лежит себе – его не добудиться
Не хочет с вами вместе попусту вертеться
Вокруг привычной суточной оси
И вот над ним уже бессильны палачи
Заплечных дел искусники никак
Не могут выбить из него признаний новых
Ни самооговоров, ни наветов
Ни исповедники не могут у него
Ни инквизитор – requiescat sic in pacem
Притворщик в целом и в любой из всех
Его совместно составляющих частей
Настолько суета ему постыла вы простите
Он не боится ни червей могильных, ни
Чертей умильных – лишь бы избежать
Борьбы за будничное бытие
А он и рад, хоть нам не обнаружит
Что отвязались наконец все от него
Отсуетился он свое, отволновался
Отвоспитался, отучился, отработал
Недолго поскучал да полечился
Умеренно размножился, заполнил
Немалое количество анкет
Немало выпил и не слишком много съел…
И таково
Мое орфическое нисхожденье
В нутро
В глубины.
Как бы серебряные струны в бездне ребра
Мечтательно в себе перебирая
И что такое наши жены – наши ребра
Перебираемые по ночам на ощупь словно струны
Привычны пальцам
Как много ребер было, видимо во мне
О многострунная моя
Душа запуталась как муха в паутине
Координатной сетке звуковой
В решетке струн на благородной арфе
Натянуты как дождевые струи, девы
***
Жить – это только десять тысяч раз
Смерть пережить, прощаясь с чувством
Все разобщается в себе с самим собой
Прощается и расстается
С пространством мировым и с памятью самой
А без неё ты будешь мимо своего
Лица мелькать, себя не узнавая
А тут еще огромные глаза
В них черным солнцем видятся зрачки
Громадные и плавают они
На фоне лунного пространства неба
На фоне лунноцветия ночного
Подобье солнца черного зрачок
Огромный смотрит на меня. Переминаясь
Копытами вокруг толпятся мысли
Нетерпеливой лошадиной массой –
Спугни – и пронесется это стадо
***
Короче: матери-ализм нам натощак
Сменяется тем мате-риализмом
Который соответствует болезням
Преклонных возрастов. Он пользуется клизмой
И чем-нибудь еще тому подобным
Его символизировать должно
Суммировать а также стимулировать
Миро-воззренье медика-ментозно
***
«Осенний сумрак – ржавое железо» //Мандельштаму//
В закаты зимние заглядывает глаз
Как для картин Иеронима Босха
Как ржавое железо на Закате
Зловещ и ненадежен горизонт
Яичному желтку подобно солнце
Яичницу размазывает в небе
Шутить изволите, любезный мой приятель
«Осенний сумрак – ржавое железо»
Становится здесь солнце на колени
В молитвенном коленоприклоненье
За горизонт заглядывает солнце
Из перезрелого вдруг делается красным
На перезрелом солнце день вдоль горизонта
От перезрелости здесь делаются вдруг
Кровавокрасными закаты наших дней
И перезрелости тяжелый красный цвет
«Осенний сумрак – ржавое железо»
Континуальное желе пространства
Внезапно вымерзло и стало звонким
И в нем повсюду вызвездило светом
Потусторонним занебесным светом
При том присутствовал не то Иов
Многострадальный и полузабытый
Не то поэт великий Мандельштам
Скрежещет серое железо, Веки
На воспаленном оке в небесах
В одном прищуренном глазу – в луне
***
Железный скрежет боли бесполезной
тебе ощупывает тело
И даже в некотором смысле душу,
Психологические недра плоти
Физиологии представленные болью
Для обыска рукою шестипалой
Вот для чего удобен шестипалый
Огромный краб такой руки
Шесть чувств как бы даны такой ладони
Ветвятся пальцами с пристрастьем и в допросах
В двадцатом замечательном столетье
Под пытками нашлась у человека
Его давно сомнительная сущность
Так называемой души наличье в теле
Так долго бывшая имперсональной суть
В глубинах плоти запропавшая душа
Вот шестипалая рука неправды
При обыске с искусным примененьем
И при допросах в стиле a la russe
У многих обнаружена душа
***
А вот и кот пришел – душа в пушистой шубе
Мой прах переживет и тленья избежит он
Чешите за ушми Чеширского кота
И он расскажет, кот ученый, вам про все
Чего не знали вы до этих пор
Ученый кот по кличке Буремглой
***
В раздвоенности между Бытием
И тем, что долженствует быть – в тебе же
В раздвоенности между тем, что есть в нас
И тем, что думалось собою сделать
С собой самим в себе осуществить
И чем бы захотелось отелиться
Нам в качестве смиренных пасифай
Любовью рока пользуясь пока
Онтологическому испытанью
Она подвергла собственное Я
***
Мы делаемся личностями в полном
Значенье слова только научившись
Систематически себя самих
Брать под сомненье
От остального отличать – включая даже
Себя От собственных личин умея отличать
Систематично точно отличать
И к лицедейству не сводя душевной жизни
Свое лицо от прирастающих личин
Пер-сон умея отличать.
***
Так называемый рабочий лежебока
Продать старается не труд, а только время
Нет, не ему Чистилище труда
И ад усталых разочарований
А тем, кто затевает своевольно
Заведомо сизифову работу
Унылую возню в каменоломне
Сизиф Второй вершит свою сизифову борьбу
В сизифову возню со временем ввязавшись
Сизифова возня со временем – вот суть
Всех человеческих дерзаний
Не смея спать, пока не дремлет Смерть
***
Да, славны ваши бубны за горами
Где загорают на свечении печей
Различных доменных и тех сталеплавильных
Там за Уральскими горами мой анамнез
Кто я Челябе или что она мне
Чтоб друг о дружке плакали мы с ней
Куда ни глянь, сейчас везде Челябу в кубе
В четвертой, в пятой, в сотой степени найдешь
Чего там стоит нам считать достойным слез
Ее, Гекубу большевизма
В бубны бьют
А славны эти бубны за горами
***
Что он хотел сказать
Что думал Пастернак узнать
Какое, милые, у нас тысячелетье
Сегодня на дворе до дыр земля размыта
И виден дантов ад на дне колодца
Образовавшегося в месте водостока
Широколиственно тысячелетье
Пустырник, Пастернак и всякий прочий вид
Да впору мне теперь переспросить
Не о возможности ли вспять себе пойти
Куда-нибудь во времени возвратно
Идти во времени или проспать
Тысячелетие-другое молча
Так целое тысячелетье тычась
В потемках ищет чернь себе все то что
Сойти за светоч может хоть на время
Дарован был и ей случайной встречей шанс
Чтоб тотчас этот светоч загасить
***
Cherchez la femme
Обращена к шершавым небесам
Моя печаль, когда на небе тучи
И не блестит холодным глянцем высь
В просторах, свежей сыростью пропахших
У нас по осени шершавы небеса
Темны, как шерстяные рукавицы
И растирают лица нам снежками
Сейчас, mon chere ami
Оно отслаивает от голубизны
Слоистые массивы облаков
И шелушится небо кружевами
Шершава, словно язычок кота
Сентенция французская cherchez ...
Il faut trouvez
pour notre cause quelque femme
***
