Планета судьбы
(Десятая книга)
Мой сентябрь
Серое утро, синие
тучи,
стая ворон… Одиноко и
сиро
иве на этой окраине
мира.
Кто её листья надежде научит?
Волны реки.
Неживые, сквозные
рощи. Пустые, как
время, дороги…
О, эти серые дали
родные!
Словно о детстве,
вспомнишь о боге,
тихое “господи” бросишь вдогонку
лету: - ужель никогда
не вернёшься?
Кружиться лист на
воде. Как ребёнку
скажешь: - Ну что же
ты?.. И улыбнёшься
так, словно вот оно –
время развязки…
Далью дождливой
темнеет излука.
Сказке конец.
Подступает разлука.
Только туман без
единого звука
дальше течёт
продолжением сказки.
В осенней ночи
Тихо-тихо… Как во
сне,
как в полёте на спине
над полянами, лесами,
над бездонною водой,
как с закрытыми
глазами
прежде, в тундре, в
жизни той,
что вернулась вдруг
ко мне,
словно птица заревая,
и, меня не узнавая,
ждёт в полночной
тишине,
когда я проснусь
опять,
чтоб на ходиках
усердных
гирьку чёрную поднять,
и у лет
жестокосердных
жизнь мою на память
взять.
* * *
Мне повезло! Когда
гроза
была готова дни с
ночами
смешать, когда вся
пыль – в глаза,
вся грязь, весь тлен
мирской – ручьями…
Когда казалось, мочи
нет,
и ожиданье солнца
тщетно,
вдруг из уставшей
тучи - свет,
как Бог, скучавший
безответно,
Мир обещаньем озарил,
и мгла надеждой
одарила…
Бес отступил. И я без
сил
проснулся – туча
уходила.
В замкнутом
пространстве
Огоньки…
Второй.., четвёртый…
Жизнь за стёклами
реторты.
И пока не смотрит Он,
век её – лишь
ожиданье,
суета, не жизнь – страданье,
вся без цели и
названья,
как отцепленный вагон…
Да. Пока не чиркнет
спичка,
и спиртовка зашипит…
Слёз со счастьем
перекличка,
злоба жалкая Лилит…
Жизнь – в бессмертный
мир отмычка.
Да, пока не чиркнет
спичка,
газ пока не зашипит,
* * *
Умрёшь – и не узнаю,
никто не скажет мне,
к какому ближе краю
искать, к какой сосне
пристроилась оградка,
и что поёт над ней
в томлении припадка
влюблённый соловей.
Всё навсегда завесой
отрезано. Беда
пришла, как ночь из
леса,
как чёрная вода.
Лишь тишина осталась,
и с синей вышины
в меня точатся сны,
в которых боль и
жалость.
* * *
Приснился снег и
старый двор, когда-то
от зноя тихий, белый, как сейчас
во сне моём… Скребёт асфальт лопата.
Слежу за ней, не
открывая глаз.
А ведь вчера ещё
звенел кузнечик,
и в сумерках сквозь
жёлтую листву
закат ласкал берёз живые плечи,
и вот он - снег, накрывший двор, траву,
лишь миг назад
зелёную… Проснуться?!..
Нет, нет! Гляжу на
тихий снег во сне,
чтоб, боже упаси, не
разминуться
с улыбкой утра в заспанном окне.
* * *
Всю ночь стою у
мачты, уплываю.
Ещё не знаю, Господи,
не знаю,
где окажусь, какой
коснусь земли.
Моя обувка жалкая в
пыли
тех улиц сирых, где
ещё вчера
мне сердце жгла житья
неразбериха…
И вот я – Здесь, и по
спине жара,
как власяница… О, как нежно, тихо
там, за тремя морями
лес шумит,
и просека восходит к
лёгкой сини,
и о разлуке вечной
говорит
к губам прижатый
крест ладонных линий.
Всё, всё осталось
позади, а здесь -
кромешный зной, и
пыль, и странный говор,
и кислый дух
неспешного, чужого
существованья, дикого
поднесь…
Стою у верной мачты.
Уплываю
от жизни краткой в
долгие века.
И волны позади, и
облака
счастливые, что дней
людских не знают.
Ночное
Прошлой жизни
глубина,
прежней памяти
заплатки,
звук случайный,
тишина,
давней нежности
остатки…
Сделать шаг, взойти,
взлететь!…
День пройдёт, вернёт
к земному,
к надоевшему,
родному,
чтобы, как телёнка –
в клеть.
Дверцу к звёздам
запереть,
сердца сладкую истому
нянчить молча, и
терпеть
память острую, как
плеть,
старую жевать солому.
* * *
Куда ты, Времени
Река?
Ещё нам рано в
облака,
чтоб свысока на мир с
улыбкой
глядеть и говорить:
-Пока!..
Ах, жизнь! Какой
назвать ошибкой
твой вещий гул, твой
быстрый бег,
твои соблазны, дух
твой пряный,
и этот ветер марта
пьяный,
покоя миг, и грусти
век?
Летят и тают облака,
как лёд речной, как
слов полуда…
Но ввысь протянута
рука
и ждёт, что Времени
Река
продлит желанной
пытки чудо.
* * *
Мелькнула, канула во
тьму…
Догнать?! Но как её
догонишь?
И не подаришь никому,
И пыл напрасный
проворонишь…
И тонет взгляд в
ночной, сырой
весне. Прильнув к
лицу берёзы,
холодные
глотаешь слёзы -
из свежей раны ножевой.
* * *
Л.Е.
Шёл - и не видел
конца
жизни и этой дороге,
словно во власти
кольца
и неотвязной изжоги
скорби… Один -
навсегда!
Ни для кого -
утешенье,
помощь, опора,
прощенье
в час расставанья ...
Беда
грянула и отошла.
Снова один.
Только дымка
прошлого. Тлеет зола.
Это судьба-невидимка
новый готовит урок:
время, бегущее споро,
счастья незваного
морок,
новой разлуки звонок.
* * *
В миг радости и
тризны
всё бдение своё
ты посвяти Отчизне,
благослови её.
Без слов и укоризны,
закончив Бытиё,
прими венок от жизни.
Благослови её.
Предки
Они живут в
окаменевшей глине,
в тисках песка и в
угольных пластах,
в оковах льда, на
дне, в морской пучине,
в былых веках, и в
белых ковылях,
где время спит и
истлевает в спячке,
где свет погас
навечно и давно.
Они живут без спроса
и потачки:
им это право вместо
тел дано.
И потому так
счастливы их души
из мёртвой тьмы
всплывать порою к нам….
А солнце путь земной
их жжёт и сушит,
и прах живой разносит
по векам.
Разлука
Она придёт, как поезд
неурочный,
и сердце дрогнет,
пресечётся вдох,
покажется тебе, что
он оглох -
твой мир, доныне
благостный и прочный.
Жизнь обернулась
пылью и трухой.
О, господи, какой же
худосочной
предстала плоть! И
треск травы сухой
вещает о судьбе твоей непрочной.
* * *
Вокзальные гудки, и -
между ними
и мной - поющий в
темени ночной -
мой брат-сверчок с
протяжными своими
руладами над тишиной
земной.
Закрыли небо тучи.
Стала ниже
ночь. Город спит.
Один сверчок поёт
о том, что мне всего
ясней и ближе:
о жажде счастья и
тщете хлопот.
* * *
Сети вязать, в море глядеть,
лодку смолить, дом
конопатить,
рыбу сушить – на зиму
хватит…
Ветер мотает старую
сеть.
Парус чуть видный
вдали. Закат.
Кто-то бродягу
заблудшего встретит?..
Быстро темнеет.
Сумерки эти
сердце обстали, в
душу глядят:
что там?.. А там
пустота, тишина,
старый сверчок,
звёзды и пепел.
Вот эта звезда –
мирская жена,
а эта – сын,
рождённый в вертепе…
Скоро уж завтрашний
шторм. Волна
лодку сомнёт,
разобьёт о скалы…
Хватит. Поздно сидеть
у окна.
Ночь подступает к
глазам усталым.
* * *
Плющ на ограде,
мальвы в саду,
кошка в окне, покой,
тишина…
Время, замри!.. Позже
приду.
Вернусь, окунусь до
самого дна.
Август уже. Травы
цветут.
Ближе крапивы нет
аромата…
Жить бы – как петь,
осесть вот тут…
Время течёт, как
текло когда-то
прежде… Всё! Кончаю
дела!
В небе - выводок
тучек неспешных.
Яблоки падают,
колокола
день размечают,
прощая грешных.
Нежный, чистый воздух
суббот.
Было… Только в каком году?..
Зовут: - Вернись!
Твой берег, он - вот…
Вернусь, как только
свой круг пройду.
* * *
Жури , суди
меня, казни
за бредни, за пустые
дни,
потерянные без
остатка,
без толку, пользы и
порядка -
я промолчу - глухой к
нападкам.
Незрячий – грежу
наяву,
бреду не валко и не
шатко
к реке , где ждут меня палатка,
мои приятели одни -
костров далёкие огни,
и небо –
звёздная загадка.
* * *
Голос женщины в тихой
ночи:
песня давняя, старая
песня,
словно дождь, словно
света лучи,
грусть и нежность во
мгле поднебесья.
Гаснет голос, уходит,
затих.
Тишина. Словно
женщина эта
ранит душу. И рушится
стих,
так просивший у неба
совета,
как по прихоти воли и
сна
вдруг на Млечном
Мосту оказаться,
чтобы жизни земной
удивляться…
Песня давняя. Ночь.
Тишина…
* * *
Мелькнувший птицей за
окном вагона,
храм - божий дом без
окон, без дверей
в величии забвенья…
Время Оно
ушло, и жизнь ушла. И
кто о ней
вздохнет?… Меж елей в
золотом просвете
порхнувший, как и не
был… Мчат года
под стук вагонный…
Поле, провода,
столбы, и не души на
целом свете.
* * *
Л.Р.
Стареет лев. Но
терпкий запах зноя
ещё манит, пьянит…
Вон ту, в кустах
на жёлтой, узкой
кромке водопоя
так и обнял бы, и
унёс в когтях…
Ах, если б всё – не
сон, а – явь живая,
и жизнь – не эта
квёлая, слепая!..
Катил бы в электричке,
вспоминая
чем нищий городок за
душу взял.
Но вот – не имени, не
аромата
случайных губ…
Сквозняк всё гонит пыль.
Пуста саванна, и
седой ковыль -
один твой друг, что
стал тобой когда-то…
Попутчики
Выйдут в поле белом.
Улетит
городской автобус. В
целом свете
тишина, да снег, да
тихий ветер.
За холмами деревенька
спит,
как вчера, как завтра, также точно,
как и год, и десять
лет назад…
Вон уж где, прикованные прочно
к жизни, полонившей наугад! -
за каймой лесной.
Стемнеет скоро,
путники исчезнут навсегда
–
для меня, и выйдет на
пригорок
первая дрожащая
звезда…
Прощальное
Шамилю Н.
Был светоч – и погас.
Был друг – и вдруг не
стало.
Мир потускнел для
нас,
потеряно кресало.
Был рыцарь – и ушёл,
Всё дальше он, всё
выше,
где ни лесов, ни сёл,
и жизни шум всё тише…
Прости нас и –
прощай!
С твоих небес улыбкой
свети, и не считай,
что жизнь была
ошибкой.
Скажи: - Я в этом дне
вам сердце оставляю,
и память обо мне
на память завещаю.
6 апреля 2010
* * *
Разучился помнить.
Вспоминать
некого. Седой и
одинокий
карточки
разглядывает… Мать,
рядом - брат безусый… День далёкий…
Господи! Да был ли
этот день?
Так хотелось
странствовать по свету.
Так настойчиво цвела
сирень…
Взял билет,
простился. Как примету,
матери отдал свои
часы.
А теперь и времени не
надо.
Электричек поздние
басы,
августа полночная
прохлада…
Мать приснится:
- Здравствуй!.. Сколько лет!..
И на карточке себя
узнает.
Помолчит, и, не
простясь, растает.
Дальше – ночь, конца
которой нет.
У нашего озера
Памяти Л.Е.
Ни души... Только
чайки и снег,
только волны и ветер,
и серый
горизонт...
Изнурительный век
отошел без надежды и
веры
в покаянье... Стена
камыша
вторит ветру,
песчаную тропку
заливает волна, не
спеша
смыть в минувшее
пьяную пробку.
* * *
И вот – все годы на
виду,
такие жалкие, родные,
и люди – прежние,
живые…
Я мимо прошлого иду.
Я этой жизни не
чужой,
я здешний родом, весь
отсюда.
Меня ещё несёт покуда
поток. Я наделён
судьбой
тоской безмерной,
нищетой
пожизненной,
крещённый ложью,
я отстранил десницу
божью
самонадеянной рукой…
Проснулся, подошёл к
окну:
Земля,
присыпанная снегом,
в обнимку с
равнодушным небом
плывут в былую
тишину.
* * *
Это не яблоки, а -
трава.
Должно быть, время
теперь такое…
А раньше – кругом шла
голова:
яблоко, в
алма-атинском зное
взявшее у земли
аромат,
мёд… В новогоднем лёгком подарке
бывало томится, как
райский сад,
как «Остров сокровищ»
- по контрамарке…
Вот какие были года!
А трава! А вода из
ковша! А погода!..
Господи! Как она была
молода –
юная жизнь… у самого
входа…
* * *
Время течёт! –
разевай рот,
пей не спеша, всё без
остатка!
Станет простой, как
закат, загадка:
что, как вода, вспять
не течёт?
Пей. Не спеши. Глянь
в облака.
Это они нас зовут в дорогу,
в вечную даль – к
доброму богу,
к лёгкому
счастью… Терпи пока.
Не поперхнулся?
Значит - живой.
Может, теперь
сигарету впридачу?
Ты ж не из тех, что
уйдя в запой,
жизни былой вдогонку
плачут.
Сдачу прими за свои
труды,
локтем протри жизни
оконце.
Солнцем умылся
–и нет беды:
всей то воды -капля
на донце.
Чёрная берёза
Я заблужусь – она
поможет
найти короче путь
домой.
Среди сестёр –черна,
и всё же
она – берёза, светоч
мой
в лесу, где торных
нет дорог,
нет праздных
путников, и меток…
Нет, я ничем ей не
помог
родиться белой
прядкой света.
Но я люблю её и даже
готов ей сердце
протянуть,
ведь знаю – мне она
укажет
своей вершиной…
вечный путь.
ПРОЩАЛЬНОЕ…
Памяти
Л. Е.
Что наши речи - без Неё?
Что это золото заката
-
вдогонку Ей? Ей, без
возврата
ушедшей в новое своё
существованье... Как
стена,
неодолимость муки
этой…
Теперь Она навек одна
последней песней не
пропетой
спит среди звёзд… Что
Ей слова?
Что музыка? Что эти тени
земные, где Она жива
была?...
Не встанешь на колени –
Ей говорить: - Всё
впереди…
Темно. И в окнах ночь
немая.
Герань, пока ещё
живая,
томится, словно боль
в груди
* * *
Л.Е.
Твою могилу освещает
луна… Ты помнишь этот
свет?
Он словно в тайну посвящает,
что жизни нет, и
смерти нет,
а есть докучное
пространство.
Оно бессоннице твоей
дарило зыбкое
убранство -
летучий лепет
тополей.
Ты тенью у окна
стояла,
и тенью навсегда
ушла,
и небом безмятежным
стала,
как свет легка, как
ночь светла.
И ночь твоя теперь не
тает,
и, за собою не маня,
в твой руке свеча
мерцает
всё дальше, дальше от
меня.
Незнакомец
О улыбнулся мне в окно,
и я вернул ему
улыбку,
как бы простив его
ошибку,
пусть мне и было всё
равно.
Не знаю, кто он, и
кого
во мне увидел… Миг
случайный,
обычный день, маршрут
трамвайный…
Я ль не узнал? Да что
с того?
Он улыбнулся мне, как
друг,
и я вернул ему
улыбку.
Простим ему его
ошибку.
Мы не знакомы с ним…
А вдруг?..
И защемило на душе.:
я жизни так же
улыбался,
и точно так же
ошибался.
Те слёзы высохли уже.
Осенний день.
Холодный свет.
Уж лучше бы глядеть
мне в небо,
Пусть это – детство,
пусть нелепо,
но Там моих знакомых
нет.
* * *
Ты одинока. Ты одна –
в земле…
Спешащих нас за
чем-то и куда-то,
не помнишь и не видишь в стылой мгле,
в седой позёмке
зимнего заката.
Ты не вольна ни быть,
ни вспоминать.
Лишь в тихий час
твоей зари небесной
сожмётся сердце, и
уснёт опять
в сырой земле в твоей
темнице тесной.
Память
Тише ступай.
Дальше иди.
Всё примечай,
что позади.
Что впереди,
нам не дано
знать. Не труди
глаз: всё равно
будет оно
или… Бог весть.
Солнце одно
ныне и днесь…
Тише ступай.
Зорче гляди:
Будущий рай -
он позади.
* * *
Две заснеженных
могилы -
мать и дочь. И сосен
тёмных
храм немой, и звёзд
огромных
мир, дарящий свет и
силы
всем живым. А этим,
спящим
сном последним,
настоящим,
ничего уже не надо,
кроме звёзд и
снегопада.
30.12.2010
* * *
У времени в тени,
уже в другом столетье
идут лениво дни,
в тоске томятся дети,
скучают старики,
привычных снов не
видя,
средь ночи в темень
выйдя,
гоняют желваки
по скулам: где оно -
то счастье? Где
награды?
Легли песком – на
дно.
Одни собаки рады
гонятся за листвой…
И нежно веет ветер,
и кажется – на свете
всё, что ни есть, -
впервой.
* * *
Понимаю – уже никогда
не увидимся, словно
истлело
всё, что было – и
дни, и года.
Мне оно лишь
прибластилось: в белом
платье призрак сиял
надо мной
на холме, освещённом
луной,
и остался, как чудо
земное.
Всё иное теперь –
неживое,
улетевшее в сумрак
немой.
И не требует сердце
ответа.
Нет былого, грядущее
– ночь,
Даже память не силах
помочь
одолеть сновидение
это.
* * *
Как Гёльдерлин
безумный, я читаю
стих незнакомый, нет,
скорей забытый.
Вот я окно в былое
отворяю:
печь, табурет,
кровать, стакан разбитый
на подоконнике, и
воздух, близкий
родством, и дождь в
окне, и … эти строки,
как лёгкий возглас,
как осенний низкий
бег облаков… Он рядом
– мир далёкий,
ещё живой, ещё не ставший
словом
на острие пера .
Светло, чуть слышно
постукивает дождь, и
пусть не вышла
жизнь, всё же было
что-то под покровом
подённого…И сквозь
слова я вижу
себя, года. Вдали
растёт гроза.
Сейчас опять очнусь и
к ней приближу
пыльцой ненастья
полные глаза.
Пластинка Э. Пиаф
Ленивый дождь.
Москва. В пустом дому
лишь тени, души,
шепот осторожный:
ни слова… ради бога…
никому…
Он – ловелас… и душка
невозможный…
По старым трубам
зашумит вода,
потом часы- задумчиво
и внятно.
Чужие звуки, дом
чужой, когда
не вырваться. Пробили
троекратно
уже родные… Старый
патефон.
Он заточил тебя в
полон страданья:
так петь – нельзя!
Так жить – нельзя! Поклон
дарить, как боль,
грядущей тьме прощанья.
И вновь по кругу
движется игла,
и, наконец, с вершины
смертной страсти
смолкает вызов роковой напасти…
И – тишина, и горькой
жизни мгла
вся – позади. Всё –
позади. В груди,
как судорога, - свет
освобожденья,
и торжество восторга,
вдохновенья.
Дождь - позади, и
солнце - впереди
* * *
Могильная ограда.
Скамья. Лесной покой.
Осенняя прохлада…
Укрытая землей,
ты не поднимешь
взгляда,
и звать тебя с собой
в обратный путь не
надо,
ведь ты и так со
мной.
* * *
Шум моря, тёмная
вода…
Я помню, чёрными
ночами
мы приходили к ней
сюда,
и небо яркими очами
без устали сияло нам,
не знающим, что жизнь
– загадка,
а не всесильная
облатка
на счастье… К этим временам
не возвращаюсь:
далеко.
И только дождь, как
будто вторя
глухим речам ночного
моря,
шумит: забвенье
велико,
но выход есть – всё
то, что было,
неси в душе, как
письмена,
в которых – кровь, а
не чернила,
и будет память
спасена.
* * *
О ком ты думаешь?..
- О ней…
Не думай. Нет её на
свете.
В минувшей тьме, в
угасшем лете
лишь только зной и
суховей.
Сосна скрипит,
желтеет клён.
Жизнь не спеша
проходит мимо…
- Но как не думать? Жизнь
– не сон,
Она была жива,
любима.
И я в ней жил, и
вместе с ней
ушёл души моей
осколок…
И вот – всё сумрачно
и голо,
и листья первые – с
ветвей…
* * *
На Чёрной речке* - ночь и снег,
и серый одуванчик
дыма
стоит, как тень,
который век
настойчиво, неотвратимо.
Взывает к
вечным небесам
и к нашим душам
мимолётным:
- Когда же Он
вернётся сам -
стремительным и
беззаботным?...
Плывут, светают
облака.
В порыве радости
несмелой
снег налетит – и
станет белой
когда-то Чёрная река.
*место дуэли А.С.
Пушкина
Забайкалье
Гроза в Акатуе, и в
Кличке гроза,
а в Нерчинске ясно,
там сопки, до края
земли в миражах золотых пропадая,
слепят бесконечностью
знойной глаза.
И сонное время,
зовущее за
пределы земного в
просторы былого,
так внятно явить свои
дали готово,
в пять ярусов
расположив небеса.
И вот после смены из
рудничной мглы
выходят на свет по
дороге кремнистой
среди ковылей два
седых декабриста,
к барачному мерно шагают углу.
* * *
Луна. Сверкающий
морозом
лес, и над ним –
почти живой
мир звёзд – и тайна ,
и угроза,
хранитель твой, и
сторож мой.
Скрипит тропа. Стволы
чернеют,
и острый свет течёт
сквозь них.
Весь мир земной
уснул, затих.
Луна горит, и вместе
с нею
сияет вечный Орион,
и рядом с ними жизнь
людская
всегда, как юность
суетная, -
летучий миг, недолгий
сон.
* * *
Обнимемся с тобой…
Пора разлуки
вся изошла, отныне
навсегда,
как в давнем сне,
сойдутся снова руки…
- Ты здесь? Ты –
правда? И – навеки?..
-Да.
И длятся в тишине
полёт, паренье.
Глаза
туманно-счастливы судьбой.
Плывут слова
посмертного смиренья,
не сказанные мне –
тобой.
* * *
Река темна, сильна.
Мне сверху видно
тугой поток. А ночь
свежа, светла.
На палубе поэт тоскует: - Что обидно!
Жизнь будто не была,
а вся прошла…
Темнеют берега и
уплывают,
и всё сильней в душе:
домой! Домой!..
- Такая ночь!.. А дни
и годы тают ,
как этот след короткий за кормой -
вздыхает вслух поэт
немолодой.
* * *
Трезвый молчит,
улыбается пьяный,
всюду незваный, всюду
желанный.
Выпил своё, закусил
огурцом,
встал и ушёл –
молодец-молодцом.
Белые звёзды, снег
голубой,
тёмная улица. У
магазина
замер: а ну-ка ещё по
одной!
Трезво ему улыбнулась
витрина.
Значит – пора. И
довольно словес.
Вспомнил, что так и
хотел рассчитаться,
чтоб ни словечка
друзьям, домочадцам:
взять, что покрепче,
и за город в лес.
Выпил – душе просияла
звезда,
принял ещё –
приютите, сугробы!
Выбрал один, поуютнее
чтобы,
сел, задремал и уснул
- навсегда.
* * *
Перегоревшие мечты
отвоевавших,
победивших…
Оградки, звёзды и
кресты
на кладбищах,
когда-то бывших
лужайками, где так
спалось
между боями!.. Годы,
своды
небес былых – всё
пронеслось,
и шумом клёнов стали
годы.
Они и помнят всё и
вся,
и знают: вот она –
награда:
ветвей зелёная
ограда,
а мины в прошлом
голосят.
Тот крик «Вперёд!» -
он странен здесь.
Куда вперёд? За кем? В
какие
забытые, давно былые?
Тот хмель святой
истрачен весь.
Вся выпита беда до
дна.
Гроза ушла. В
кленовых кущах
на смену труб, на
смерть зовущих,
пришла навечно –
тишина.
Окраина
Окраина, твой мир –
забвенье,
ты им жива, под шум
дождя
в своё былое уходя,
не ждёшь, не просишь
воскрешенья
забытых лиц, минувших
лет.
Но ты ушедших не
забыла,
хотя и улиц старых
нет:
чадят сгоревшие
стропила,
хранившие твои дома,
окраина… Черёд руинам
смотреть, как чёрная
рябина,
прощаясь, вспыхнула
сама.
Не осуждаю, не скорблю
-
твой вздох последний
принимаю,
как молодость, тебя
люблю
и, глядя в небо,
поминаю.
Мольба
Засыпая – умираем,
умирая ждём чудес,
сна в блаженных кущах
рая,
в сонме радужных
небес.
Не дождёмся. Сил не
хватит
оторваться от цепи,
от стола и от кровати…
Боже, миррой окропи
душу. Что мы
понимаем?
Соли вкус, да ноши
вес.
Засыпая умираем,
умирая, ждём чудес.
Вроде большего не
надо.
Всё же, боже,
призови!
дай вкусить не плошку
яда,
а глоток живой любви.
* * *
Не уходи. Не уноси
надежд. Живи! Мои обиды
прости. Не отпустил
мне сил
всевышний: суетой
отбиты
бока. И ревности моей
не помни. Ты и я – мы
дети
луны и звёзд, и
смутных дней.
Не будем же в долгу
за эти
«дары»… Не уходи!
Остань -
ся здесь, где мы входили
в весенний лес, как в
Иордань.
Мы жили здесь, мы
вместе были…
Не уходи! И этот час
не называй последним
мигом.
Кончины роковым
веригам
скажи шутя: не в этот
раз…
* * *
Сторонясь суетливых
людей,
чёрных клавиш судьбы
избегая,
на парадных аккордах
стихая,
улыбается Музе своей:
- Что бы я без тебя, без твоей
детской строгости -
знай своё дело?..
И опять возвращается
смело
в колею без забот и
затей.
Он цветы получает в
кредит,
и авансом – душевные
оды.
Так и мчатся крылатые
годы.
Сон в порядке, душа
не болит.
Чем не жизнь?... Лишь
молчит об одном,
как с поминок былого
союза
вдруг ушла его верная
Муза
скрылась тенью за
ближним углом.
Скажет тихо себе: -
Поделом.
Усмехнётся: беда не
большая…
Но упрямо стоит за
окном
в чёрном небе луна
золотая,
как медаль на
портретё чужом.
* * *
Я не искал путей в
чужие страны.
Пуст кошелёк, как в юности, когда
мечтой казались синие
туманы
и голубая невская
вода.
Моей страной бывали
времена
грядущие…
Но вот я их листаю –
наставшие, и прошлое
латаю,
и думаю: желанная
страна,
я дней твоих
небрежный черновик
теперь читаю с
грустью и вниманьем,
обманывая сердце
ожиданьем
опять ступить на тот
же материк.
* * *
Не лес, а лестница
туда,
где облака, где мир
без края
и света, где стоят
года,
века Земли пережидая.
Лес молчаливый, лес
живой
вершины лёгкие
качает,
и нежно поднимает
чаек
под купол неба
голубой.
Но в долгой темени
ночной
он маску тайны
надевает
и надвигается стеной
к окну, и что-то
замышляет.
Уже не лес, а –
человек,
он – тень, он сердце
искушает.
Он – прошлый век, он
– чёрный снег…
И утро всё не наступает.
* * *
Каждый день умирает
весна.
Каждый день
начинается лето.
Что ж нам скорая
осень грустна?
Что печалит молчание
это
голых просек в
пустынном лесу?
Ляжет снег – и душа
встрепенётся.
Скоро ёлку домой
принесу.
Отогреется – радость
вернётся.
Рождество о рожденье
споёт
звоном звёзд, и опять
засинеет
юный март. И
завертится год.
Грянет гром. Старики
поседеют.
Дни уже не идут, а
летят.
Май цветами венчает
природу.
Только серые губы
шуршат:
- Умереть бы в сухую
погоду…
* * *
Тут не доешь, там не
допьёшь.
Что утекло, то и
осталось.
Было – прошло. Жизни
делёжь.
Слёзы и смех, радость
и жалость.
Время стоит, годы
спешат.
Слово! Слова! –
сколько их? - Море!
Ласков весны живой
аромат,
щедрый напиток
отчаянья – горек.
Но и даешь, и
допьёшь… Не труди
жалких сует роковые
колёса.
Скоро лететь по
туманам и росам
к тем облакам, что
стоят впереди.
Дальше и выше! Скоро придёшь
и отдохнёшь. И
нисколько не больно,
что обернулась
правдою ложь:
новой судьбой сердце
довольно.
В Кансае*
Маки цветут. Зной с
утра.
Как заведённый ишак
рыдает.
Солнце сквозь дымку
зовёт: - Пора!
Заря умирает, день
наступает
по новому кругу, по
старой тропе.
Радио на полкишлака
стенает.
Время остановилось,
своё отпев.
Пыль за автобусом. Но
куда ей
за ним, набитом с
утра битком!
Горы мертвы… Коршун и
небо…
Жизнь! Только жёлтый
арык бегом
торопится вниз, где
ещё не был.
Только ребёнок,
подняв глаза,
с удивлением видит
своё ИНОЕ,
которого нет… В
мёртвом покое
зноя – горы,
молчание, небеса.
*селение в Средней Азии
* * *
Много людей,
да детей мало.
В гуще ветвей
солнце застряло.
Зной, аромат
сосен смолёных.
Птицы молчат.
Час истомлённых
жаждой лугов
за городами.
В сонме дымов
снами за нами
ходит судьба,
опустив забрало…
Всё - похвальба,
коль детей мало.
Помню – к реке
детство бежало!
Льдом по реке
откочевало.
Что чудеса?
В хлопотах вящих
в синь-небеса
нету глядящих…
Сказок елей.
Слаще не стало.
Много людей,
да детей мало.
* * *
Что уцелело? – лес да
река,
просека старая, небо
– с обрыва,
там – высота, стрижи,
облака,
здесь – вдоль тропы
- подорожник, крапива,
ягодник щедрый,
малинник, кипрей…
Что уж тут город!..
Камни, машины…
Кончилось время
друзей, людей
близких, надежд,
ожиданий вершины.
Долгая просека, жизнь
без конца!
Дальше и дальше, выше
и выше.
Мира молчание тише и
тише.
Синь непорочная в
руце творца.
Жаль – не видать ни
лица, ни венца.
* * *
Пророчества – как
стон
по жизни той, что
будет…
Хмельной колдует
бубен,
темна ладонь времён,
костром пылает век,
полынь на пепелище,
и чёрный ветер свищет…
И не поднимешь век,
чтоб разглядеть тот
день.
А здесь – горстями
света
дарует нам сирень
беспечный праздник
лета.
Под знаком Девы
Среди книг
потемневших, вещей ненужных
всегда спокоен и
одинок
живёт, избегая чужих,
недужных,
пьющих, скучающих, на
восток
молящихся и на запад…
Неторопливо
перо неизменное,
тяжелы слова.
Дней не считая, живёт
приливом
радости вящей –Вот,
мол, жива
в мире его душа!
Среди ночи долгой
глянет в окно –
увидит себя,
узнает, только седой
чёлкой
останется недоволен.
Нутром сипя,
прочтён написанное: -
Ожидание долго,
а жизнь коротка… Увы, так и есть.
Прикурит от спички,
ни пользы, ни толка
не ищет – счастливый,
а от чего – бог весть.
* * *
Сентябрь. И холодно,
и звёздно.
Сквозь ночь гляжу на
тёмный лес.
Подался бы в него, да
поздно…
Большой звезде
наперерез
крадётся искра
самолёта
свечой бездомной в
черноте,
как землю потерявший
кто-то
в той безответной
пустоте.
По Млечному Пути, в
зените
плывёт наощупь, как
во сне,
и звук далёкий: -
помогите!-
на память оставляет
мне.
Вот так и ты с иного
света,
где ты теперь навек
одна,
мне шлёшь последний
стон привета,
мучительный, как
тишина.
* * *
Серый дождь на
Литейном,
белый дождь на Неве.
Тёмным духом питейным
по табачной канве
жизнь течёт
городская,
но столкнувшись с
Невой,
отлетает слепая…
Дух травы луговой,
нежный холод
простора,
где гудят паруса
и плывут без укора
в прошлый век небеса,
лёгкой дымкой
растают,
изойдут тишиной
по гремучему краю
шумной жизни чужой.
* * *
Жизнь закипала в
мировом эфире:
из клетки стало – две,
из двух – четыре,
и дальше-больше…
Дружно, шумно, тесно,
уже и не хватает
места в мире,
а всё же весело и
интересно.
Но вот кому-то
разделиться лень,
кому-то поделиться –
горше редьки.
Как водится, пришёл и
чёрный день.
И улицы не те, и
песни редки,
и пиво с солью –
пресная вода…
Ах, если бы всё
началось сначала!
Но прежнего у солнца
нет накала,
и заливает божий мир
вода.
Остались только
крыши, провода,
и мчатся тучи, словно
в молодые
беспамятные, чудные
года…
Куда ты,
птица-тройка?
Мчат гнедые.
Ответа нет… Не будет никогда.
* * *
Тому назад полсотни
лет вот здесь,
где раздвоилась
торная дорога,
весь – ожиданье и
сомненье весь,
я жду тебя… До твоего
порога
идти – не хватит
юности. Но нет
ни разума, ни воли.
Околею,
но буду ждать, когда
плеснёт рассвет
в глаза мои улыбкою
твоею.
Одна дорога – сон, ночная Муза,
другая – ты, Мечта
- Весна и Боль.
Плывёт луны холодная
медуза,
сияет остро заморозка
соль.
Далёкий мир…
Померкшая изнанка
безумств… Потухшей
памяти канва…
Виденья юности,
судьба – цыганка…
Лишь ты, мечта, одна
ещё
жива.
2.Свет памяти
Л.Е.
У нашего озера
Ни души... Только
чайки и снег,
только волны и ветер,
и серый
горизонт...
Изнурительный век
отошел без надежды и
веры
в покаянье... Стена
камыша
вторит ветру, песчаную
тропку
заливает волна, не
спеша
смыть в минувшее
пьяную пробку.
* * *
Что наши речи - без Неё?
Что это золото заката
-
вдогонку Ей? Ей, без
возврата
ушедшей в новое своё
существованье... Как
стена,
неодолимость муки
этой…
Теперь Она навек одна
последней песней не
пропетой
спит среди звёзд… Что
Ей слова?
Что музыка? Что эти тени
земные, где Она жива
была?...
Не встанешь на колени –
Ей говорить: - Всё
впереди…
Темно. И в окнах ночь
немая.
Герань, пока ещё
живая,
томится, словно боль
в груди
* * *
Две заснеженных
могилы -
мать и дочь. И сосен
тёмных
храм немой, и звёзд
огромных
мир, дарящий свет и
силы
всем живым. А этим,
спящим
сном последним,
настоящим,
ничего уже не надо,
кроме звёзд и
снегопада.
* * *
Понимаю – уже никогда
не увидимся, словно
истлело
всё, что было – и
дни, и года.
Мне оно лишь
прибластилось: в белом
платье призрак сиял
надо мной
на холме, освещённом
луной,
и остался, как чудо
земное.
Всё иное теперь –
неживое,
улетевшее в сумрак
немой.
И не требует сердце
ответа.
Нет былого, грядущее
– ночь,
Даже память не силах
помочь
одолеть сновидение
это.
* * *
Могильная ограда.
Скамья. Лесной покой.
Осенняя прохлада…
Укрытая землей,
ты не поднимешь
взгляда,
и звать тебя с собой
в обратный путь не
надо,
ведь ты и так со
мной.
* * *
О ком ты думаешь?..
- О ней…
Не думай. Нет её на
свете.
В минувшей тьме, в
угасшем лете
лишь только зной и
суховей.
Сосна скрипит,
желтеет клён.
Жизнь не спеша
проходит мимо…
- Но как не думать?
Жизнь – не сон,
Она была жива,
любима.
И я в ней жил, и
вместе с ней
ушёл души моей
осколок…
И вот – всё сумрачно
и голо,
и листья первые – с
ветвей…
* * *
Твою могилу освещает
луна… Ты помнишь этот
свет?
Он словно в тайну посвящает,
что жизни нет, и
смерти нет,
а есть полночное
пространство.
Оно бессоннице твоей
дарило зыбкое
убранство -
летучий лепет
тополей.
Ты тенью у окна
стояла,
и тенью навсегда
ушла,
и небом безмятежным
стала,
как свет легка, как
ночь светла.
И ночь твоя теперь не
тает,
и, за собою не маня,
в твой руке свеча
мерцает
всё дальше, дальше от
меня.
* * *
Обнимемся с тобой…
Пора разлуки
вся изошла, отныне
навсегда,
как в давнем сне,
сойдутся снова руки…
- Ты здесь? Ты –
правда? И – навеки?..
-Да.
И длятся в тишине
полёт, паренье.
Глаза
туманно-счастливы судьбой.
Плывут слова
посмертного смиренья,
не сказанные мне –
тобой.
* * *
Не уходи. Не уноси
надежд. Живи! Мои
обиды
прости. Не отпустил
мне сил
всевышний: суетой
отбиты
бока. И ревности моей
не помни. Ты и я – мы
дети
луны и звёзд, и
смутных дней.
Не будем же в долгу
за эти
«дары»… Не уходи!
Остань -
ся здесь, где мы входили
в весенний лес, как в
Иордань.
Мы жили здесь, мы
вместе были…
Не уходи! И этот час
не называй последним
мигом.
Кончины роковым
веригам
скажи шутя: не в этот
раз…
* * *
Ты одинока. Ты одна –
в земле…
Спешащих нас за
чем-то и куда-то,
не помнишь и не видишь в стылой мгле,
в седой позёмке
зимнего заката.
Ты не вольна ни быть,
ни вспоминать.
Лишь в тихий час
твоей зари небесной
сожмётся сердце, и
уснёт опять
в сырой земле в твоей
темнице тесной.
* * *
Белая ночь позади,
розовый день на
пороге.
Тихо и ясно в груди,
как на весенней
дороге:
вся пустота –
впереди,
ветер, древесная
дрёма…
Нет, я не зря посадил
эту рябину у дома.
Ровный рябиновый
цвет,
утро моё освещает,
пламенем солнца
задет,
он мне тебя
возвращает.
3.Под парусами
Ночные стихи.
Спит Ялта, море спит, неторопливо
вращается безмолвный небосвод.
Спит кипарис, и бродят сны лениво
вдоль санаторных запертых ворот..
Сегодня ночь прохладна и ясна,
луна спокойно освещает море,
а там вверху, на чётком плоскогорье
поёт цикада о начале сна.
И теплоход, медлителен и тих,
плывёт какой-то ёлочной игрушкой,
и каждый камешек надраенной полушкой
сияет в небо с берегов ночных.
Какая ночь! Сейчас бы навсегда
забыться сном, в котором будут волны,
как облака, внимательно-безмолвны,
ласкать
пустующие города.
Эй, не греми ключами, старина!
Прилежный страж, пусть спит твоя столица:
такая ночь врачует времена
и души всех, кому сейчас не спится.
Моё окно.
Когда на весь огромный дом,
на эту сотню чёрных окон-
одно моё, как в горле ком,
как нож, дежурящий под боком.
Одно моё - на целый дом!
На целый мир - одно. На полночь
мертвецкую - одно. На помощь
зовущее всех, кто знаком.
Как плавится оно и льнёт
ко всем, кто мимо, мимо, мимо!
Как яростно и нестерпимо
молчит горящий этот рот!
Но лишь меня он нынче пьёт
и
впитывает - словно губка,
за необдуманность поступка
карающий водоворот.
Как сердце, вот оно - окно,
зовущее:- Не обойдите!
Войдите же! Ведь вам темно!...
Но,видно, вы к другим спешите...
* * *
Веронике
М.
Дух расставанья во всём-
в ласточках, в резком качанье
веток, в молчанье твоём,
в грустном, последнем молчанье.
Долго и тихо бредём,
в сердце - ни звука, ни слова.
Поздняя осень готова
листья рассыпать кругом.
Знаю, и там, за углом
тот же напев расставанья:
там, за углом, волнолом
грянет набатом скитанья.
Стоит ли дальше идти?
Всюду углы и обвалы.
Там - бездорожье и скалы,
здесь - окончанье пути.
Кончено! Видишь? - гроза
в полгоризонта пылает.
- Видишь? -
и небо сжигает
преданных туч образа.
* * *
За мелочь, за сущий пустяк,
слетающий с клавиш, за гаммы,
как нищий за стёртый пятак,
к асфальту склонился б губами.
За гулкий, летящий вразнос
восторг - без толчка и причины,
за пальцы, за пляску волос,
за жёлтую ветку рябины
В дрожащем стакане, за то,
чтоб в этом нежданном прибое
в распахнутом настежь пальто
стоять и не знать о покое...
За это отдал бы сейчас
и синее море, и скалы,
над степью восторженных глаз
склонялся б, как демон усталый...
За мелочь, за сущий пустяк,
чтоб только знакомые звуки,
как старый и пьяный чудак,
к тебе подымал бы я руки.
Млечный Путь.
Одна дорога - как стрела,
другая - как петля на шее.
Одна - чтобы к делам скорее,
другая - чтоб забыть дела.
А эта - пролегла, как сон,
как высохший ручей - сквозь лето,
а эта - как застывший звон,
разбитого преградой света.
А эта - сколько ни иди,
не кончится, не оборвётся,
как жажда тёплых губ - в груди
заросшего травой колодца.
А эта - сводом без опор
легко соединила море
и сумрачное плоскогорье
за первою грядою гор.
И кажется - подать рукой....
Но мчатся за годами годы,
и медленно над головой
смыкаются иные своды.
Отъезд.
На камни бросив плащ,
сижу на чемодане.
..О, чаек тихий плач,
предвиденный заране...
А море так шумит,
так бьёт волной о берег,
как будто в прежней вере
щебёнкой стал гранит.
Как будто сверху вниз
оно сейчас ударит
и крикнет : "Берегись!",
когда уже ошпарит...
Увы, не стоит греть
слезой щеки прохладу:
опять дороги плеть,
и - в путь, но не в Элладу.
Опять – от тяжких дум
боюсь на плач сорваться...
Опять мне моря шум
стал тишиной казаться.
Возвращение.
Так возвращаются домой
от всех дорог и от скитаний,
так
тянется со дна Титаник
к луне, плывущей над водой.
Так опускается к земле
вода, взлетевшая когда-то,
чтоб слиться с пламенем заката
и стать звездой в весенней мгле.
Так возвращаются с сумой,
узнавшей тяжесть подаяний,
так лёгкость летних одеяний
притягивает нас весной.
Так припадают к тишине,
чтобы услышать, есть ли эхо..
А ты - моей последней вехой,
поднимешь ли глаза ко мне?
Чонгар.
Чонгар, как жилка на виске..
Всю ночь твержу - Чонгар, Чонгар...
Построил домик на песке
и вот боюсь - а вдруг пожар,
и я под утро застаю
остатки пепла у воды.
О, кто же хижину мою
не спас, не спрятал от беды?
Колёса клонят в тёплый сон,
а я твержу: - Чонгар, Чонгар..
А вдруг просплю я твой перрон,
Чонгар, Чонгар, последний дар
материка? Я у окна
ловлю далёкие огни
сквозь первые налёты сна:
а вдруг они? А вдруг они?
Как с нетерпением моим
терпеть? Не вытерплю я, не...
А утром кто-то шепчет мне:
-
Проехали, начался Крым.
Преждевременная весна.
Шумело, как осенью поздней,
стучало весь день по стеклу,
как будто предчувствие козней
толкало - поближе к теплу.
И, правда, - как только стемнело,
я понял по стуку ветвей,
что там на лету леденела
высокая стая дождей...
Да что это? Жгучая жалость?!
По слякоти разве печаль?
Иль в плен никогда не сдавалась
весна, атакуя февраль?
Но в стройном ряду объяснений
я вижу юнца без погон,
он плачет, упав на колени,
как женщина в день похорон.
Конец вдохновения.
Подумаешь:- Не зависть ли опять?
Не оттого ли, что другие могут
пусть позади, но непременно в ногу
за
временем усердно поспевать?
Подумаешь:
не горечь ли спешит
залить свинцом намеченные строки?
Не грусть ли вновь, опережая сроки,
опутала твои карандаши?
Но не сдаёшься, и, сгибая бровь,
ноздрями ловишь слабый запах мира,
и, как мишень,- в табачной дымке тира,
глазами ждёшь, на мушку ловишь новь.
...А над тобой такая синева,
и птиц осенних гаснущие звуки...
Так вот когда пустеет голова
и вдохновенье опускает руки..
Уже начинался...
Уже начинался отлив.
На север тянулись туристы
и берегом нашим скалистым
владел невесёлый мотив.
Пустела дорога на пляж...
Вот так полевые дороги,
когда их кладёт карандаш
на ватман, - пустынны и строги.
Я знал, что настанет пора
лежать на песке одиноко,
но так - чтобы горечь - с пера,
но так, - чтобы радость - далёко,
но так,- чтобы с болью смотреть
вдогон проходящим машинам...
Не знал, и не думал болеть
дорогой, пропахшей бензином.
Но кажется, вышел черёд
и сердцу почувствовать вскоре
всё то, что мне вынесет море,
всё то, что оно унесёт.
Дача Шаляпина в Симеизе
Мы петляли в промокших горах,
нас легко облака обгоняли..
Мы в тумане нашли бы едва ли
старой дачи Шаляпинской прах.
Но на севере стало светлеть,
и, соскучившись за день о ветре,
листья скрипками стали на треть
и на треть обнажилась Ай - Петри.
И тогда от шоссе в стороне
в тополях промелькнули обломки,
и стволы, обрывая постромки,
к нам рванулись, как ночь - к тишине.
"..Здесь он пел, здесь курил, здесь
кутил,
Бас обвалом катился с карниза.."
- Ах, молчи, не труби, старожил!
Мчим назад, на огни Симеиза!
У меня
не кладбище в груди.
Пусть трава эти камни задушит,
пусть мне в насторожённые уши
только море поёт и гудит!.
Есть музыка...
Есть музыка, не то, чтоб хороша,
не то чтоб совершенством отличалась:
есть музыка, которую душа
упрашивает, чтобы не кончалась.
Есть музыка случайная, как сон.
Но что там сон, когда глаза открыты!
..Пустынный дом, играет патефон,
и снег в окне, и вы с любовью квиты...
Жалеть старо. Пустынна и мертва
дорога в те года, что отлетели.
И, слава богу, новые метели
уж не приносят старые слова.
Тогда - игла , и та была тупа,
тупей, чем запоздалое усердье,
тогда и кровь моя была скупа,
ни сердце не питало, ни предсердье.
Но музыка, забывшая о нас,
ещё плывёт, и хочет завершенья.
Она жива, и в сердце наших глаз -
тоска весны, умершей от сомненья.
Пять песен.
Вступление.
Я пять венков сегодня ночью сплёл,
их белизна мне на руки ложится,
их тяжестью беременна страница,
как альбатросами залив и мол..
Я пять венков бросаю в синеву,
и кольцами незаходящих радуг
вечерних солнц осеннюю траву
они обрызжут сквозь лучей ограду.
И с высоты, кругами расходясь,
они, как эхо, поплывут обратно,
загадочно и медленно дробясь, -
прильнуть к губам весенне и невнятно.
Песня скалы.
И в небе, и в море спокойно,
и берег торжественно пуст,
а ветер протяжно, как дойна,
с далёких срывается уст.
Я слышу протяжные мессы
и в море - юнцов голоса:
там шхуна идёт из Одессы,
на реях собрав паруса.
Но скоро растает и это,
и только одно в вышине
останется полное света
светило, поющее мне.
Всё станет опять, как в начале:
я буду под тенью листвы
девчонкой стоять на причале,
и станете скалами вы.
Песня паруса.
Тамань сегодня в дымке голубой,
и паруса, идущие оттуда,
мерцают, как поблекшая полуда.
Не их холстине меряться со мной.
А мне в лицо, как синяя капель,
летит волна, разбитая на брызги,
и горизонт берёт меня на близкий
прицел, мечтая посадить на мель.
Но я лечу, упорный, как снаряд ,
простившись с тетивою побережья,
и не решусь спросить у ветра: - Где ж я?
и не спешу узнать: - Когда ж назад!
Песня облака.
Сегодня я видело сон:
я в озере синем купалось
и в сети случайно попалось,
как
ветру морскому в полон.
Сегодня я видело сон:
я в рельсах куда-то летело,
и вдруг налетевший перрон
подмял и разнёс моё тело.
Сегодня унёс меня сон
по руслам стремительных вёсен.
Но вдруг потемнел горизонт
широкими тенями вёсел.
Я вырвалось! Снова лечу,
всё дальше от ив и сирени
- Я – облако! - людям кричу,
не помня своих сновидений.
Моя песня.
Не завидую птицам
и летать не хочу -
не по росту синицам,
чайкам не по плечу.
Соловьи? Но какая
радость слушать себя?
Лучше листья роняя,
жить, прохожих любя.
Лучше - парусом в море,
лучше - просто волной,
лучше - на косогоре
бузиной, бузиной...
Песня дерева.
Вам кажется, что это просто
смотреть на окна со двора,
как заблудившийся подросток,
тепла не знающий с утра,
Вам кажется, что листья эти
терять ветвям - как спички вам.
Вы рассуждаете как дети,
стреляющие по скворцам.
Вам кажется, что просто слышать,
как птицы ночью голосят:
- Прощай, мы улетаем, крыша!
Прощай, мы улетаем, сад!
Нет, я порву сейчас с корнями
и с тяжестью материка,
взмахну отчаянно ветвями -
и улечу под облака!
Последняя ночь.
Как просто опадают с губ
слова, которым нет ответа...
Ну, вот и улетело лето,
и друг ваш на признанья скуп.
Пора и врозь, как всем другим.
Оставим морю мол и скалы.
Пора к пристанищам своим
зубрить знакомые кварталы...
Я слушаю себя и вру
о будущем весёлом лете,
и твои слёзы на ветру
дробятся, как при лунном свете.
А там внизу, а там вдали!..
О, мне бы лучше за тобою
брести по краешку земли
и плакать, и шептать прибою
слова, в которых смысла нет,
но есть вот это, есть вот это:
- Не может быть, за столько лет-
и вот так просто гаснет лето!
Ритм моря.
Не знающее ни слова
О рифмах и о размерах,
бредущее по дорогам
синевы и молчания,
взывающее к покою
отпылавших созвездий,
несущее к побережью
Свои широкие волны,
о чём ты бормочешь, море,
сквозь бороду белой пены
за рампой огней прибрежных
под набережной высокой?
О чём позабытом стонешь,
разбиваясь о скалы,
какое грядущее плачет
у тебя под пятою?
Но о чём бы ни пело,
ранишь ты неизменно
неутраченным ритмом.
бесконечности вечной.
Содержание
1. Долгая просека 3
В осенней
ночи 4
Мне повезло! Когда
гроза 5
В замкнутом
пространстве 6
Умрёшь – и не узнаю, 7
Приснился снег и
старый двор, когда-то 8
Всю ночь стою у
мачты, уплываю. 9
Ночное 10
Куда ты, Времени
Река? 11
Мелькнула, канула во
тьму… 12
Шёл - и не видел
конца 13
Соседка по сидению,
седая, 14
Предки 15
Разлука 16
Вокзальные гудки, и -
между ними 17
Сети вязать, в море глядеть, 18
Плющ на ограде,
мальвы в саду, 19
Жури, суди меня, казни 20
Голос женщины в тихой
ночи: 21
Мелькнувший птицей за
окном вагона, 22
Стареет лев. Но
терпкий запах зноя 23
Попутчики 24
Был светоч – и погас. 25
Разучился помнить.
Вспоминать 26
Читая Тютчева 27
И вот – все годы на
виду,………………… 28
Это не яблоки, а -
трава. 29
Время течёт! –
разевай рот, 30
Чёрная берёза 31
Незнакомец 32
Память 33
У времени в тени, 34
Как Гёльдерлин
безумный, я читаю 35
Пластинка Э. Пиаф 36
Шум моря, тёмная
вода… 37
На Чёрной речке -
ночь и снег 38
В Забайкалье 39
Луна. Сверкающий
морозом 40
Река темна, сильна.
Мне сверху видно 41
Трезвый молчит,
улыбается пьяный, 42
Перегоревшие мечты 43
Окраина 44
Мольба 45
Сторонясь суетливых
людей, 46
Я не искал путей в
чужие страны. 47
Не лес, а лестница
туда, 48
Каждый день умирает
весна. 49
Тут не доешь, там не
допьёшь. 50
В Кансае 51
Много людей, 52
Под знаком Девы 54
Что уцелело? – лес да
река, 55
Пророчества – как
стон 56
Бабьего лета 57
Серый дождь на
Литейном, 58
Жизнь закипала в
мировом эфире. 59
Тому назад полсотни
лет вот здесь, 60
Ты, как и в жизни,
стороной 61
Не понимал, что
покидаю 62
Наелись сладкой
редьки, 63
Весёлой улица была! - 64
Уходит в лес, и вслед
за ним - собака, 65
Бабушка Паша 66
Безлюдно в храме
днём, и тем слышней 67
Была строка и –
улетела, 68
Он болен ей. Он знает
только этот 69
В миг радости и
тризны 70
2.Свет памяти
72
У нашего озера 73
Что наши речи - без Неё? 74
Две заснеженных
могилы - 75
Понимаю – уже никогда 76
Могильная ограда. 77
О ком ты думаешь?.. 78
Твою могилу освещает 79
Обнимемся с тобой…
Пора разлуки 80
Не уходи. Не уноси 81
Ты одинока. Ты одна –
в земле… 82
Белая ночь позади, 83
3. Под парусами 84
Спит Ялта, море спит,
неторопливо 86
Дух расставанья во
всём 87
За мелочь, за сущий
пустяк, 88
Отъезд 89
Возвращение. 90
Конец сезона... 91
Дача Шаляпина в
Симеизе 92
Песня облака. 93
Не завидую птицам 94
Последняя ночь. 95
Уже начинался отлив. 96
Ритм моря.
…………………………………97
