СЕГОДНЯ
НОЧЬЮ
БУДЕТ
СНЕГ...
стихи
1997
* * *
Сегодня ночью
будет снег.
Октябрь уже
закончил дело.
Все, что пылало -
отгорело,
покинув ветви,
улетело,
умчалось в
прошлое навек.
И одинокий
человек,
пустынный двор
пересекая,
напоминает
прошлый век...
Какая бедность!
Глушь какая!
Какие сирые дома!
Какая горькая
забава
знать, что на мир
идет зима,
что всех нас
захлестнет облава,
и все ж без толку
и ума
желать участия,
спасенья,
случайной
весточки, письма,
удачи, чуда
исцеленья...
Синица стукнула в
стекло,
вспорхнула,
отлетела боком
в лес, где уютно
и тепло.
А здесь так
пусто, одиноко.
Уходит солнце на
ночлег.
Волна молчанья
мир накрыла,
ввысь вознесла,
вниз опустила,
и вдруг
остановила бег...
И медленно, как
сон по жилам,
полился с неба
снег.
* * *
Счастье! Ради тебя одного
затеваю дорогу,
блуждаю
в одиночестве, и
никого
не люблю, не
зову, не желаю
так вот - носом к
лицу, в простоте
естества... Нет!
Хочу и желаю,
но даю настояться
мечте,
как таежному
терпкому чаю.
Верю, помню: так
было всегда!
Что-то пело,
дышало, манило
и пьянило, как
утром вода
из ковша ледяного
знобила.
Сон, и свет, и
щелчок соловья,
и стеканье смолы
по горячим
соснам, солнце, и
счастье, и я,
полный ими... Да
мало мы значим
для того, кто
стоит за дверьми
суеты... Снова
память латаю.
Нет, я имени
счастья не знаю,
и с надеждой
слежу за детьми:
вдруг услышу,
увижу, поймаю!
От темна до
темна...
Вставай! Уже
уснули соловьи,
уже трепещут
удочки твои
в предчувствии
сверкающей добычи,
уже роса,
разбрызгивая свет,
услышала, как
день идет, по-бычьи
в сырой траве
прокладывая след.
Проснись! Уже
пропели петухи.
Уже берез
недвижные верхи
объяты солнцем.
Гуси на воде
гогочут, разметая
пух тумана.
И робкий линь
застыл вблизи кукана,
как перепел в
неверной борозде.
Очнись! Уже земля
раскалена.
Поторопись! К
закату склонена
вершина
неба...Что же ты, ей богу!
Тень новой ночи,
тяжкая, как ртуть,
перед тобой упала
на дорогу,
тоской и счастьем
разрывая грудь.
* * *
В ожиданье какого
прозренья,
в утверждение
счастья какого
кружит коршун,
как слово творенья,
как порвавшее с
памятью слово?
Потерявший былые
резоны,
отрешенный от
будней и крова,
кружит ныне и
присно, влюбленный
в чистый очерк
ландшафта земного,
в эту чашу
извечного поля,
рдяной рощи и
поймы зеленой...
Неужели одна
только воля,
глаз холодный и
коготь каленый
держат в небе?..
О, цепкая хватка!
Как повержен я
завистью давней!
Приняла б меня
высь - без остатка
навсегда
растворился бы я в ней.
Ну, а если и он -
на аркане,
этот коршун? И
острое око
зачарованно, зло,
одиноко,
словно нищий
монетку в кармане,
ищет брешь в
колдовском океане?
* * *
Безмятежна,
солнечна, легка,
эта радость
сердцу не изменит:
даль весны,
дорога, облака,
от росы озябшие
ступени...
С новой лаской
узнает рука
навсегда уснувшие
в смиренье
на ветвях
сегодняшней сирени
пряди
прошлогоднего вьюнка.
* * *
Будет ветер в
деревьях шуметь,
и ночные огни,
замирая,
будут в прежней
надежде гореть,
новых путников
вдаль зазывая.
Будет ветер в
деревьях шуметь,
бытие заглушая
былое.
Будет темное небо
пустое
безымянными
звездами тлеть.
Будут в новом
порыве творца
толпы снега над
миром роиться.
Будет снова
метель-огневица
их носить по
земле без конца.
И когда, озираясь
на плеть,
нас в грядущее
вынесут кони,
дальним эхом
уставшей погони
будет ветер в
деревьях шуметь.
* * *
Сейчас я есть,
потом меня не будет...
Там в сумерках
стучит цыганский бубен,
костер трещит,
конь фыркает, пищит
в траве засохшей
мышь, неторопливо
туман с реки
идет, звезда дрожит,
стоит цыганка, долго,
сиротливо
ее зовет ребенок
- этот вид
не выдумка: я
буду здесь потом,
меня привяжут к
дереву кнутом,
чтоб проучить за
мелочь дерзкой кражи,
чтоб мать, скосив
померкшие глаза,
смотрела, как над
ворохом поклажи
моя рука свисает,
как лоза.
Я убегу, и примет
степь меня.
Сон зашумит, как
вихрь, как птичья стая.
Проснусь от
холода в начале дня
и пожалею, что
мой сон растаял.
И загремит часов
наручных бубен:
я снова здесь,
и... вновь меня не будет.
* * *
Томленье струн и
света истеченье.
Еще без слов,
послушна пальцам только,
родится песнь.
Луны вечерней долька
скользит по
струнам - музыки свеченье.
Как будто
медленной реки теченье
ветвям плакучим и
рукам послушным
внушает мысль,
что эта жизнь-стеченье
случайных слов с
молчаньем простодушным.
И в мимолетном
обретенье смысла,
в союзе пальцев и
струны родится
душа, и тайная в
глазах двоится
звезда, что молча
вдалеке повисла...
Внимать и верить!
И оно продлится -
простое счастье
видеть, слышать, помнить
дни и года,
которыми наполнить
нас пожелает
времени десница.
Внимать и
верить!.. Опустив на струны
ладонь, ты
умолкаешь... Тихо, долго
краснеет над
землей осколок лунный,
другой в реке -
два тлеющих осколка.
* * *
Пустая улица,
трамвай,
Сирень, и рельсы
голубые...
Бери и к сердцу
прижимай
детали радости
скупые.
Ни чьих следов,
ни чьих шагов.
Пух тополиный,
голубь сизый.
Среди ветвей
росою снов
блестят оконные
карнизы.
Идешь, а словно
бы летишь
с давно минувшего
свиданья.
В нем - только
руки, губы лишь,
сверчки, стрижи и
ожиданье...
Чего!? Не помню... Глубины,
простора, мира,
выси Млечной,
невинности и
тишины,
звенящей,
радостной и вечной!?..
О, этот тополиный
рай!
День будет ясным,
долгим, знойным.
Звонком согласным
и спокойным
тревожит прошлое
трамвай.
* * *
Пыль отдыхает,
уснула листва.
Дождь моросящий.
Память мертва, и
разлука права...
Легкий, знобящий
трогает душу
осенний сквозняк.
Кончилось лето.
Вот и не может
укрыться овраг
рощей раздетой.
Ни костерка
запалить, ни вкусить
вишни засохшей:
дрозд подобрал.
Паутинная нить
болью оглохшей
лопнула. Тихо.
Немая на вид
камню на темя
села пичуга.
Сидит и стучит
глухо, как Время.
В итоге
Так просто
гляделось в окно!
Так просто сквозь
грусть пробивалась
надежды бесценная
малость,
и счастьем дышало
окно.
Так просто
невинные дни
пылинками мчались
куда-то...
Кто думал тогда,
что они
уйдут без следа и
возврата!
Стою, запрокинув
лицо,
на дне
вековечного бора.
Продуто мое
пальтецо,
и кровь
остановится скоро.
И тщетно с
замерзшей губы
вопрос обреченный
спадает:
неужто для этой
судьбы
нас быстрое время
рождает?
Свет выгорел.
Стало темно.
И горько
воскликнула зрелость:
- Да было ли это
окно,
в которое пелось, гляделось?
* * *
Хорошо нам в
гостях на земле.
Век наш долог, и
явью и снами
мы богаты, и ноги
в тепле,
и веселое солнце
над нами.
Тополей
благодатная весть
о зените весны до
печенок
просквозила, до
слез. Так и есть!
Что поэт? -
сирота и ребенок.
Рад покорной
ладони листа,
капле солнца,
дождя аромату.
Хорошо на земле!
И чистa
синева... Опускаю
лопату
в лоно черное -
рыхло! Тепло!
Пряно! Корни
травы, словно жилы.
Как у вас тут
дела, старожилы?
Просыпайтесь! На
запад пошло
солнце... Вечер
медлительный. Вид
потерявшего блеск
фотоснимка.
Вечной жизни
весенняя дымка,
поднимаясь из
праха, дрожит.
* * *
Оставьте ваши домыслы в покое!
Не наделяйте
тополя тоской
и слабостью: они
и в этом зное
не рухнут ниц на
камни мостовой.
Не наделяйте
тополя мечтами
и памятью о
временах иных:
в тревожный час,
вооружась свечами,
они не станут чад
искать своих.
Да и зачем
стоящим над веками
деревьям знать о
тяжести разлук!
Им нет заботы,
разминувшись с нами,
искать забвенья
от сердечных мук.
Не лучше ль нам
самим на пире званом
звезд и молчанья
- у росы в плену-
стать листьями,
чтоб мира тишину
делить по-братски
с луговым туманом!
* * *
В Никольском
тишина и свет.
Стою на пятачке
притвора.
Рокочет голубь...
Сколько лет
прошло! Еще
чуть-чуть - и скоро
нам будет встреча
в том краю,
где души легкие
витают,
и жизнь минувшую
свою,
как сон осенний,
поминают.
До встречи той
недолог путь.
Во всяком случае,
короче,
чем до
имевшей быть...Просрочен
мой долг - и
некому вернуть.
Бреду в минувшее.
Далек
тот день, когда
тебя отпели
земли последние
метели,
звезды последний
уголек.
Собора тишина и
свет.
Звонят. Лучи
парят у входа.
А ты - за синей
дымкой свода,
и взгляд твой -
этот синий свет.
* * *
Оставим в покое слова!
Слова наши слепы
и глухи,
и лживы, пожалуй:
едва
умолкли, и клещи
разрухи
уже разнимают их
плоть.
Усердное пламя
забвенья
свершает законное
мщенье.
Попробуй его
побороть!
К кому улетают
слова-
Не знаем. Кто
слышит их? Те ли,
кому
назначались?.. Метели
пришли. Почернела
листва.
Туманные строки
письма.
Глухие, как
шепот, признанья.
Угрюмый барьер
расстоянья
их выстудил,
словно зима.
Да, видно поземка
права!
Мы служим словам
и капризу.
И ветер - крупой
по карнизу -
о том же: -
Оставим слова!
* * *
Еще немного - и насквозь
продутый мир
раскроет дали,
где все
свершилось и сбылось:
и снег пришел, и
реки встали,
и санный след по
целине
в сверканье
солнца безоглядно
летит в минувший
век. Нарядно
мерцает иней в
тишине
березняка. И нет
ни слов,
ни слез, ни
писем, ни печалей,
ни плит
надгробных, ни скрижалей,
ни деревень, ни
городов.
Лишь только в
красный час зари
вечерней
солнечное око
глядит сквозь
ветви одиноко.
Но скоро и оно
сгорит.
* * *
Россия... Как по
тетиве щекой...
И опускаешь лук,
и, глядя в воду,
покорно пьешь,
как яд, свою свободу,
твердишь себе,
что нет судьбы другой,
как только небо,
словно невод злой,
тащить всю жизнь,
упрямо ждать улова,
и слушать соловья
и волчий вой,
май привечать,
зиме сдаваться снова.
Под рокот синих
вод среди широт
безжизненных с
ладони белой дюны
внимать тебе, и
различать полет
крыл журавлиных -
легких, быстрых, юных.
Струна, сорвавшая
себя с колка!..
Из-под ноги песок
течет с обрыва.
Глядишь и ждешь :
сейчас тебя река
в другое время
понесет игриво!..
Как будто мира
ледяной покой
рвет быстрый
полоз, пролетает мимо -
туда, где жизнь
скучна, а смерть любима...
Россия! - как по
лезвию рукой.
* * *
Вскользь - коньками по льду - свиристели
пронеслись,
пропали до весны
радужным сияньем
канители,
радостью
нечаянной капели.
И теперь в висках
от тишины
ломит. Дни, как в
пропасть, полетели,
снег незваный
лег, слепит глаза.
Одиночеством
заныли щели:
где она, когда ее
пропели-
нашу песню наши
голоса?
Не ответит эхо.
Дни, недели,
месяцы... Уснул
под снегом след.
Лишь одни
случайно уцелели,
повторили мельком
свиристели
отзвучавшей жизни
флежолет.
* * *
Все, что было,
останется в нас.
Этот зыбкий
остаток- былое -
ты упрямо хранил
про запас.
Золотое, босое,
больное,
бесприютное- все
на ветру,
неуемное- все без
остатка -
на виду...
Подбегаешь к костру,
а в огне - целой
жизни разгадка:
эти искры,
летящие ввысь,
в черноту, где ни
зги, ни просвета.
А в тебе -
ликованье ответа
и призыв:
Улыбнись! Опустись!
И - нисходит! И
сердце твое
наполняет
восторгом полета-
жизнь! И эхо
доныне поет.
Лишь немного
потрескалась нота,
лишь поблек
оскудевший запас.
Дни летят -
удержать невозможно.
Но душа уповает
тревожно:
все, что было, да
будет при нас!
* * *
Довольно ждать.
Напрасный, тяжкий труд.
Пустое ожиданье.
Миновали
десятилетья.
Гости не придут.
Всю ночь шел
дождь, и тополя стонали.
Я, замерев у
лампы, повторил
свои года- и
чистая бумага
подсказывала мне
по мере сил,
какая душу
нянчила отвага,
какие сны внушали
жажду быть
и ждать от мира
солнца и привета.
Все кончилось, но
в тонкой щелке света
упрямый дождь не
перестанет лить.
И вкус былинки на
губах сладит,
и в почерке
судьбы сквозит поблажка:
да, жизнь не
праздник, ожиданье тяжко,
но посмотри
сквозь ночь и дождь в зенит!
Там беглая опять
зажглась звезда!
И в сердце
замаячила тревога.
И робко
обозначилась дорога.
Не видишь?!.
Выше. Выше! Вон туда...
У могилы Татьяны
Гнедич
- Что эта грусть неведомая значит?
Ничто не умерло, но что-то плачет...
Дж. Байрон
"Дон-Жуан"
(перевод Т.
Гнедич)
Гроза, как лось
рассвирепевший,
трещит в
кладбищенских деревьях.
Шум брани, пьяный
гул кочевья!
Осиротевший,
обомлевший
мир просит
тишины, а ветер
так яростен, что
слышно стоны
тех, кто еще на
этом свете
был сыт им
вдоволь... Бьет поклоны
клен - кажется,
могиле нищей,
а не грозе. Давно
истлевший
венок - щенок
осиротевший -
промок, но
стережет жилище
твое, твой
терпеливый гений
чеканщика. Ты
острой раной
болишь в металле
строк, в сирени,
принявшейся над
безымянной
обителью. Ни
слов, ни знака,
что здесь отныне
и на веки -
твой дом. О, не
тюрьма, однако,
прижизненная!
Слышат веки
великую грозу. Вы
- рядом!
Гудят в твоем раю
скрижали.
И брезжит
грозовым разрядом
бессмертная слеза
печали.
* * *
Как день назад и
год назад,
на пустыре между
домами
стоит,
откинувшись назад,
глядит, как там,
под облаками
его крылатый
легион
восходит легкими
кругами.
И шест свой
опускает он,
и занемевшими
руками
к губам подносит
огонек.
Прикуривает.
Гаснет спичка.
Неистребимая
привычка,
всеутолительный
глоток
блаженства -
белых голубей
кружение, урок
свободы!
Бутылка пива.
Бутерброды.
Вода и чашка
отрубей
для тех, что в
высоте парят.
Глаза светлеют и
слезятся,
но сил от неба
оторваться
нет, как и жизнь
тому назад.
На станции Евсино
Евсино. Старый
вокзал.
Зал ожидания.
Печь.
Вспыхнул огонь.
Заплясал.
Слуха дотронулась
речь:
- Дай папирёску,
сынок...
Пьяной улыбкой
сверкнул,
взял у печи
уголек,
и замолчал, как
уснул.
Мимо состав
прогремел.
Ночь с пустырей
подошла.
За неимением дел
тихо запел из
угла...
Евсино. Снег.
Тишина.
Необозримая ширь.
Строгая нить
полотна.
Злая поземка.
Сибирь.
Сумрак. Скамья
МПС.
Странные эти
глаза.
И в ожиданье
чудес -
счастья хмельного
слеза.
Памяти певца
Валерия Агафонова
Так петь - живым! Так пристально искать
в глазах живущих чистый взгляд ответа!
Так из земли вставать! Так жить опять,
что сердцу страшно вновь за счастье это!
Так ждать в толчке струны рывка - навстречу
к той световой пурге, к той межевой тоске,
где ничего нельзя сказать струной и речью,
где боль, и свет, и ночь висят на волоске.
Так замирать! Так звать! Так ждать! Так забывать,
что где-то там вверху, в темнице звездной ниши
та, что была весной, тебя не ждет опять,
не просит новых встреч, и прежних слов не слышит...
* * *
Л.Бондаревскому
Друг приехал. Снег идет.
Кухня. Теплая беседа.
Дым табачный. Горький мед.
День короткий. Привереда-
время не убавит шаг.
Выдохлось. Улыбки. Сборы.
Не расстанутся никак
руки. Реки-разговоры
гонят новую волну -
о всемирном, о приватном...
До трамвая и - обратно
побреду в свою страну.
На стекле узорный лед.
Вспять свиданье побежало.
Жарко вспыхнуло начало:
друг приехал, снег идет.
* * *
Бегун, принесший весть из Марафона,
о коем нам известно, что он умер,
пришел в себя - уже забытый в шуме
толпы афинской. Спятивший от звона
обрыдлых лат, он тишине подставил
лицо... О, хмель желанного покоя!
Ты никого на свете не прославил,
всех стоя благ и - ничего не стоя...
А ночь течет, и ворожбою звездной
играет небо: пусть твой век исчислен,
но дышит радостью шальной и грозной
смерть, затаенная в прозрачном смысле
простого возгласа - <Мы победили!>
Звенит цикада. Запахом полыни
исходит облачко дорожной пыли.
А вот и дом! В рассветной нежной сини
открылся куст, который ты когда-то
на камнях посадил. О, жизнь! Как цепко
все держит здесь!.. Очаг, не ты ль зацепка?
Любовь, не ты ли - вызов бренным латам?
Давай, бегун, наполним кубок полный
за всех, кто смерти не подал десницы!,
за всех, вернувшихся домой, как волны -
к земле!, за тех, чьи души ныне - птицы!
А слава пусть спешит за все пределы.
Бог с ней! Не нам носить её одежды...
Еще глоток! - За старые надежды,
за радость снова жить - ростком несмелым!
Отпускник
Он целый день летел из Магадана,
пока внизу хмельная дымка дня
зеленым светом вещего обмана
не позвала его с седьмого дна.
Он увидал, как в камни бьет прибой,
и молодости вспыхнувшая сила
его волной горячей окатила,
и в плен взяла, и повела с собой.
Беззвездной ночи влажная рука
была нежна, настойчива и властна,
и поцелуй вина тянулся страстно
к душе, еще одетой в облака.
И он покорно целовал вино,
благословляя свет на дне стакана,
пока угрюмый демон Магадана
плечами застил душное окно.
Потом блистала музыка, сверкал
веселый зал, и женщина сияла,
и роза, свешиваясь из бокала,
хмельной улыбкой озаряла зал.
Так ночь прошла и утро наступило.
О, праздных дней стремительный поток!
Быстрей, чем эти высохли чернила,
истлел блаженства мимолетный срок.
В лицо летит колымская заря,
и в пустоту души из тьмы вселенской
Все гуще сыплет снег печали женской,
дробясь в промозглом свете фонаря.
Гости с юга
У нас уже листья летят.
Все кончено. Умерло лето.
Дожди по карнизам стучат.
Дни гаснут. Ни песен. Ни света.
Казалось, вот так и пройдет
докучливой жизни остаток.
<Но это уж слишком! Нельзя так <-
с укором гудел самолет.
И вдруг - суета, теснота,
коробки, цветы, чемоданы,
И праздничных лиц чернота...
О господи!.. Дальние страны!
Писали- встречайте на днях.
А сами - внезапней обвала.
Хмель юга смеялся в дверях,
и каждая капля в цветах
звездой кабулетской сияла.
Старые знакомые
Встретились. - Где пропадал?
Сколько за все эти годы
Я о тебе вспоминал!..
Тут же спустились в подвал,
скрылись от мокрой погоды.
Заняли столик, сидим.
Время метнулось обратно.
Стало вино золотым,
вспыхнуло солнцем закатным.
Он мне: - Послушай, старик,
где же мы прежде-то были?..
Я ему: - Ты бы на миг
мог иногда... Затрубили
трубы, зовущие нас
освобождать помещенье.
Осень. Двенадцатый час.
старой планеты вращенье
все ощутимей... Пора!
Не пропадай!.. Разбежались.
Кажется, было вчера...
Вот уж пять лет не встречались.
* * *
Зима в изголодавшемся тылу.
Свет в щелях темных ставен, дух запретный
мирского счастья - домик на углу
Переселенческой и Лазаретной.
В барачной комнатушке на полу
сплю, окружен любовью безответной
к жилью таинственному на углу
Переселенческой и Лазаретной.
Присаживаюсь ночью к их столу,
сижу у печки тенью неприметной,
ем хлеб чужой в том доме на углу
Переселенческой и Лазаретной.
И век прошел, и, словно шторм - скалу,
разрушили года причал приветный.
Лишь снег все тот же освещает мглу
Переселенческой и Лазаретной.
У тихой реки
Агеев смотрит, как течет река,
а мысль, идущая своей дорогой,
живет иным: ей кажется убогой
уверенная бодрость поплавка.
И думает Агеев: как же так,
жизнь утекает зря, а я не волен
ей помешать, как будто стар и болен...
Последний в рюмке утопив пятак,
я ничего не получил взамен.
Распался материк воспоминаний.
Едва очнешься - сразу этот плен
пустых часов, угрюмых ожиданий...
В душе проснулся жалкий червь вины.
Привычный взгляд неясного упрека
всплывает от коряг из глубины,
и всплескивает резко, одиноко.
Пора вставать, идти. Но не встает.
Из камышей ночной прохладой тянет.
Агеев медлит, мнет в руке осот,
и вот уже по грудь сидит в тумане.
* * *
Куда бежал? Зачем?.. Из грома - в гул,
из суеты - в похмелье, с карусели -
в круговорот дорог. И вот уснул.
И дни прошли, и годы пролетели.
Вдруг тихо стало. Поезд мирно спит.
Какая-то случайная стоянка.
На весь вагон один ночник горит.
Как ты проста, уютна, дня изнанка!
Неподдающаяся суете
чиста, щедра, как скатерть-самобранка,
алмазами сияет в темноте
морозных окон звездная обманка.
НА ПЕРЕКРЕСТКЕ
ВЕТРОВ
* * *
Стеклянный день весны. Пустое трепетанье
невнятных струн души. Мир, прожитый во сне,
остатком слов немых еще пылит в сознанье.
И с этим - жить?! Спешить?! Мечтать о новом дне?!
И в новом дне опять обманывать истому
сосущей пустоты?!.. О, подожди, душа!
Вздохнем счастливым днем и не дадим другому
трамваями греметь, в грядущее спеша.
Плотней закроем дверь... Не запряженный в дату,
Мир за окном застыл, светло открыл глаза.
И - льется синий март рекой по циферблату,
и светит со щеки счастливая слеза.
* * *
Запах сырости, тленья. Весна!
Ты, рывком просыпаясь от спячки,
слышишь кожей лица: тишина!
Значит, сколько прошло, старина?..
А, да стоит ли трогать болячки!
Пять ли месяцев, шесть ли? Прошло
время, жизнь...Понимаешь ли? - Время
жизни. А неразумное семя
снова дышит, и скулы свело
вдохновенье утраты. Глаза
прикрывая, как солнце свободы,
ловишь свет. И течет бирюза
сквозь ресницы, сквозь ночи и годы.
Воля! - вот чем надежда пьяна.
В прутьях ивы, в морзянке капели
раскатился трезвон свиристели.
Как больной, не вставая с постели,
сам себя погоняешь: - Весна!
* * *
И ты опьянеешь от воли,
от ветра и неба весны.
Захлестом восторга и боли,
что все же они сочтены -
погожие дни вдохновенья -
веселой волной естества
взорвется минута рожденья -
плеснувшая разом листва.
Лишь черные пни, как стигматы,
темнеют на вешней земле.
А юного грома раскаты
ликуют, гремят о тепле
целительном, о воскрешенье,
о новой стезе и строке.
Дареной синицей в руке
проснется внезапно прозренье:
да что я прикованный что ли
к печали, что дни сочтены!..
И - вновь опьянею от воли,
от ветра и неба весны.
* * *
Я уеду - останетесь вы,
дерева. Потому что куда вам?
Вы приписаны к лону травы,
к росной полночи, к птичьим октавам,
к бессловесной земле, наконец,
что была вам от века опорой.
Я уеду, поверьте, и скорый
унесет меня... Дразнит скворец
соловьиным распевом, зовет
в глушь и зной, под зеленую крышу,
где замшелые заросли пышут
пьяным медом живительных сот.
Я уеду - и возглас совы
острым следом пронзит мои годы.
Годы канут. Захлопнутся своды.
Я исчезну. Останетесь вы.
* * *
Сырая ночь. Высокий небосвод.
Стреноженные кони. С поворота
реки последний соловей поет.
Оглохнув от лягушек, спит болото.
В низинах обозначился туман,
парной, сенной, текучий, мимолетный.
И лепет слабых звезд плывет бесплотный
сквозь ночь, сквозь мир, сквозь синий океан
молчания. Уснули кони. Спит
сырая ива - только капли слышно.
Все парит сонно, нежно, терпко, пышно.
И только нехотя комар зудит.
Росное утро
Проснулись в ранний час.
Роса, как дождь, сияла.
И ослепило нас
такое дня начало.
Еще лежал туман
над речкой безымянной,
текущей в океан
по имени поляна.
Там солнце на ребре
стояло, просыпаясь,
безоблачной заре,
как детству, улыбаясь.
Счастливый василек,
вздымая подбородок,
приветствовал восток,
сиял, как самородок.
Нам жить в раю таком
судьбой предназначалось!
Но время напролом
всё в жаркий день умчалось.
Прощание с Ингодой
Как чисты и задумчивы воды твои, Ингода!
Праздник лета прошел. Паутина висит на заборах.
Крепнет шорох листвы. Этот пьяный и солнечный
порох
остуди синевой милосердных ладоней, вода!
Как пергамент, суха золотая пора сентября.
До последней строки я дошел. Через день улетаю.
Насмотрелся, как листья в огне без следа
исчезают.
Это было вчера. А сейчас догорает заря.
Так и век мой сгорит... Помоги, голубая вода!
Остуди это пламя! Прими хоть мальком
большеротым!
Чтобы складками мозга в мой череп - твои
повороты,
чтобы светом в слова - твои тихие дни, Ингода!
* * *
Замаячили ветер и пыль,
белый ангел пустынной дороги -
в тихой дреме плывущий ковыль...
В долгой жизни рискуя не многим,
не собрался ни разу ступить
на стезю отрешенную эту,
всё боялся свой путь упустить,
торопился. К какому рассвету? -
не сумею ответить. И вот
выше счастья и радости слаще
вольный ветер в лицо мне несет
запах лета и нежности вящей.
И дорога лежит впереди,
как судьба и последняя доля,
и на желтой окраине поля
свет клубится: - Не бойся, иди!
* * *
Тихо и ясно. Грустно и пусто.
Юно и зло. Одиноко и робко.
Снова листва осыпается с хрустом,
и опускаются руки, и тропка
вся под листвой утонула, уснула.
Низкое солнце, сосны литые...
Молодость! Ливнем ночным промелькнула -
чистым восторгом ответствовал ты ей.
Вспомнилось детство, туман по низине.
Вот и потеряна жизнь, как иголка.
Дятел стучит по засохшей осине.
Тянется просека молча и долго.
* * *
Поникла вселенная сада.
Сквозняк, пустота, тишина.
Холодная тень снегопада
земле сквозь деревья видна.
Ни звука в преддверье чего-то,
чему не открыта душа.
По саду гуляет забота:
умолкнуть и жить не дыша.
Стемнело. И темные ветры
на юг отнесли листопад.
Теперь только голые ветви
сквозь редкие звезды летят.
* * *
Еще немного - и насквозь
продутый мир откроет дали,
где все свершилось и сбылось:
и снег пришел, и реки встали,
и санный след по целине,
сверкая солнцем безоглядно,
скользит в минувший век. Нарядно
мерцает иней в тишине
березняка. И нет ни слов,
ни слез, ни писем, ни печалей,
ни деревень, ни городов,
ни божьих храмов, ни скрижалей.
Лишь только в красный час зари
вечерней солнечное око
глядит сквозь ветви одиноко.
Но скоро и оно сгорит.
* * *
Будни. Проза. Слова. Суета.
Небо жизни ненастьем закрыто.
Дремлет в темной воде у моста
островка камышового слиток.
Без оглядок и вся на виду
жизнь, как снедь из авоськи, наружу
выпирает. Предчувствуя стужу,
ветер гонит поземку по льду.
Торопиться?! Зачем? И куда?
Всюду это ненастье. Разруха
позади. Там толпятся года
скопом туч, громыхающих глухо.
Магазин. Остановка. Трамвай.
Без запинки, без бури - далече.
Вот и вечер. Бери, принимай!
Горько?!.. Знаю. Да было ли легче?
Позабытая кем-то мечта
над прохожими чайкой мелькает
и чужую беду оглашает:
- Будни! Проза! Слова! Суета!..
Но плывет, рассекая поток,
Камыша золотой островок.
* * *
Открылся срез сугроба. На виду
все снегопады, с самого начала,
когда трава еще судьбы не знала.
Вот этот снег прошел, когда по льду
мог только легкий камешек скользить.
А этот снег - страница той метели,
в которой все деревья облетели.
Вот черный лист, во всю летевший прыть
и прилетевший - запятой в строку,
в которой белый мир смежает очи
и опускается на дно безмолвной ночи.
Ах, лучше бы мотаться на суку.
Вот - снег другой: тогда меня мечта
над крымскими курганами носила...
Поднялся ветер. Туча день закрыла.
В живой стене исчез пролет моста.
Всех захватила летопись зимы.
Мы буквами мелькаем в тексте странном:
не листья облетевшие, а мы
становимся метущимся бураном.
Чтоб из весны глядящий человек
нашел рассыпанных по одиночке...
Узнаешь ли меня в застывшей точке ?
Произнесёшь ли:> Здравствуй,
давний снег!>..?
ШКОЛА РАЗЛУК
* * *
Сквозняк, движение портьеры.
Ты здесь, хотя тебя в помине
нет, но для памяти и веры -
ты здесь: стоишь на середине
пространства между небом черным
и мной. О, если б - дотянуться,
приблизиться рывком покорным!
Не говори, что божья руца
нас держит. Держит нас разлука.
Ведь и меня здесь нет... Барьера
не одолеть. Парит без звука
завороженная портьера.
* * *
Светло от холода и пустоты.
Мороз на ветви ожерелья нижет.
Позванивают мерзлые кусты.
А наше поле с каждым шагом ближе.
Надвинулось, вплотную подошло,
и вот уже слыхать тот самый ветер,
которым юность грезит на рассвете...
Легко, печально, молодо, светло.
Все было здесь. Ей было двадцать лет,
и широко глаза ее глядели
и хмурились моим словам в ответ.
И губы рдяно тлели. Мы присели
среди сухой травы. Шли облака.
Все сказано меж нами. На рассвете
она уедет. Поплывут века
в пустые дни...Солома спит в кювете,
поблескивая. Этот странный блеск
напоминает детский взгляд упрека.
Вдали белеет облетевший лес.
Да, все прошло. И та весна - далеко,
и поцелуй последний, и рука -
такая слабая! И невозможно
глядеть вослед. Касаюсь осторожно
последнего осеннего цветка...
Светло от холода и пустоты.
Мороз на ветви ожерелье нижет.
Как листья, ветер все унес мечты.
А прошлое все ближе, ближе, ближе.
Лунная ночь
Тишина и порядок на свете.
Только лес, ослепленный луной,
в этот час у тебя на примете,
только память о встрече одной.
Ты проходишь опять возле дома,
где звезда среди темных ветвей
светит ясно, упрямо, знакомо.
И сегодня ты встретишься с Ней,
угадаешь походку и голос,
скажешь имя, коснешься руки.
Паутины серебряный волос
вспыхнет лунным лучом у реки.
Вот опять надрывается чайка.
Как тревожна ночная мольба!
Ну о чем ты кричишь, попрошайка?
Для чего тебе память, судьба?..
Лунных теней застывшие сети
обозначили полночь до дна.
Тишина и порядок на свете,
в затаенной душе - тишина.
* * *
Значит, это и было судьбой? -
на излете беспечного мая
в вешнем дне поравняться с тобой,
чтобы с этой минуты иная
жизнь меня повела за собой.
Значит, было знаменьем цветенье
на земле и в дали голубой -
мимолетной грозы приближенье?
Значит, это и было тобой -
гвалт стрижей, и в реке - отраженье
облаков, и раскатов броженье,
и тяжелой листвы разнобой?..
Новой смуты и муки запой.
Сколько в прошлое кануло света!
Та гроза - роковая примета.
я отверг ее клятвой слепой,
обещанием днесь и всегда
быть заложником счастья...
Сегодня - снова осень- унылая сводня.
Снова с темного неба - вода.
Свет и скрип от ночного столба,
холод писем и ветра рулады
обещают, что этой преграды
не осилить, поскольку - судьба.
* * *
Все клонится к тому -и дело только в этом ,
чтобы забыть Вчера и Завтра позабыть,
чтоб лишь Сегодня быть, дышать вот этим светом,
закатом этим вот, последним, может быть.
Все клонится к тому, чтоб возвести в святыню
минуту, краткий миг мгновенья, мелкий штрих
во времени, что мчит, смирив свою гордыню,
сквозь нас и длится там, в потемках мировых,
чтоб нам опять дарить просторы океана,
поднявшего валы к случайным бликам звезд,
чтоб блесткой бытия сиять со дна стакана,
когда шумит прибой и бурей брызжет тост.
Все клонится к тому, и дело только в этом,
что нас опять швырнет на скалы, и волна
залижет все следы, и голосок брегета
умолкнет... Нас опять пугает тишина,
как в детстве: замерев, глядим, как тополями
играет низкий свет заката... Потому
так нужно нам следить, как тает над полями
тот свет, что через миг и он уйдет во тьму.
Но почему же вдруг пронзительно и зыбко,
срываясь - никуда, сияя - никому,
так пристально в душе стоит твоя улыбка?
* * *
И вовсе не думал о встрече.
Хотелось в чужом городке
дней десять пожить налегке.
А вот приглашен и привечен,
и выделен - взглядом, кивком,
улыбкой... Вино и гитара !
И голос!.. Как будто тайком
сближаются руки. В подарок
за тайну - две строчки. Пишу
на хрупкой салфетке. Светает.
Прошу - к моему шалашу.
Приходит. И день пролетает,
и - ночи, одна за другой.
И годы прошли. Незаметно
тот голос в дали безответной
растаял. И новой судьбой
захваченный, я не заметил,
как все растерял, позабыл.
Но что же там, в мире светил
так долго, так пристально светит?
Как будто забытое лето
вновь ночь наполняет мою.
И в шепоте лунного света
я голос былой узнаю.
* * *
Объясниться в любви не составит труда.
Нужно только не рухнуть под тяжестью снега,
на ветру устоять, пережить холода,
дотянуть до весны, когда ринутся с неба
золотого тепла разливанные реки...
Или, может быть, так ? - угодить под топор,
и, предвидя судьбу сквозь уснувшие веки,
из случайной руки опуститься в костер?
Чтоб на зов теплоты, на дыханье огня
почки разом раскрыть и, лишь миг зеленея,
словно слово любви, среди хмурого дня
вспыхнуть пламенем счастья: - Не гибну в огне я!..
Страшно только забвенье.
Запомни меня!
* * *
Лжи сорная трава,
бурьян дремучей лести,
и... трезвые слова
о верности и чести,
и липкое вино
на выспренних стаканах.
И - шепот сквозь окно,
прощение обмана,
прощание до... Ах!
Дитя проснулось... Не за..
Бывай!.. А на губах -
вкус крови и железа:
помада. Боже мой,
что скажут там, откуда
гремит приказ: - домой!..?
где хрипло, как простуда,
свистит щелями быт,
и, как песок текучий,
жизнь под откос летит,
и лезут в окна тучи.
* * *
Научились прощаться. Живем
ожиданьем мгновенья, минуты,
дня последнего, чтобы о нем,
сокрушаясь, твердить: никому ты
и не сват, и не брат, ибо нет
твоих чар - ожиданья и смуты...
День вчерашний, апрелем продутый,
маем выметенный - привет!
День сегодняшний (пух тополей),
в час зари протяну тебе руку -
и ладони коснется елей-
на успех, как на новую муку-
в спешке время и тело изжить,
торопливо все меры измерить,
и в ночи осторожные двери
лишь за миг до прощанья открыть.
Да и ты ведь не копишь минут
этой радости - видеть, как в небе,
ни в какой не нуждаясь потребе,
никуда... ниоткуда... идут облака?!...
* * *
Как говорит поэт, одета плоть страданья
туманной грустью лунного сиянья.
Когда бы так! - душа бы не горела,
не корчилось бы так во тьме моих ночей
израненное прежней лаской тело,
внимая шорохам ночных карагачей.
Когда бы так, я снова ждал бы встречи,
но я давно не жду и думать не спешу,
чтоб тот же вихрь меня опять калечил.
Перетерплю сей мрак. Передышу.
Пусть говорит поэт...Но спорит косный дух
с привычным дневником, как с двойником
наивным,
что окрестил весну своим светилом дивным.
Отведать бы ему сердечных оплеух!
Исчислить бы ему на счетах мирозданья,
чем наши радости насквозь напоены -
узнал бы, агнец, в эту ночь весны,
как жжется кровь любовного закланья,
как душит пластырь лунного сиянья
когда приходит ночь, но отступают сны.
* * *
Я вновь тебя забыл. Но, забывая снова,
не чувствовал беды забвенья. Проходил
короткий срок - и ты, и холода сквозного
присутствие опять мне прибавляло сил.
Я в прошлое входил, как в дом, где тени живы
усилием минут, часов, движеньем лет.
И я здесь есть, и ты, и праведны и лживы
здесь шелестят слова о том, что смерти нет.
Короткий срок, он тем и памятен, что мимо,
минуя боль и мрак, не трогая основ,
скользит его стопа. Но жизнь неумолима:
упрямо множит счет его глухих шагов.
И вот в последний раз забыл и не заметил,
как отошла зима, и верба зацвела...
Я именем твоим впервые не приветил
дождь золотых ветвей, которым ты была.
* * *
Четыре свечи, как четыре судьбы,
квадрату стола сообщая овальность,
мерцают, словес отвергая банальность,
и все же - четыре судьбы! На дыбы
привстали пустые бокалы. В окне
темнеют тревожные сумерки. Кто бы
подумал тогда, что на утро сугробы
холодным приветствием прянут ко мне!
Рванутся вдогонку, когда самолет
взорвет и умножит старанье метели...
Пока же над нами и счастье течет,
и музыка. Тени, как мы, опьянели
от легкого слова, от хмеля лозы.
Какие дела! Вы останетесь трое.
Не знаю, кому ты достанешься, Троя,
кого осчастливят победной грозы
раскаты?... Как чудно, что время стоит,
что тени танцуют на стенах, и стены
овеяны вихрем Прекрасной Елены!
Ночь нас разведет и надежду продлит.
Что будет со мной - я поведал уже.
Что будет с другими двумя - не гадаю.
Спокойно глаза на тебя поднимаю -
и грустно глазам, и свободно душе.
* * *
Море молча качает тебя.
Но причальные поручни крепки.
Рядом - весла, курортные кепки,
и такие же лица. Гребя
прочь от берега, волны идут,
как упрямые струги норманнов.
Бездыханны бутоны тюльпанов
у тебя на ладони. И тут
обрывается памяти речь.
Блики бриза. Широкий закатный
свет, который хотелось сберечь
про запас для дороги обратной,
поглотили туман и дожди.
Опустела, как степь, Черноморка.
Дней умчавшихся скороговорка
просыпается ночью в груди.
В трубы темных деревьев трубя,
подступает к глазам эспланада.
И опять за стеной листопада -
море молча качает тебя.
* * *
Ходить по улицам пустым
и знать, что встреча повторится,
ждать и не верить этим лицам,
глазам чужим, губам немым.
Что из того, что столько лет
и столько зим..! Что век разлуки
развел, как реки, наши руки,
что мира нет, и встречи нет...
Вчера я видел: там, где свет
сквозь дождь ночной привычно плакал,
опять знакомый силуэт
зиял в стене дождя и мрака.
* * *
Ничего не надо! Все при мне:
адрес твой, твой взгляд- воспоминанье,
слово, сказанное на прощанье
в громовой вокзальной тишине.
Все при мне - и пламя, и мороз,
яд хмельной, и трезвое лекарство
вежливости, нищенское царство
памяти, и забытья наркоз.
Ничего не надо. Ничего!
На душе- и зимний день, и лето -
смесь существованья твоего.
Но не в этом соль, и не об этом
надо бы... И надо ли? - Вопрос!
Острое излишество свободы
в этот день, как горький дар природы,
как пустого неба купорос.
Впору жизнь сначала начинать.
Прежняя, как осень отлетела.
Всё при мне - дорога без предела,
снег по сторонам, и это тело,
обречённое тебя искать.
* * *
Не изводи мне годы. Прощевай! -
как сказано. Ни дня, ни мига. Точка!
Уйди листвой осенней - до листочка.
Счастливый путь. Всё! Вон идет трамвай.
Не поминай. Не ты виной, а я.
Забудем вместе. Кончилась дорога.
Ты правду говорила: - Я - твоя...
Моя, моя, но только до порога,
а за порогом... Впрочем, что опять
трясти слова и душу лихорадить!
Все - от любви, но любопытства ради
к чему нам снова клятвы повторять!
Трамвай уедет, повторив кольцо
извечное. Останется осенний
день голубой. Плеснет листва в лицо -
и, прозревая в лиственном смятенье,
вдруг поредеют разом кленов тени.
Вчерашнее
Останется огнем
татарника, осенней
осины, тихим днем,
теплом твоих ступеней,
сентябрь, Кисегача
зеркальным умноженьем
небес, карагача
дрожащим нетерпеньем
остаться, как сосна,
зеленым... О, напрасно
твое тепло, Весна!
Твое вино - опасно.
Спины коснется тень,
войдет в лопатки холод.
Последний ясный день!
Едва сладимый солод
прощания... Уйдешь -
и руки листопада
разымутся. Не трожь
вчерашних солнц! Не надо
слов! Пусть лишь этот взгляд
со дна ручья лесного,
и - долгий аромат
татарника! И снова -
неделю погодя -
смущенное виденье,
и - серого дождя
внезапное вторженье.
* * *
Боль отболит - и все уйдет:
река, стрела косы песчаной,
и уголок обетованный
под ивами... Наперечет
все назову, все повторю -
полет ветвей, и свист пищухи,
луну, последнюю зарю,
и тремоло оконной мухи,
и тропку, по которой ты
в иную жизнь уйдешь - с другими
делить на празднике тщеты
убытки нежности с "благими
порывами". Сегодня- год,
как разошлись. Но ветер вешний
мне приговор свой дарит прежний:
боль отболит - и жизнь уйдет.
* * *
Утренний холод. Окно
глухо закрыто. Туманно.
Вдруг повторилось нежданно
воспоминанье одно.
Белого света пятно
тянется к смятой постели.
Было тепло и темно,
звезды спокойно горели,
сосны чернели вокруг
из-за плетеной ограды.
Сколько весны и услады
было в касании рук!
Здесь и простились. Прошла
целая жизнь. До чего же
было на счастье похоже
это прощанье! Была
ночь, озаренная сном
вечности...Словно проспали
жизнь. И теперь за окном
только полынные дали,
только туман, да простор
неотвратимой дороги,
въехавшей в этот убогий,
тихий, как кладбище, двор.
* * *
Уничтожены письма. Забыт
запах плоти и платьев. Изжита
память голоса. Медленный быт,
как улитка, влачит деловито
горб - свой дом, свою долю, свою
пристань. Благо ли эта дорога?
Я еще не ослеп, но пою
с той струны, что и прежде немного
задыхалась, а, может, лгала,
а теперь и сама уже верит,
что любила, колдуньей была.
Запах смуты, уюта, потери -
все смешалось. Теряя берет,
поднимаю глаза: неужели
там за окнами оцепенели
дни весны, и не старится свет?
И меня - ни пылинки - там нет?!
* * *
Я испытан любовью твоей,
равнодушьем твоим и забвеньем,
но захваченный шумом ветвей,
но пронзенный томительным пеньем
безмятежной зарянки в лесу,
забываю печалей причину.
И опять твое имя несу,
как высокое пламя лучины -
к затаенному чреву печи.
Этот жар мне не страшен отныне.
Кровью ягод на старой рябине
я клянусь: и во дне и в ночи
принимаю свой час и свою
безотрадную долю... Стихами
я кормлю только ветер, пою
только листьям... Рассвет петухами
потревожил раздумье. Рука
заслоняет улыбку. Откуда
залетело ты, милое чудо?..
И - толкаю к окну мотылька.
* * *
Все сказано. Больше ни слова, ни строчки!
Машина гудит. Голубеет дымок.
Уехала. След ее без проволочки
заносит поземка... Не думал, а - смог,
не чаял, а - вычеркнул, плетью пера
изгнал. Начинаются годы сначала.
Прости мою хмурую музу, сестра.
Ты счастья хотела, да ночь помешала,
напела руке про измену и лесть.
Куда же мне было деваться от мира!
Тебя не корю, не свергаю, но есть
тяжелая мера - суровая лира.
И вот, ухожу стороной, межевой
тропинкой. Снег в горле и лед на ресницах.
Прощай! Не зови меня в небо, синица.
Я знаю, ты море зажжешь подо мной.
* * *
В какую бездну падают слова!
В чужую жизнь, как в омут безответный,
как в руки ветра - желтая листва...
Вот камешек сбегает неприметный
вниз по откосу. Скок- поскок, быстрей!
О, пустота герою не преграда!
Летит. А следом - грохот камнепада.
Слова - сильней. Их след в душе острей.
И эта острота темна, длинна,
в столетие длиной... И было слово.
И слово было - Бог. А тишина -
лишь долгий отзвук возгласа ночного.
Я говорю, а ты - не слышишь. Два
дыхания, сливаясь воедино,
уходят ввысь, где Млечная путина
сияет, длясь всю ночь. Ей все едино -
твое молчанье и мои слова.
* * *
Что вещи называть своими именами!
Пусть лучше давний день синеет между нами
сияющим штрихом во времени разъятом,
пьянит росой зари, слепит огнем заката.
Пусть будут ветви ив весь день чертить чертеж
раздумий на песке, пока волна речная
их не сотрет совсем, и ветви, начиная
свой прежний труд, вздохнут...
Ты видишь? Узнаешь?
Разлука. Сотни верст. Дни. Месяцы. И годы.
И ночи... Дай забыть суетной жизни своды!
Смотри - встает луна, мель дыбится волнами!
К чему слова? Чтоб дни разлукой умножать?!
Чтоб вещи наделять своими именами,
и, протрезвев от слов, вдруг разучиться ждать?!
* * *
К тебе еще придет последнее мое
письмо. Порви его. Мне ничего не надо.
Мне только бы узнать, куда так долго падал
мой бесприютный пыл... Продолжим бытие
посильное. Таков итог. Клочки же эти
на ветер брось, и я почувствую, что ты
боишься тишины, бежишь от пустоты,
живешь другой весной, что по иному светит.
О, если бы узнать, что в черной круговерти
наметился пробел, и незачем тебе
опять ломать крыло, пытаясь в синей тверди
найти свою судьбу. К забытой ворожбе
прибегнешь: - Отпусти! Любовь болезни хуже...
И тут мое письмо последнее придет.
Пойми, мне только миг короткий этот нужен.
Прочти! Не то огонь тоски
письмо сожжет.
* * *
Я жил, как спал, давно не ожидая
вестей. Не то, чтоб этот сон отраден,
но словно комната, навеки обжитая,
до мелочей он ясен и не жаден
до перемен. И вот - осечка. Снова
слова с листка бумаги набежали,
заполнили собой все поры крова,
в ушах запели, в сердце застонали.
Ищу твои потерянные руки,
касаюсь губ повинными губами.
Зачем пришла? Для зависти? Для скуки?
Узнать, что - одинок?!.. Припали лбами
к стеклу. Я - здесь, ты - за окном. Ты -осень
ненастная, во мраке одинокий
светильник. Что тебя в моем вопросе
так огорчает? Жалящие токи
обиды?! О, ничем я не обижен.
Ты в темень канешь вновь, и сон продлится -
пустой, как жизнь, в которой только снится,
что еще розней можно быть, но ближе...
* * *
Две иволги, две нежности, два звука,
два осторожных, тайных бытия...
Как будто ты мелькнула там, тая
присутствие свое. Умолкли... Ну-ка
ещё! Две фразы!.. Но - молчат. Ни слова.
Все сказано. Конечно, это - ты.
И нет печальней светлой немоты
среди берез у родника лесного.
* * *
Тише неба ночного донской ледоход.
Облаками плывет истлевающий лед.
То звезда иногда в полынье промелькнет,
то пылающим углем пройдет самолет.
Тихий звон отлетает от черной воды.
Бубенцы в белом поле?! Сверканье слюды?!
Память жизни, уснувшей в полыни степной?!
Или дрожь не опавшей листвы за спиной?!
На другом берегу замирает костер.
На буксире в порту заглушили мотор.
Тишина. Фонари. Силуэт у причала.
Тротуар. Парапет. Влажный холод металла.
Тонкий запах реки, словно память разлуки.
Жизнь коснулась ребром неизбежной излуки.
Все осталось за ней. Лед уходит. Стихают
бубенцы - не спеша, навсегда уплывают.
* * *
Прости меня!.. И прислонился лбом
к холодному стеклу. Внизу дорога
текла в бескрайнем времени своем,
в ночном дожде поблескивая строго.
Прости меня, что так легко забыл
и так случайно вспомнил ночью этой.
Ты, вижу, не рассталась с сигаретой,
так и не смыт на пальцах след чернил.
Еще ты там, в саду, где ни души,
и фонари, и темный куст сирени.
Твой огонек, твоя рука, колени.
и на прощанье вскользь: ты мне пиши!..
Не написал ни строчки. Семеня
по тротуару, дождь заладил снова...
За жизнь - ни строчки! Бог ты мой! - ни слова.
И вдруг увидел все... Прости меня.
* * *
Мне все равно, ты помнишь или нет
обломки счастья, прежней жизни тени.
Погас мой долгий день, и что мне свет
воспоминаний, ветра и сирени!
Я не узнаю твой пустой подъезд,
когда пройду, себе под ноги глядя.
Мне темень этих окон очи ест.
И кто там, запинаясь, каясь, гладя
твое плечо, твердит о том, как долго
он о тебе не знал, - мне все равно.
Пусть штопает твой быт его иголка,
а для меня черно твое окно.
А для меня так холодно оно,
что в зное ночи лоб холодным потом
исходит... Господи, твоим заботам
зачем весну и память длить дано!
* * *
И отлегло. И долго умолкало.
Затихло вовсе. Только шелест слов
последних, давних. И его не стало.
И вот, освободившись от оков,
вдруг увидал, как зло и одиноко
Горит луна, прочесывая лес.
И он пошел теням наперерез,
пока луна к нему ни встала боком.
И вместе с ней он поглядел вперед
во тьму, что открывалась перед ними.
К его губам губами ледяными
ночь прикоснулась вдруг. Холодный пот
покрыл лицо. Пронзительно. Бело.
И этот снег уже ползет по жилам.
В груди опять очнулось, и заныло,
и потекло... А думал, все ушло.
* * *
Уцелевшей листвы
прошлогодние звуки.
Эти звуки правы:
не правы эти руки,
что хотели обнять
целый мир в одночасье,
и любви благодать
черпать мерою счастья.
Мимо вихрь пролетел.
Ночь, листвы бормотанье.
Снег и память - удел
тех, чья жизнь - расставанье.
Соком скорой весны
не пьянит их нисколько
одинокой луны
мандаринная долька.
* * *
Продолжим день. Что унеслось,
то унеслось. Уже другие,
не те, что прежде, на авось
начнем свой вечер. Золотые
проходят небом облака...
Не для меня твоя рука,
но сердце в доле самой малой...
(ты это мне сама сказала,
ты помнишь?)... Ветер ветви гнет.
Смеркается. Сидим без света.
Горит и гаснет небосвод.
Все повторилось. Даже эта
пичуга. Села на карниз.
Нахохлилась. Молчит. Ни звука.
Ну вот и кончилась разлука!
Жизнь прожита. Ее каприз
исчерпан. Мы теперь навек
вдвоем... На миг?! Не в этом дело.
И в это время хлынул снег.
И наша птица улетела.
* * *
Сладко пожили - мед на губах.
На ладонях ни ран, ни мозолей.
Надышались и счастьем и волей.
Только эта пурга в волосах -
ниоткуда. Да что седина!
Перебор. Слава богу, забыто
все, чем прежде была солона
жизнь! Беда ли, что где-то разбита
стынет юность в подъездах сырых?
Нынче все на местах и в достатке.
Та любовь, что корежила стих,
прогорела, как осень в распадке.
Ей на смену другая пришла.
И угасла. Жалеть ли об этом?
Дело давнее. Много ли света
от того, что когда-то была?
Наше счастье и воля при нас.
Счастье- день. Одиночество - воля.
Не вчера и не завтра - сейчас
пьем медовые запахи поля.
Мы прошли это поле. В лесах
бродит августа шум затаенный.
Лишь, пугая твой взгляд отрешенный,
молча воет пурга в волосах.
* * *
Одна гитара прежняя, один
луч на полу, одно движенье шторы...
Ты так спешил! Все одолел затворы.
Что ж удрученно смотришь? Пыль руин
давно годами прочь отнесена.
Задень струну - вдруг возродятся годы!
Весенние опять рванутся воды.
И - прикоснулся. Но молчит струна.
Луч растворился в сумерках. Подъезд
один знакомым отозвался гулом,
и лето в дверь открытую дохнуло -
былое лето этих жарких мест.
Все туже время вьет свои круги.
И слушает устало бог молчанья,
как будят одинокие шаги
не отклик стен, а эхо мирозданья.
* * *
Не боюсь вспоминать о тебе,
потому что мне больше не надо
ждать, как счастья, просвета в судьбе.
Есть и в грусти и свет, и отрада,
и свобода тебя вспоминать.
Целый день не кончается вечер.
Серых туч немудреную кладь
тащит по небу сумрачный ветер.
Далеко ты теперь. А тогда
я не ведал, прощаясь под утро,
что теряю тебя навсегда.
В море счастья на лодочке утлой
я пустился. Мои берега
потерялись в метели кромешной.
Словно чайке, душе безутешной
только буря теперь дорога,
только терпкая соль глубины,
исторгающей в скорби мятежной
выдох, полный любви, и вины,
и надежды, ревнивой и нежной.
* * *
Переболит неистовое пламя.
Внезапный дождь остудит угли. Прах
затмит листвы сияющее знамя.
Опять весна поднимет гул в лесах.
И в этом гуле растворится слова
последний звук. Теперь лети из рук,
воспоминанье! Всё пришло на круг.
Но ты на нем уж не возникнешь снова,
любви недолгой мимолетный миг.
Перегорело то, что отболело.
В огне затих ветвей глубокий крик.
Путями дней блуждать уходит тело.
* * *
Позабыто до дна и навек.
Лег на землю, на ветви, на крыши
затаивший дыхание снег.
Все спокойней на свете, все тише,
все дремотней. Ушла суета.
Задохнулся любви поединок.
Погребен, и не надо поминок.
Жизнь прозрачна опять и проста,
и доступна житейской мечте
вновь предаться забытой дороге,
видеть сны в холостяцкой берлоге.
О свобода! К заветной черте
приближаюсь - опять одинок.
Пламя вечной надежды невинной
запалил впереди костерок.
Отрекаюсь от доли рутинной!..
Но зачем же так остро скрипит
снег, на землю низвергнутый снова?
Оглянись - и тебя просквозит
острый холод страданья чужого.
* * *
Соты окон наполнены светом зари,
И душа говорит воробью: - говори!
куролесь! торжествуй! щебечи! Хлопочи! -
и средь белого дня, и в промозглой ночи,
когда холодом ясным до края пронзен
замирает над городом звезд легион,
когда сердцу понятна и взгляду ясна
эта истина - это не наша весна.
Прозрение
Долгов не погасить, не искупить вины.
Нет времени - ни дня, ни часа, ни минуты.
Мы у судьбы в тисках, судьбой разведены,
расходимся навек и разнимаем путы
обманов, праздных слов, ошибок, маяты.
Свободны! Бесприютная, как жизнь, дорога
вплывает в душу, в кровь - и холодно, и строго...
Давно забытый грех, неужто это ты? -
грех мимолётных встреч, пыланье губ впотьмах,
полет на поводу у случая, поблажка
хмельной минуте, снег на пряных волосах,
свет на ресницах... Не замерзни, пташка-
печаль... Весны уже не будет никогда.
Развеяно навек гнездо, где воссияла
любовь - как перекат речной, шумят года -
и выгорела вся, и горсткой снега стала.
Однако и поднесь развалины видны:
в печальных снах живут. Так долгая поземка
не гасит слов твоих, и в спину бьет котомка:
долгов не погасить, не искупить вины...
СОДЕРЖАНИЕ
1.Старые знакомые
Сегодня ночью будет снег................................................. .
4.
"Счастье, ради тебя одного.............................................
..
5
От темна до
темна................................................................ 6
"В ожиданье какого
прозренья.."..................................... 7
"Безмятежна, солнечна,
легка.."...................................... 8
"Будет ветер в деревьях шуметь.."..................................
9
"Сейчас я есть, потом меня не будет.."........................... 10
"Томленье струн и света истеченье.."............................ 11
"Пустая улица,
трамвай..".................................................
12
"Пыль отдыхает, уснула
листва.."...................................13
В
итоге.......................................................................
............. 14
"Хорошо нам в гостях на
земле..".....................................15
"Оставьте ваши домыслы в покое.."...............................16
"В Никольском тишина и
свет.."...................................... 17
"Оставим в покое
слова..".................................................
18
В зимней
ночи......................................................................
.19
"Россия- как по тетиве
щекой.."....................................... 20
"Вскользь- коньками по льду- свиристели.."................. 21
"Все, что было останется в
нас..."................................... 22
"Довольно ждать. Напрасный, тяжкий труд..."............ 23
У могилы Татьяны Гнедич............................................... 24
"Как день назад и год
назад..."...........................................25
На станции
Евсино............................................................... 26
Памяти певца Валерия Агафонова...................................27
"Друг приехал. Снег
идет...................................................
28
"Бегун, принесший весть из Марафонфа........................29
Отпускник...................................................................
...........30
Гости с
юга.........................................................................
....31
Старые
знакомые.................................................................32
"Зима в изголодавшемся
тылу...".....................................33
У тихой
реки........................................................................
34
"Куда бежал? Зачем? Из грома- в гул..."...................35
2. НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ВЕТРОВ
"Стеклянный день весны. Пустое трепетанье...".........37
"Запах сырости, тленья.
Весна!..."................................... 38
"И ты опьянеешь от
воли,.."..............................................39
"Я уеду- останетесь
вы..."..................................................40
"Сырая ночь, высокий
небосвод..."...................................41
Прощание с Ингодой........................................................:.
43
Замаячили ветер и
пыль..."................................................
44
Тихо и ясно. Грустно и
пусто...............................................45
Поникла вселенная
сада.......................................................46
Ещё немного - и
насквозь.....................................................47
"Будни, проза, слова,
суета...".............................................48
"Открылся срез сугроба. На
виду..."................................. 49
3. ШКОЛА РАЗЛУК
"Сквозняк, движение
портьеры...".....................................51
"Светло от холода и
пустоты..."...........................................52
Лунная
ночь........................................................................
......53
"Значит, это и было
судьбой..."............................................54
"Все клонится к
тому..."........................................................55
"И вовсе не думал о
встрече..."............................................56
"Объясниться в любви не составит труда..."...................57
"Лжи сорная
трава...".............................................................58
"Научились прощаться.
Живем..."......................................59
"Как говорит поэт, одета плоть страданья..."...................60
"Я вновь тебя
забыл..."......................................................... .61
"Четыре свечи, как четыре судьбы..."..............................
62
"Море молча качает
тебя..."................................................
.63
"Ходить по улицам
пустым..."..............................................64
"Ничего не надо. Все при
мне..."......................................... 65
"Не изводи мне годы. Прощевай
!..."...................................66
Вчерашнее...................................................................
............. ..67
"Боль отболит- и все
уйдет...".............................................
.68
"Утренний холод,
окно...".......................................................69
Уничтожены письма, забыт..................................................70
Я испытан любовью твоей....................................................
71
"Все сказано. Больше ни слова, ни строчки...".................72
"В какую бездну падают
слова?..".......................................73
"Что вещи называть своими именами!.."..........................74
"К тебе еще придет последнее
мое.."...................................75
"Я жил, как спал, давно не
ожидая.."..................................76
"Две иволги, две нежности, два
звука.."............................77
"Тише неба ночного донской
ледоход.."..............................78
"Прости меня !..И прислонился
лбом.."...............................79
"Мне все равно, ты помнишь или
нет.."..............................80
"И отлегло, и долго
умолкало..".............................................81
"Уцелевшей
листвы.."................................................................82
"Продолжим день. Что
унеслось..".........................................83
<Сладко пожили: мёд на
губах..>.............................................84
"Одна гитара прежняя,
один..".................................................85
"Не боюсь вспоминать о
тебе..".............................................
.86
"Переболит неистовое
пламя.."..............................................
.87
"Позабыто до дна и
навек.."......................................................88
"Соты окон наполнены светом
зари.."...................................89
Прозрение...................................................................
....................90
